- Но зачем он сделал это? Зачем мой отец отдал меня анархистам? Неужели я для него ничего не значила?
- Нет. Не думай так. Нам не дано знать, что побудило его к такому поступку. Моя мать тоже совершала ужасные поступки. Люди становятся дурными не сразу, а постепенно, шаг за шагом. И все же, каковы бы ни были причины его поступка и независимо от того, сделал он это под чьим-то влиянием, или его одурманили, или он просто лишился рассудка, - ты сама тут совершенно ни при чем. И ни в чем не виновата.
Потом Лизбет уснула посреди мягких игрушек и кукол, а Даскин стерег ее сон. Только здесь Даскин наконец мог рассмотреть Лизбет при свете дня, и пока она спала, он не спускал с нее глаз. Пусть ее лицо покраснело от слез - она все равно была дивно хороша собой. Растрепанные волосы обрамляли голову и плечи и отливали золотистым блеском. Дерзко вздернутый подбородок, маленькие, нежные, неулыбчивые губы... Но больше всего Даскина привлекал в Лизбет ее мятежный дух, родственный ему. Правда, в этом он сам бы себе не осмелился признаться, потому что взрывы ее эмоций пугали его, он боялся и ее ранимости, и ее могущества. Он думал о том, какой станет Лизбет, оказавшись в уютной гостиной, когда она будет сидеть и безмятежно пить чай, и ее роскошные волосы будут уложены в красивую прическу по последней моде? Неужели и тогда она останется неприрученной, дикой, останется свечой, готовой вспыхнуть, как только ее поднесут к пламени?
Проснувшись, Лизбет улыбнулась - печально и радостно одновременно.
- И правда, какая красивая комната. "Завтра это все покажется мне сном. Я не смогу поверить в то, что видела, к чему прикасалась, что снова говорила с тобой".
- Неужели ты заучила наизусть "Грозовой перевал" от корки до корки? спросил Даскин.
- Почти всю книгу, хотя любимые места помню лучше, - ответила Лизбет и села. - Я ее перечитывала столько раз все эти годы и разыгрывала по ролям. Кроме этой книги, мне не с кем было поговорить.
- Должен признаться, что к стыду своему, я ее не читал, - сказал Даскин. - А вот Сара наверняка читала. Лизбет изумленно взглянула на него.
- Не читал? А я думала, эту книгу читали все. - Признание Даскина ее явно смутило. Помолчав, она сказала: - Это история любви.
- Судя по тому, что слышал, мне трудно в это поверить, - отозвался Даскин. - По-моему, это история мести.
- О нет! Это на самом деле история любви, потому что любовь - это предательство и боль.
- И ты веришь в это?
Лизбет смотрела на Даскина. Глаза ее вдруг растерянно забегали.
- Так меня любит Человек в Черном. Даскин покачнулся, как от удара.
- Так вы... любовники?
- Любовники? - Лизбет рассмеялась. - О нет. Мы с ним - как Кэти и Хитклифф. Он относится ко мне как к дочери. Дарит мне по двенадцать свечек. Заботится обо мне.
- И тебе хочется именно такой любви?
- Мне... Но просто другой любви я не знала.
- Когда мы вернемся в Эвенмер, ты будешь свободна и сможешь сама выбирать, как жить.
- И я смогу жить в старом доме в Иннмэн-Пике, с Сарой и графом Эгисом?
- Сара там больше не живет, но ты могла бы, как и она, жить во Внутренних Покоях. Лизбет задумалась.
- И мне можно будет держать мышку? Даскин рассмеялся:
- Мышку? Мы раздобудем тебе щенка! Глаза Лизбет озарились радостью.
- Я не видела щенков... так давно!
Они пошли дальше по залу. Куда - это было ведомо только Лизбет. Обернувшись к Даскину, она смущенно спросила:
- Если эта комната - творение моего разума... то я - ребенок? Ты так думаешь?
- С какой стати я должен так думать?
- Но ведь тут так много игрушек...
- На самом деле я думал о том, что в тебе так много неистраченной нежности. И еще я думал о том, как выглядела бы комната, которую сотворил бы я.
- Наверняка она была бы еще более чудесна, - улыбнувшись, сказала Лизбет.
