Он уже давно спешился и разговаривал с Каэтаной, стоя перед ее конем.
- Таурта Феана приказала мне немедленно разыскать тебя, как только проведала о твоем появлении. И приказала умолять тебя посетить дворец. Она велела передать, что встретила бы тебя лично, но тяжкий недуг приковал ее к кровати. - Лицо Эльбескоя опечалилось. И он добавил совсем неофициальным тоном: - Это правда, принцесса. Бабушка старается, она молодчина, и редкий бы воин вынес столько страданий, сохранив рассудок, но двигаться она не может.
Каэ не стала спрашивать, откуда таурта Феана узнала о прибытии отрада сангасоев. Тем более она почувствовала, что никаких темных мыслей у сайнанга не было, и приняла приглашение.
- О! - воскликнул юноша. - А вон и моя свита пыхтит. Бедняги, я от них оторвался и поехал дворами. А им спесь не позволяет. Тащатся по центральной улице, жарятся на солнце, да и дорога длиннее. Но все же успели.
Куланн только-только удивился, что родственник таурты прибыл без свиты и стражников, как они уже появились из-за угла. Пышная процессия мулов и коней и огромных добродушных слонов, украшенных попонами и султанами из перьев. Звенели золотые и серебряные колокольчики, звякали доспехи стражей, одетых по такому торжественному случаю в сверкающую сталь, раскалившуюся на солнце, отчего смуглые лица воинов были покрыты капельками пота. Добрые три или четыре десятка сановников напоминали яркий цветник, который ползет куда-то по своим делам. Барнаба с восхищением уставился на одного из первых всадников, ехавших в беседке на спине слона. Он был такой же толстый, такой же невообразимый и разноцветный, как и само Время. Пухлые пальцы вельможи были унизаны драгоценными перстнями, плащ больше походил на парус корабля, спускаясь чуть ли не до земли.
- Хочу такого же слона, - заявил Барнаба, повернувшись к Каэ.
- Вот закончится все, так хоть десяток. А пока не приставай.
- Ты вечно отмахиваешься от чужих проблем, - обиделся тот. - Ладно, подожду. Но учти, не меньше пяти.
- По рукам.
Сползший с разморенного мула сановник уже собрался было произнести речь, примерный текст которой, набросанный на листке, он сжимал в руках. Но Каэ бросила на юного сайнанга умоляющий взгляд, и умница Эльбеской все понял. Жестом остановил вещающего и приказал двигаться во дворец, где благородных гостей с нетерпением ждала таурта Феана.
Несколько часов путешественники приходили в себя от жары и усталости, отмокая в прохладных бассейнах и отдыхая на прохладных простынях. Все еще наслаждались покоем, тишиной и свежестью, когда Каэтана вызвала служанку и сообщила ей, что она готова навестить государыню. Некоторое замешательство вызвал ее категорический отказ оставить в покоях Такахай и Тайяскарон - к таурте нельзя было входить с оружием. Но подоспевший сайнанг разрешил проблему, взяв на себя смелость разрешить Каэ эту вольность.
- Они будут лежать где-нибудь рядом, в ножнах, и никому не помешают, пояснила Каэ.
- Хорошо, принцесса, - согласился Эльбеской. - Будет так, как вы того пожелаете. Это приказ таурты.
Комната государыни была пропитана тяжелым запахом притираний, снадобий и трав. Зашторенные окна почти не пропускали свет. Воздух здесь был еще более спертый, чем в остальной части дворца. Сайнанг вежливо пропустил Каэ вперед себя, вошел следом и закрыл двери. Слуги и телохранители за ними не последовали.
Таурта Феана лежала на огромном ложе, до пояса укрытая вишневым покрывалом. Она была такая маленькая и сухонькая, а кровать такая необъятная, что Каэ не сразу заметила государыню. Та лежала погруженная в полумрак спальни, словно в пещере, опираясь на груду подушек. Лицо ее было алебастрово-белым и покрытым тонкой сетью морщин. Уголки рта были страдальчески опущены, а огромные черные глаза глубоко запали. Однако лицо еще хранило следы былой красоты красоты неземной, удивительной и редкой. Каэтана ни к селу ни к городу подумала о том, что не знает ничего о муже Феаны и отце Эливагара. Больше всего богиню поразили волосы старой государыни - роскошные, золотистые, как у юной девушки, они жили собственной жизнью, окутывая королеву так плотно, что Каэ вначале и приняла их за одеяние.
Повелительница Хартума пошевелилась при ее появлении и подняла высохшую, тонкую до прозрачности руку.
- Я рада видеть тебя. Более того, я счастлива. Эльбеской, мальчик, посмотри, нет ли кого за дверью?
- Нет, бабушка.
- Вот и хорошо, - улыбнулась таурта. Улыбка осветила ее лицо, и оно внезапно просветлело. - Я знаю, кто ты и зачем прибыла на Иману, прекрасная богиня, - неожиданно сказала она, обращаясь к Каэтане. - Не бойся, я спокойно говорю это при моем внуке, потому что он заслуживает такого же доверия, как ты сама и как мой покойный сын Эливагар. Я не знаю, сколько еще смогу править Хартумом. Единственный мой наследник - этот юный сайнанг, но для него, прекрасного, молодого, еще не начавшего жить, - это страшное наследство, ибо он честный человек. И не перебивай меня, - строго сказала таурта, приказывая юноше молчать. - Сядь в сторонке. Я не для того ждала Кахатанну, чтобы воспитывать тебя в ее присутствии...
Да, я знаю, что ты - Богиня Истины. И твой путь привел тебя сюда за талисманом Джаганнатхи. Я рада, что дождалась. За этим талисманом стали охотиться вновь лет двадцать пять назад. Первый посланник пришел к моему супругу, таурту Кэдмону, и попросил уступить его повелителю некую вещь в обмен на покровительство и любые блага, какие пожелает иметь государь Хартума. Мы знали, что это значит. И прекрасно представляли себе, чем чреват отказ. Кэдмон, мой возлюбленный муж, был настоящим рыцарем, он и сына вырастил таким. Ни страдания, ни горе, ни угроза скорой смерти не принудили его открыть тайну талисмана. Он погиб через два года при невыясненных обстоятельствах. Но я и без выяснений знаю, что его убили сторонники Ишбаала.
Таурте было тяжело говорить, и она некоторое время хватала ртом воздух. Сайнанг подал ей кубок с каким-то питьем, очевидно целебным, потому что ей заметно полегчало. Еще через минуту старая государыня продолжила свой рассказ:
- Ты, должно быть, удивлена, что все это мне известно и что я узнала о твоем прибытии. Открою тебе свою тайну. Я не человек. Я альсеида. Ты удивлена? Ты не представляешь себе, что альсеида может быть такой старой и уродливой?
- Ты прекрасна, Феана.
- Я была прекрасной. Я была ослепительной, когда встретила Кэдмона, человека Кэдмона, и полюбила его. Я ушла из своего леса и стала его женой. Хотя он предупреждал меня, что на его предках и на нем самом лежит проклятие - некая тайна, известная членам его рода. Но мне было все равно, я мечтала принадлежать ему, и моя мечта сбылась. Эливагар унаследовал внешность отца и его чистую душу.
После смерти моего супруга Кэдмона сын стал тауртом Хартума. Это было большим горем для меня, но я не могла ничего изменить. Еще когда посланник Ишбаала явился к Кэдмону, мы заранее попрощались и условились, что я постараюсь сопротивляться Злу столько, сколько будет моих сил. И что наш сын тоже постарается. О! Он был могучим и чистым душой, я уже говорила... Он выдержал десять лет. Он счастливо избежал многих ловушек, не поддался искушениям, перенес страдания. Его невеста умерла незадолго до свадьбы. Вот почему у Эливагара нет детей. А потом мы подумали, зачем обрекать еще одну невинную душу на горе и муки? Я знала, что он не вернется с той охоты. Он сам мне сказал, что к нему придет смерть. И я осталась одна - ждать того, кто должен спасти мир. Я понимаю, богиня, что тебе тяжко это слышать. Спасение мира - неблагодарное занятие и отнимает жизнь, не давая взамен ничего, кроме сознания выполненного долга. Но у тебя все получится. На свое горе, я владею даром прорицания. И я прорицаю тебе успех. Вряд ли ты будешь ему рада, но я не стану отравлять твою жизнь предсказанием того, что случится еще очень не скоро. Зачем? Это лишняя боль...
Таурта задыхалась, но продолжала говорить. И голос ее звучал все громче, все чище, все моложе, становясь голосом прекрасной альсеиды Феаны, полюбившей однажды человека.
- Я знаю, где талисман, и Эльбеской знает. Мой мальчик проведет тебя к тайнику, чтобы ты могла спокойно уничтожить этот ужас. Ты ведь знаешь, что, кроме тебя, никто не может этого сделать.
