147038.fb2
Александр величественно кивнул и, бегло просмотрев рукописи, остановился на стихотворении, которое он, по-видимому, счел наиболее подходящим к случаю:
- Я хотел открыть тебе душу,
Но ты ей предпочла мое тело...
Во все время чтения паж украдкой наблюдал за присутствующими - не выдаст ли кто-то себя невольным взглядом или жестом.
***
Увидав боярина Василия, Беовульф очень обрадовался, а когда узнал, что за причина привела к нему вчерашнего гостя, то пришел в неописуемый восторг и в лучших чувствах заключил Дубова в могучие объятия.
- Так, значит, вас пытались заколоть?! - взревел Беовульф. - Ну вы, в природе, даете!.. Да ради бога, живите, сколько хотите, у меня вы будете в полной безопасности, ко мне сюда ни одна сволочь не полезет - убью! - И, несколько успокоившись, добавил: - Боярин Василий, милости прошу пожаловать ко мне в рыцарскую залу, выпьем по кубку старого доброго винца за ваше счастливое спасение!
- Не откажусь, - улыбнулся детектив.
Рыцарская зала представляла собою обширное помещение, стены которого в живописном беспорядке были увешаны старинными портретами, боевыми доспехами и охотничьими трофеями.
- Прошу! - широким жестом указал Беовульф на огромный стол. Василий отодвинул громоздкое кресло, но непроизвольно вздрогнул: из-под стола с громким лаем выскочила огромная лохматая собака.
- Грегуар, молчи, шельмец! - прикрикнул Беовульф. - Мой любимец, пояснил он, целуя пса прямо в морду. - Я его, знаете ли, в честь князя Григория так назвал. Чудная псина, только гадит где попало... - Беовульф хлопнул в ладоши, и слуги внесли в залу огромный серебряный жбан и два позолоченных кубка.
- Это мои самые лучшие, - с гордостью пояснил радушный хозяин, щедро разливая вино. - Их за верную службу пожаловал моему пращуру, Гильденкранцу, сам королевич Георг.
- Какой королевич Георг? - отпил Дубов из кубка.
- А, ну тот, что основал наше Мухоморье, сиречь Новую Ютландию. Его ведь выгнали из Ютландии, вот он сюда и перебрался.
- А за что его выгнали? - заинтересовался Василий.
- Ну, он там такого начудил, просто любо-дорого! - захохотал Беовульф. Такую потасовку устроил - папашку своей невесты взял да и зарезал, понимаешь! Как завопит: "Крысы!" - и шпагой в занавеску раз, и все. А нечего было стоять за занавеской! Во как... В другой раз заявился на совещание королевских советников с медведем на цепи... Вот с этим, указал радушный хозяин на изрядно тронутую молью медвежью шкуру, висевшую на стене. - A когда на самого своего дядюшку, на короля то есть, стал наезжать, так это вообще! Да уж, славные были времена - не то что сейчас. - Беовульф горестно вздохнул, подлил себе в кубок мутного вина и опрокинул его в горло. В этом чувствовался опыт и сноровка. - Ну что, боярин Василий, налить вам еще? - предложил Беовульф своему гостю.
- Можно, - чуть заплетающимся голосом ответил Дубов. В своей Кислоярской действительности он отнюдь не слыл безупречным трезвенником, но и к столь обильным возлияниям не привык.
- Себе я налью поменьше, - как бы извиняясь, сказал хозяин. - Мне ведь на свидание с дамой пора идти. А вы тут продолжайте, сделайте милость.
- Дама та самая, что вы давеча говорили?
- Ну конечно! Ах, какая женщина, какая женщина... Мне для нее ничего не жалко, я ей даже свой лучший золотой перстень подарил, вот как!
Василий открыл рот, явно собираясь что-то сказать, но передумал и вместо этого отпил из кубка немного вина.
- Ну, я побежал, - засуетился хозяин. - А вы тут располагайтесь, чувствуйте, как дома.
- Извините, я хотел бы немного отдохнуть, - сказал Василий. - Знаете, после столь бурной ночи...
- Конечно, конечно! - понимающе загромыхал Беовульф. - Слуги укажут вам горницу, и отдыхайте хоть до скончания века!
***
Королевский летописец Пирум, принявший Чаликову в древлехранилище, расположенном в одной из башен замка, по своей наружности оказался совсем не похожим на тех не очень многочисленных историков, коих Наде довелось увидать воочию, а именно старца Пимена из оперы "Борис Годунов" и кислоярского кандидата исторических наук госпожу Хелен фон Ачкасофф.
Чаликову, а точнее пажа Перси, встретил невысокого роста плотный мужичок в валенках и залатанной серой фуфайке, на фоне которой ярко выделялся пестрый шейный платок. Летописец широким жестом окинул свое хозяйство - обширное круглое помещение, заставленное старыми комодами и высокими, почти до потолка стеллажами - и произнес чуть скрипучим голосом:
- Ну вот, наконец хоть кто-то залюбопытствовал. A то ведь так и пропадут невостребованными сии драгоценные немые свидетели былых веков. Его Величество уже известил меня, дабы я всячески способствовал утолить твою любознательность, о мой дражайший юный друг!
Говоря это, Пирум снял с одного из стульев, также весьма древнего происхождения, ворох пожелтевших бумаг, кинул их на пол и пригласил гостя присесть.
