Однако двери вновь приотворились, и вновь заглянул тот же охранник, хотя физиономия у него была несколько обескураженная:
- Ваша Светлость, к вам снова князь Длиннорукий.
- Пусть входит, - не отрываясь от бумаг, ответил князь Григорий.
Дверь открылась шире, и в кабинет вошел собственной персоной бывший царь-городский градоначальник князь Длиннорукий. Барон Альберт от неожиданности вскрикнул, а два Длинноруких застыли как вкопанные, с изумлением глядя друг на друга.
- Ну, что там такое? - нехотя оторвался Григорий от своих государственных дел.
- Вот... - пролепетал барон Альберт, дрожащим перстом указывая на двух Длинноруких.
Князь же Григорий, кажется, вовсе не удивился такому повороту.
- Ну что ж, прекрасно, - проворчал князь, скривив губы брезгливой усмешке. - Верно говорят, что хорошего человека должно быть много. Но два князя Длинноруких для одной Белой Пущи, пожалуй, уж совсем замного будет.
- Да что ты, князь-батюшка, это ж я Длиннорукий! - с чувством ударил себя в грудь "первый" Длиннорукий. - А он самозванец, рази ж ты не видишь?
- От самозванца слышу, - не остался в долгу "второй".
- Прекратить базар! - поднялся во весь рост из-за стола князь Григорий. - Кто из вас самозванец, а кто нет, мы еще разберемся. А пока отправьте их обоих у темницу.
- Слушаюсь! - отчеканил заметно повеселевший барон Альберт.
- Этого - у подвал, а того - у башню, - продолжал князь Григорий, - и глазу не спускать. C обоих.
- Как же так! - чуть не хором завозмущались оба Длиннорукие. - Из одной темницы да в другую!
Но дюжие охранники уже тащили их прочь из княжеского кабинета.
- Как ты думаешь, кто из них настоящий, а кто нет? - спросил князь, оставшись вдвоем с бароном Альбертом.
- Не знаю, но во всем согласен с Вашей Светлостью, - дипломатично уклонился тот от прямого ответа. И вдруг смекнул: - А ну как оба самозванцы?
- Здравая мысль, - хмыкнул князь. - Но если двух Длинноруких для одной Белой Пущи будет замного, то что уж говорить о двух самозванцах!
***
За обедом в королевской трапезной царила обстановка самая мрачная и отчаянная, хотя за окном ярко светило солнышко, и разноцветные витражные стеклышки в окнах еще больше разукрашивали и без того пестрые стены.
Все сотрапезники сидели, уткнувшись в тарелки и изредка бросая друг на друга подозрительные взоры. Один лишь король Александр находился в наилучшем расположении духа: он подтрунивал над неловким пажом, то и дело проливавшим ему вино на одежду, бросал изумрудным перстнем солнечные зайчики на стены и потолок и вообще всячески старался подбодрить своих друзей, пребывавших в состоянии глубокой хандры.
- Ну что вы так раскисли, господа? - говорил король. - Пейте вино, веселитесь, радуйтесь, пока живы!
- Ваше Величество! - сверкая своими большими темными глазами, вскочила донна Клара,
- Ну, в чем дело, сударыня? - повернулся к ней Александр.
- Ваше Величество, позвольте обратить ваше высочайшее внимание на синьора Данте.
- Ну и что же? - пожал плечами король, бросив взор на Данте.
- A с чего это он ничего не ест?
- Кусок в горло не лезет, - буркнул Данте.
- Вот именно, - обрадовалась донна Клара, - потому и не лезет, что вы уже ночью...
- Что ночью? - с вызовом глянул на нее синьор Данте.
- Пообедали, вот что! - выпалила донна Клара.
- Вздор вы говорите, сударыня, - отрезал Данте, однако демонстративно взял с блюда огурец и откусил половину.
- A овощи хорошо идут после мясного, - не унималась донна Клара, однако синьор Данте даже не стал на это ничего отвечать.
- Господа, прекратите препираться, - слегка повысил голос Александр, заметив, что донна Клара собирается продолжать свои обличения. - И вообще, для лучшего пищеварения ученые эскулапы советует за трапезой говорить о чем-то приятном. Например, о высокой поэзии.
Как заметила Надя, это предложение не встретило у сидящих за столом особого энтузиазма, однако возражать королю никто не стал.
- Иоганн Вольфгангович, может быть вы нам все-таки что-нибудь прочтете? обратился Александр к заморскому поэту. Иоганн Вольфгангович словно только этого и ждал. Выхватив с ловкостью факира из кармана какой-то свиток, он принялся читать:
- Нихтс ист иннен! Нихтс ист ауссен!
Денн вас иннен - ист драуссен...
- Благодарю вас, - сказал король, терпеливо выслушав до конца, - но, простите, насколько мне известно, никто из нас не владеет языком вашей музы, да и я знаю его лишь как разговорный...
- Нихт проблемен! - широко улыбнулся Иоганн Вольфгангович и извлек еще один мятый листок. - Вот тут другой мой стихотворение в переводе. - И он, немного запинаясь, торжественно зачитал:
- Кто с плачем хлеба не вкушал,
Кто, плачем проводив светило,
Его слезами не встречал,
Тот вас не знал, небесные силы!..
"Нечто похожее я уже где-то слышала", - подумала Надя, пока Иоганн Вольфгангович раскланивался в ответ на сдержанно-вежливые аплодисменты сотрапезников, которых в этот момент высокая поэзия явно волновала меньше всего.
- По-моему, превосходно, - высказал свое суждение Александр. - A теперь, господа, с вашего позволения, я тоже хотел бы прочесть несколько строчек.
- Неужели и Ваше Величество заразились неизлечимой болезнью сочинительства! - удивленно воскликнула мадам Сафо, всплеснув полными ручками.
- Увы, - покачал головой Александр, - сам лишенный дара сочинительства, я способен лишь на покровительство... Дело в том, что после Касьяна остались четыре или пять стихотворений, на которые людоед, видимо, не обратил внимания.
Король протянул руку, и Перси подал ему несколько неказистых листков. При этом паж тихо, чтобы остальные не услышали, прошептал: