- Где они? - закричал он. - Куда, черт побери, они скрылись? Они в безопасности?
- Луиза дала мне его в тот самый день, когда видела тебя в последний раз, - холодно сказала Кармита и красноречиво посмотрела на сожженную конюшню.
Лука сжал кулаки, по лицу прошла судорога. Его охватил стыд.
- Я не... я... о, черт! Черт побери. Где они? Обещаю, я им не поврежу. Просто скажи мне.
- Да, понимаю. Время было сумасшедшее. Тебе сейчас стыдно. Знаю, ты и волоса на их головах не тронешь.
- Да, - он старался взять себя в руки. - Послушай, мы творили тут ужасные вещи. Бесчеловечные. По отношению ко всем: мужчинам, женщинам, детям. Вину свою я признаю. И ведь когда делал это, все сознавал. Но тебе не понять, что мною двигало. И не только мною. Всеми нами, - в знак обвинения поднял палец. - Но ведь ты не умирала. Не доходила до полного отчаяния. Да я счастлив был бы отправиться к Люциферу, а не находиться в том месте, где нас заперли. И сделал бы это, пошел бы прямо к воротам ада и умолял бы, чтобы меня туда пустили. Но не было такой возможности ни у меня, ни у других, - он согнулся, энергия покидала его. - Ну пожалуйста. Я просто хочу знать, все ли у них в порядке. У нас здесь есть и другие неодержанные, и дети тоже. И в городе есть. Мы о них заботимся. Не такие уж мы чудовища.
Кармита почти смутилась и огляделась по сторонам.
- А Гранту ты об этом сообщишь?
- Да, да. Обещаю.
- Хорошо. Я, правда, не знаю, где они сейчас. Рассталась с ними в Байтеме, они сели там на самолет. Я видела, как он отлетел.
- Самолет?
- Да. Это была идея Женевьевы. Они хотели лететь в Норвич. Думали, будут там в безопасности.
Он крепко держался за лошадь. Без этой опоры, казалось, рухнул бы оземь. Черты лица исказились от горя.
- Пройдет несколько месяцев, прежде чем я доберусь до города. Да и то, если удастся сесть на корабль. Проклятье!
Она осторожно притронулась к его руке.
- Извини. Я тебе в этом вряд ли помогу. Но твоя Луиза - сильная девушка. Уже если кто и избежит одержания, так это она.
Он недоверчиво на нее посмотрел. Потом горько рассмеялся.
- Моя Луиза? Сильная? Да она и грейпфрут себе подсластить не может без служанки.
Господи, Боже мой, ну как же ты по-глупому воспитывал детей! Зачем не показал им, каков мир на самом деле? Да как же, они ведь леди, наше общество их защищает. Оберегал от всего, как положено отцу. Показывал им только светлую сторону жизни. Твое общество - дерьмо, оно ничего не стоит. Да разве можно его назвать обществом? И жизнь ваша не жизнь, а показуха. Ни себя не можете защитить, ни любимых. Люди должны выйти из скорлупы. Да, внешнего мира для нас не существовало, пока вы, уродливые демоны, не явились и не разрушили наш мир. Мы жили здесь многие столетия, и дом наш был хороший и уважаемый. А вы его уничтожили. Уничтожили! Вы его у нас украли, а теперь пытаетесь переделать все, потому что вы все ненавидите. Вас даже дикарями нельзя назвать, вы гораздо хуже. Неудивительно, что даже ад вас не принимает.
- Эй! - Кармита потрясла его. - Прекрати.
- Не прикасайся ко мне! - завопил он. Тело его страшно тряслось. - О Господи, - упал на колени и закрыл лицо руками. Из-под скрюченных пальцев хлынули слезы. - Я это он. Я он. Между нами нет разницы. Мы этого не хотели. Понимаешь? Не такой должна быть здесь жизнь. Здесь должен быть рай.
- Нет такого места, - она потерла его спину, стараясь расслабить напряженные мышцы. - Ну, у тебя все получится. Как и у всех остальных.
Голова его слабо качнулась. Кармита решила, что он с ней согласился. И решила, что сообщить ему о беременности Луизы сейчас явно преждевременно.
10
Мортонридж, истекая кровью, уходил в океан. Агония была продолжительной и тяжелой. Вызванные кризисом боль, мучения, горе обратились в грязь. Вязкая, крадущаяся, бесконечная, она подтачивала решимость обеих сторон и опустошала окружающую среду. Верхний слой почвы сползал с центрального горного хребта полуострова, словно порванная кожа с позвоночника, и скользил к берегу. Два дня чудовищного дождя, и чернозем, скапливавшийся здесь в течение тысячелетия, полностью уничтожен. То, что раньше представляло собой драгоценную, богатую нитратами, бактериями и местными червями плодородную почву, обратилось в густую грязь.
Грязевые потоки смывали все на своем пути, обнажая плотный субстрат смесь гравия и глины, стерильный астероидный реголит. В расщелинах его не осталось ни семян, ни спор, ни яиц, да если бы даже что-то и сохранилось, то питательных веществ, чтобы поддержать их, здесь тоже не было.
С помощью сенсорных датчиков платформ стратегической обороны Ральф разглядывал в океане быстро растущее плотное черное пятно. В устье Джулиффа на Лалонде было нечто похожее. Но оно там было небольшое. Тут же дело пахло экологическим бедствием. Такой беды не было с двадцать первого века. Морские животные умирали в бесчисленном количестве, задыхаясь под трупами своих млекопитающих родственников.