- Благодарю вас, господин летописец. - Надя поудобнее устроилась на стуле. - Для начала мне хотелось бы узнать, как возникло Мухомо... то есть Новая Ютландия.
- Нет ничего проще, мой юный друг, - с готовностью откликнулся Пирум. Беспристрастные скрижали сберегли немало свидетельств, подлинных и мнимых, тех незапамятных лет, и единственная трудность в том, как отделить зерна истины от плевел вымысла, поелику не все очевидцы одинаково относились к тем давним событиям.
- Ну так может быть вы расскажете о них так, как лично вы их видите? предложила Надя.
- Увы, скромное положение королевского древлехранителя и летописца не дает мне права истолковывать то, что было, на собственный лад, - высокопарно ответствовал Пирум. - Мой долг - быть беспристрастным и непредвзятым повествователем, дабы не уподобиться некоему господину Стобхарду, коий злонамеренно извратил сии давние и кровопролитные деяния на потребу невзыскательным зрителям своих бездарных представлений!
Летописец подошел к стеллажам и, ловко взбежав по приставной лестнице, безошибочно снял с полки старинную книгу.
- Так слушай же, мой юный друг, - начал Пирум, спустившись с лестницы и поудобнее устроившись за столом, - сию повесть о печальных и вместе поучительных событиях, имевших быть более трех столетий тому назад на другом конце мира, вдали от сих мрачных и бесплодных болот!
- В просто Ютландии? - догадалась Надя.
- Именно там. Жил в Ютландии королевич, именем Георг, хотя разные летописцы называют его иными именами, более привычными их наречиям. И вот обуяла сего королевича лютая гордыня, насланная бесами и злыми духами, и ввергла его в отчаяние и бурную безосновную подозрительность: довел он возлюбленную свою девушку до умопомрачения, а ближнего царедворца, мужа мудрого и доблестного, зарубил булатным мечом, приняв за диавола в крысьем обличье. Короля же, дядюшку своего, подозревал он в отравлении бывшего короля, Георгова батюшки, и также тщился умертвить. И завершились все эти безобразия тем, что переполнилась чаша терпения, и Георга изгнали из Ютландского королевства. Тогда он пустился странствовать вместе с приближенными своими, некими... - Пирум заглянул в книгу и по слогам прочитал: - Некими вельможами, имя коим Гильденкранц и Розенштерн. И когда после долгих трудных скитаний оказались они в наших краях, то королевич Георг приобрел за вполне умеренную плату обширную часть болот у белопущенского князя Феодора Шушка и, взяв в жены дщерь его Василису, обосновал на сих болотах королевство, кое нарек Новою Ютландией. И надобно тебе сказать, что здесь отпустили его бесы и злые духи, и правил он долго и справедливо, а хозяйствовал весьма рачительно и даже пытался осушать болото, но не успел, а в потомках, увы, не нашел достойных продолжателей своих славных дел. Да вот можешь сам взглянуть.
Пирум подвел Надю к запыленному окну, сиротливо тускневшему меж двух высоченных полок, ломящихся под весом старинных пергаментов, и указал вдаль, где под косыми лучами предзакатного солнца блестели какие-то длинные нити.
- Это и есть болотоосушительные канавки, - пояснил Пирум. - Они тянутся далеко, на много верст. A между ними такие стрелки суши, у нас их прозвали грядками. Но поелику труды короля Георга остались незавершенными, то все так и стоит уже три века. Одна польза, что на этих грядках много грибов водится, и отнюдь не токмо мухоморов.
"Значит, Александр - еще и прямой потомок князей Шушков, - отметила Надя. - Будем это иметь в виду на крайний случай, если ничего не получится с Марфой".
- A кстати, господин Пирум, - продолжала Надя, когда они вернулись за стол, - меня вот еще интересует насчет княжны Марфы...
- Ничего не знаю, - неожиданно помрачнев, буркнул летописец.
- Да? A Его Величество сказывал, что вы как раз много чего могли бы поведать, - как ни в чем не бывало проговорила Надя. - И еще он настоятельно просил передать, чтобы вы были со мной предельно откровенны, о чем бы я не спросил. Если это, конечно, не касается государственных тайн.
- Зачем тебе об этом знать? - в беспристрастном голосе Пирума прорвались страдальческие нотки. - Ничего хорошего от этого не будет, поверь мне!
- Да нет, сам я ничего предпринимать не собираюсь, - успокоила Надя летописца. Это была если и не правда, то не совсем ложь. - Но, может быть, удастся придумать способ, как ее спасти?.. - Надежда с надеждой поглядела на Пирума.
- Ну ладно, - решился древлехранитель. - Но только поклянись, что не воспользуешься тем, что я тебе поведаю, во вред кому бы то ни было, и прежде всего - самой Марфе.
- Клянусь! - Чаликова торжественно стукнула себя в грудь.
- И что же влечет твою любознательность, мой юный друг? - успокоившись, перешел Пирум в свой обычный велеречивый тон.
- Ну, о том, что злой колдун превратил княжну Марфу в лягушку, я уже наслышан, - подумав, ответила Надя. - И что вернуться в свой облик она может, только если ее поцелует некий Иван-царевич. Вот, собственно, и все. - В ожидании захватывающей романтической истории Чаликова уставилась на своего ученого собеседника.