- Не знаю, - покачал головой Даскин. - Получается, что несколько поколений в моем семействе по материнской линии были анархистами. Не сказались ли на мне эти родственные связи? Вдруг моя комната оказалась бы битком набитой всякой анархической мишурой? Здесь я впервые всерьез задумался о разглагольствованиях моего двоюродного братца.
- Это больно? Ну, то есть душе твоей больно от этого? Даскин вздохнул:
- Больно. Большую часть моего детства меня окружала ложь. Почти с рождения меня воспитывали как анархиста. Если бы я вырос где угодно, а не во Внутренних Покоях, я бы непременно стал анархистом. Быть может, даже стал бы одним из тех, кто тебя похитил. Мне неприятно думать об этом.
- Ты бы ни за что так со мной не поступил, - уверенно проговорила Лизбет. - Ты добрый, Даскин. Ты был добр ко мне с первой встречи - еще тогда, на вокзале в Иннмэн-Пике. Ты всегда был добрый. И хотя, как ты говоришь, тебя растили анархистом, ты им не стал.
- Однажды Сара сказала мне, что я - беспокойная натура, - отозвался Даскин. - Думаю, она права. Возможно, из-за влияния анархистов я не знал своего истинного призвания. Видимо, моя мать прилагала немало сил к тому, чтобы я его не знал.
- Но ты сам избрал свой путь, - возразила Лизбет. - Иногда Человек в Черном говорит мне слова, от которых мне становится приятно. Он говорит о том, что я стану принцессой, что я стану управлять Новым Порядком, что настанет день - и люди будут поклоняться мне в холодных залах этого дома. И все же я никогда не мечтала о том будущем, которое он мне обещает. Я мечтала о Малом Дворце в Иннмэн-Пике. Я мечтала о траве и холмах и о звездах на настоящем небе. Я мечтала о малиновках. Он все отнял у меня, но этого не отнял.
Даскин усмехнулся.
- Твоя храбрость придает храбрости и мне. Я готов сразиться с анархистами! Я последую твоему примеру и не сверну с собственного пути. Какие же они глупцы! Они даже не в силах понять истины, заложенной в этом зале!
- Этого я не знаю, но они очень жестоки. И нам нужно поскорее уйти отсюда. Нам предстоит путь по темному туннелю - самому темному на свете.
- Ты боишься?
- Да. Но мы должны пройти этим путем.
ПОТАЙНОЙ ЗАЛ
Мистер Хоуп поднялся из-за своего письменного стола в бильярдной. В комнату, печатая шаг, вошел капитан Глис. Они обменялись рукопожатиями, и Хоуп налил Глису чая из серебряного чайника.
- Сразу перейду к делу, сэр, - сказал Глис, - потому что знаю, как вы волнуетесь. Мы прошли весь Глубинный Переход от начала до конца и наткнулись на дверь, изготовленную из материала, не похожего ни на один из виденных мною раньше. Его не брали ни пули, ни ломы, и в конце концов, понимая, что дело безотлагательное, я приказал взорвать динамитом дверь, а потом - стену. Безрезультатно. Из какого бы материала ни состоял Глубинный Переход, этот материал сделан не людьми. Мы все испробовали. Мне очень жаль.
Хоуп пожал плечами и провел ладонями по лицу.
- Этого я и боялся. Уже не впервые мы обнаруживаем в Доме непроходимые места. Думаю, с этой дверью не совладал бы и Меч-Молния. Есть у вас какие-нибудь предложения?
- Отправить войско в Шинтогвин. Но последствия такого шага вам должны быть понятны.
- Да, - печально кивнул Хоуп. - Погибнут сотни наших воинов. Но сколько же мы можем ждать? Говард Макмертри сражался на стороне анархистов во времена Войн за Желтую Комнату. Следовательно, мы вправе предположить, что Сару, Еноха и Чанта заманили в ловушку. Я уже испробовал все дипломатические каналы. Шинтогвин не идет на переговоры. Муммут Кетровиан, как выяснили наши агенты, пуст. Там не осталось ни души. Дом каждый день претерпевает все новые изменения.
- Мы начали мобилизацию, - сказал Глис. - Через две недели у границ Шинтогвина будет стоять войско.