- Знаешь, она была права, - сказал он Каталю к концу первой недели Освобождения.
- Кто?
- Аннета Эклунд. Помнишь, она сказала: для того чтобы спасти деревню, нам понадобится ее уничтожить. А я тогда еще сказал ей, что сделаю все, что понадобится, чего бы это ни стоило. Господи, Боже мой, - он свалился в кресло. Если бы не сотрудники за стеклянной стеной, схватился бы за голову руками.
Каталь смотрел на экран монитора. Нездоровое пятно возле мортонриджского побережья выросло, заменив собою сжавшееся облако. Дождь еще не перестал, но шел с остановками. Зловещее облако приняло нормальные очертания, в нем были промежутки.
- Да ладно, шеф, они сами это сделали. Не надо тебе казнить себя за это. Ни один человек из тех, что спаслись в ноль-тау, тебя не осуждает. Да они тебе еще и медаль повесят, когда все кончится.
Говорили о медалях, присвоении титулов, повышении по службе... Ральф не обращал на это внимания. Все это побрякушки, какой от них толк? Спасать людей - вот что нужно делать в первую очередь. Мортонридж уже не оправится. Не стать ему тем, чем он был. А может, эта уничтоженная земля и станет лучшим памятником, предупреждением будущим поколениям. И правду эту не уничтожить ни одному историческому ревизионисту. Освобождение, решил он, не будет победой над Эклунд. Это не последнее ее выступление.
Экейша легонько постучала в открытую дверь и вошла в комнату вместе с Янне Палмер. Ральф жестом пригласил их сесть, и дверь, по его команде, закрылась на кодовый замок. Началась виртуальная встреча. Княгиня Кирстен и адмирал Фарквар ждали за овальным столом отчета о прошедшем дне. На столе развернулось трехмерное изображение Мортонриджа. Маленькие мигающие символы отмечали ход кампании. Число красных треугольников, означавших скопление одержимых, за последние десять дней сильно возросло, так как облако похудело, и сенсоры беспрепятственно сканировали землю. Наступающие силы зеленые шестиугольники - сплошной, параллельной берегу, 65-километровой линией двигались в глубь полуострова.
Адмирал Фарквар, наклонившись над картой, с унылым видом изучал ситуацию.
- Менее десяти километров за день, - мрачно сказал он. - Я думал, к настоящему моменту мы продвинемся дальше.
- Вы бы этого не сказали, доведись вам пойти по этой дьявольской грязи, - возразила Экейша. - Сержанты творят чудеса.
- Да я не хотел никого критиковать, - поспешно заметил адмирал. - В такой ситуации они действуют великолепно. Мне просто хочется, чтобы нам хоть немного повезло, а погода, как назло, благоволит Эклунд.
- По-моему, она начинает поворачиваться к нам лицом, - сказал Каталь. - Дождь и грязь вывели из строя все ловушки, которые они приготовили для нас. Мы знаем, где они находятся, и теперь одержимые от нас не ускользнут.
- Насколько я вижу, наземная операция идет хорошо, - вступила в разговор княгиня Кирстен. - У меня нет к вам претензий. Однако мне не нравится число потерь, которые происходят с обеих сторон.
На цифры, окруженные золотой рамкой, Ральф старался не смотреть. Однако забыть их не удавалось.
- Количество суицидов среди одержимых нарастает с угрожающей скоростью, - признался он. - Сегодня это уже восемь процентов, и ничего с этим мы поделать не можем. Они делают это намеренно. В конце концов, что им терять? Цель нашей кампании - освободить захваченные ими тела. Если они лишат нас этой возможности, то ослабят нашу решимость как на земле, так и на политической арене.
- Если это так, они глубоко заблуждаются, - заявила княгиня Кирстен. Потому-то и сильно наше королевство, что моя семья принимает жесткие решения, когда в этом возникает необходимость. Кампания будет идти до тех пор, пока сержанты не встретятся на центральной горе Мортонриджа. И все же, я хотела бы узнать, что вы предлагаете для уменьшения потерь.
- Существует пока лишь один способ, - сказал Ральф. - Вряд ли безупречный. Мы замедляем продвижение авангарда, а за это время успеваем, сконцентрировав силы, окружить врага. В этот момент используем минимальное количество сержантов против повстречавшихся на их пути гнезд одержимых. А это означает, что сержантам для подавления противника придется применять усиленный обстрел. Когда одержимые поймут, что проиграли, они перестанут противостоять пулям. В противном случае проиграем мы. Каждый погибший человек станет рекрутом для души из потусторонья.
- Если увеличить количество сержантов, насколько уменьшатся потери?
- В настоящее время сержантов больше, чем одержимых, процентов на тридцать. Если мы удвоим количество сержантов, то, по нашим расчетам, самоубийства снизятся до четырех-пяти процентов.
- Само собой, обстановка улучшится, когда фронтовая полоса сократится, а число одержимых уменьшится, - сказал адмирал Фарквар. - Мы сейчас растянулись на максимальную длину, оттого что недостаточно углубились на территорию противника. Фронтовая полоса велика, зато сержанты встречают немало одержимых.
- В ближайшие три-четыре дня ситуация коренным образом изменится, заверил Каталь. - Почти все одержимые уходят от линии фронта так быстро, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах. Скорость нашего наступления значительно возрастет, так что фронтовая полоса неминуемо сузится.
- Сейчас они бегут, - согласилась Янне Палмер. - Но в пятидесяти километрах от линии фронта имеются большие их скопления. Если у них есть здравый смысл, они перегруппируются.