- То есть как это "никто"?
- Ни один бог, ни один смертный, ни одно существо иной крови не может разрушить талисман, не выпустив при этом в мир смертельное количество темной силы. И это только твой путь...
- Прекрасно, - сказала Каэ.
- Твой перстень укажет тебе, куда идти дальше. Он болтлив, но, в сущности, добряк и неглуп. А у меня есть огромная просьба к тебе.
- Я исполню ее, - пообещала Каэ.
- Мой внук одной крови с Кэдмоном и Эливагаром. На нем заканчивается их несчастный род. А талисман Джаганнатхи жестоко мстит тем, кто мог им воспользоваться, но не стал этого делать. Он убьет Эльбескоя, и только тогда земля Хартума будет чиста, когда ты уничтожишь это исчадие зла. Не противоречь мне, я знаю. И Эльбеской тоже знает, уже давно.
Так вот, я хочу, чтобы мой мальчик поехал с тобой. А после его смерти ты станешь тауртой Хартума. Только так я смогу быть спокойна за свою землю. Я понимаю, что ты не сможешь жить здесь, но ведь ты можешь поставить в Хартуме наместника. Того, кто будет править от твоего имени, кто заслуживает твоей дружбы и доверия. Обещай мне, что после смерти Эльбескоя ты сделаешь это...
- Феана! - Каэ даже задохнулась на полуслове. - Эльбеской юн, прекрасен и могуч. Он должен жить еще многие годы. Я не хочу обещать тебе то, что мне кажется страшным.
На глазах старой государыни показались слезы.
- Ты столько сражалась со злом, но все еще не веришь в его безжалостность и жестокость. Эльбеской обречен. Лучше, если он погибнет в бою. В противном случае он будет умирать так же, как я. А я не желаю ему такой смерти.
- Покажи ей, бабушка, - тихо произнес сайнанг. - Это нельзя описывать словами.
Государыня вздохнула и откинула покрывало. Когда взгляд Каэтаны упал на ее тело, она почувствовала, что кровь отхлынула от щек, голова закружилась, а сердце забилось быстро-быстро.
У Феаны были поражены ноги, правый бок и часть левой руки. Тело в этих местах было высохшим, похожим на серую пыль, с изъеденными краями. Ни крови, ни ран, но от этого становилось только страшнее.
- Если бы я была человеком, - печально молвила альсеида, - я бы умерла в течение месяца. А так живу. Но поверь мне, это не лучший выход.
- А чем... - Каэ с трудом произнесла первые слова. Горло, сдавленное сочувствием и сопереживанием, отказывалось повиноваться.
- Чем лечить? - улыбнулась таурта. - Ничем, прекрасная богиня. Чем помочь? Только тем, о чем я тебя попросила. Эльбеской так же болен, как и я. Это проклятие талисмана. Пообещай, Кахатанна. Иначе мне нельзя будет умереть еще очень долго, а это бессердечно.
- Обещаю, - прошептала Каэ.
- Вот и хорошо, - расцвела таурта. Сайнанг укрыл ее покрывалом, она блаженно откинулась на подушки и продолжила: - Мальчик отправится с тобой. Я останусь править Хартумом до тех пор, пока он будет жив, чтобы на тебя не наваливалось слишком много проблем сразу. Но когда его не станет, отправь сюда своего наместника. Я дождусь его и передам ему дела государства. После этого я наконец смогу уйти к моему Кэдмону.
И Богиня Истины низко склонилась перед той, которая была во много крат сильнее и мужественнее ее самой.
...А сколько удивительных вещей он предлагал! Сколько сокровищ, сколько тайн, сколько нездешних знаний. Власть и любовь. Вечное счастье и вечную молодость. И даже жизнь погибших друзей...
Талисман Джаганнатхи хранился недалеко от Хахатеги, в храме богини Эльон, супруги барахоя. Богини не было в живых уже несколько тысяч лет, но храм все еще стоял. Упитанный жрец с добрыми и веселыми глазами сперва принял Каэтану и Эльбескоя за влюбленную пару. И искренне обрадовался. Он так трогательно и заботливо смотрел на них, так старался осчастливить ласковым словом, поддержать не в меру серьезных молодых людей... Каэ было горько разочаровывать его. В какой-то момент она вспомнила о Зу-Л-Карнайне.
То, что в Хартуме чтили память ее матери, не просто было приятно, но и придало ей силы.