- Они здесь повсюду, - проговорил Макмертри. - Никогда не видел более отвратительного зрелища! Это все следовало бы спалить!
- Да вся эта гадость, мистер Макмертри, быть может, и исчезнет сама собой, если только нам удастся разыскать Краеугольный Камень.
- И что же мы станем делать, если отыщем его?
- Вот отыщем, тогда и будем думать.
- Пожалуй. Но Камень может находиться где угодно, а Дом не маленький. Поиски могут занять несколько недель.
- В таком случае нам следует приступить к ним немедленно, мистер Макмертри. Немедленно.
ГЛУБИННЫЙ ПЕРЕХОД
В душе мистера Хоупа проснулся опытный юрист-следователь. Он смотрел на стоявшего перед ним худощавого гонца так пристально, словно был способен взглядом очистить того слой за слоем, как луковицу, добраться до самой сердцевины, и тогда понять, не лживо ли послание, лежащее на дубовом столе рядом со смятым конвертом. Разговор происходил в кабинете Хоупа, в бильярдной. До полудня было еще далеко, но в бильярдной царил полумрак небо затянули тяжелые тучи, а окна чуть не до середины завалило снегом. Как жарко ни пылали в камине дрова, снег падал непрерывно, и Хоупу все время было холодно, а сейчас его и вообще знобило, словно мороз пробирал до костей.
- Повторите, как к вам попало это письмо, - сказал он, стараясь придать голосу сдержанность и спокойствие.
- Его доставил в Верхний Гейбл курьер из Муммут Кетровиана. Больше мне ничего не известно.
- А вы из Верхнего Гейбла?
- Нет, сэр. Я третий из гонцов. Я получил письмо в Гаханджине. Велено было доставить как можно скорее.
Хоуп видел, что гонец очень устал. Пряди черных волос на лбу склеились от испарины, одежда намокла, пропитавшись потом. В бильярдную гонец вошел, тяжело дыша. Хоуп с пристрастием допрашивал его уже двадцать минут, но ничего подозрительного не обнаружил.
- Вы сослужили важную службу для Хозяина Эвенмера, - проговорил наконец дворецкий. - Ступайте на кухню, повар накормит вас. Вам придется задержаться во Внутренних Покоях до тех пор, пока я не позволю вам уйти, ради блага Дома. Надеюсь, это понятно?
- Да, сэр.
Когда гонец удалился, Хоуп самым внимательным образом несколько раз перечитал письмо и лишь потом поднялся и вышел из-за письменного стола. Сжав листок с посланием в руке, он прошел мимо выхода в сад, повернул налево, в боковой коридор, миновал главную лестницу, столовую и буфетную и подошел к двери, ведущей в гостиную. Дверь была открыта, и зрелище, представшее перед глазами Хоупа, заставило его забыть о важности того, зачем он сюда пришел. В гостиной находились Енох, Сара и Чант. Темно-синее поле ковра было уставлено мягкими креслами, кушетками, оттоманками и столиками. Старый иудей восседал на диванчике с цветастой обивкой, а Чант, стоя возле окна, занавешенного шторой из золотистого дамасского шелка, читал стихотворение Йитса. Не успел он прочесть и двух строф, как Сара резво вскочила с невысокой кушетки и, весело улыбаясь, принялась читать в унисон с Фонарщиком:
Пора, пора в дорогу мне, в мой Иннисфри веселый,
Стоит там хижина в саду, обмазанная глиной,
На грядках там цветут бобы, над ними вьются пчелы.
Там стану жить я в тишине и слушать гул пчелиный.
Она медленно пошла по кругу возле Чанта, тот поворачивался, не спуская с нее глаз, и они продолжали в унисон нараспев произносить строчки:
И в душу утренней росой, сверчка немолчным пеньем
По капле, тихо снизойдут отрада и покой,
Звездой полночной озарят, согреют знойным полднем.
Овеют крыльями стрижей вечернею порой.
Их голоса слились воедино - тенор и сопрано, и мягким эхом зазвучали, оглашая гостиную:
Пора, пора туда, ведь днем и ночью слышу,
Как плещет, ласково смеясь, озерная волна,
Покуда жив я на земле, где б ни был я на свете,
В глубинах сердца моего мне песнь ее слышна.
Сара и Чант, не сбившись, в лад произнесли последнее слово. Сара захлопала в ладоши, Чант смущенно улыбнулся, а Енох от души зааплодировал.
- Восхитительно! - воскликнул Хоуп. - А я, к стыду своему, алфавит от начала до конца, не сбившись, произнести не могу.
- Но уж кодексы законов цитируете без запинки, - усмехнулась Сара. Даже точек и заголовков не пропускаете. Идите к нам. Зима, похоже, затянулась, а поэзия позволяет мне хоть ненадолго забыть о тревогах.
- Боюсь, это письмо только прибавит тревог, - сказал Хоуп и помахал листком бумаги. - Подписано якобы Хозяином, но пожелания, которые здесь излагаются, меня смущают.
- От Картера! - воскликнула Сара, широко открыв глаза. - Читайте же скорее!
- Хорошо. Письмо адресовано мне, и написано в нем следующее:
Мне грозит беда. Какая именно - не могу объяснить из боязни того, что это письмо будет перехвачено, и тогда всему конец. Но я требую, чтo6ы кo мне немедленно прибыли Сapa, Енох и Чант. Я обнаружил путь, называемый Глубинным Переходом, им они и должны воспользоваться. Если у вас возникнут кaкиe-либo сомнения относительно подлинности письма, напомните Саре о нашем ночном разговоре у камина - мы гoвopили о том, что у нас с ней нет детей. Помните: я не стал 6ы никого из вас подвepгaть опасности без крайней необходимости.
- Далее подробно указано, как найти вышеупомянутый переход, - сказал Хоуп, - а в конце стоит вроде бы подлинная подпись Картера.
Он подал письмо Саре, та жадно пробежала его глазами и воскликнула:
- Это его подпись! У меня нет в этом никаких сомнений. Мы должны идти.
- Но погодите, миледи, - возразил Хоуп. - Подпись могла быть подделана. Анархисты это наверняка умеют.
- Но он пишет о нашем разговоре у камина. Это можно считать паролем. Кто еще мог об этом написать, как не Картер?
- Вот на этот вопрос мы и должны ответить, - сказал Хоуп. - Кто-нибудь еще мог знать об этом разговоре?
- Никто. Мы были одни.
- А он не мог кому-нибудь пересказать ваш разговор?
- Уж во всяком случае, постороннему человеку он бы ничего пересказывать не стал, - покачала головой Сара. - О таком не говорят походя. Может быть, он мог бы об этом рассказать Даскину, но больше никому. И даже если бы такое произошло, вряд ли рядом мог находиться кто-то из врагов, кто бы подслушал.
- А не могли анархисты прознать про это каким-то еще способом? спросил Хоуп.
- Не стоит говорить обиняками, - отозвалась Сара. - Нет, Картер не признался бы в этом даже под пытками. Он бы скорее солгал.
Хоуп ненадолго задумался.