- Удивительно, - бормотал он при этом. - Я тоже слышал об опытах Рашера, но каков эффект! Лукашевич покраснел.
- Скажите, доктор, - обратился он к врачу, чтобы скрыть смущение и развеять сомнения в реальности или нереальности того, что он слышал на границе между сном и явью,- скажите, корабль вел какие-то боевые действия?
- Господь с вами, - отмахнулся доктор. - Какие тут боевые действия? Баренцево море - издавна наша территория.
- Но мне показалось, будто кто-то стрелял...
- Ну постреляли, - отвечал судовой врач уклончиво. - От широты душевной.
Лукашевич хмыкнул. У Сергея Афанасьевича, конечно, душа была широка, как Атлантика, но чтобы из-за нее растрачивать боекомплект... Так и не удалось выяснить, имел ли место бой или богатое воображение Лукашевича сыграло с ним дурную шутку.
- Куда мы направляемся? - поинтересовался Алексей.
- В Мурманск, куда же еще.
- Когда придем?
- Часов через шесть-семь.
- Я хотел бы переговорить с капитаном. И с Зоей.
- Я передам вашу просьбу, товарищ старший лейтенант.
Лукашевич не сомневался, что врач выполнил свое обещание, но только ни Коломейцев, ни Зоя так и не появились до самого Мурманска.
(Кольский залив, декабрь 1998 года)
Старший лейтенант Лукашевич считал себя более-менее уравновешенным и дисциплинированным человеком. Однако и он начал терять терпение, когда вместо капитана и Зои к нему приходил для очередной проверки самочувствия судовой врач, или гремящий посудой из нержавейки кок с камбуза, или какой-то хмурый и молчаливый моряк-подросток, делавший уборку помещения. Ни у первого, ни у второго, ни у третьего ничего выпытать не удалось. Вымуштровал их Коломейцев, нечего сказать.
Лукашевич ворочался и ругался. Одежды при нем не было никакой, а выйти на палубу завернутым в одеяло он считал ниже своего достоинства. Приходилось терпеть.
Наконец период ожидания кончился, и в каюте появилась Зоя с большим свертком в руках. Она положила сверток на край койки:
- Одевайтесь, старший лейтенант.
Лукашевич посмотрел, что ему принесли. Это был полный комплект матросского обмундирования, включая белье.
- Я отвернусь, - пообещала Зоя.
- Ну зачем же так официально, Зоя? - спросил Лукашевич не без укоризны. "Старший лейтенант", "отвернусь", "вы"...
- Я уже говорила, старший лейтенант, для того, чтобы наши отношения стали более близкими, чем сейчас, вам придется потрудиться. Но если вы считаете, что...
- Хорошо, хорошо, - быстро сдался Алексей. - Пусть будет по... э-э-э... вашему.
Он быстро оделся. Потом они с Зоей вышли на верхнюю палубу. Там их уже дожидался капитан Коломейцев.
- Э-э... прибыли, - сообщил Сергей Афанасьевич после того, как они с Лукашевичем обменялись рукопожатиями. - Хм-м... в Мурманск, - как и любой северный моряк, название города-порта Коломейцев произносил с ударением на вторую гласную.
Лукашевич огляделся. Сторожевик стоял у пирса в военно-морском порту Мурманска. Справа по борту был пришвартован катер, слева - малый ракетный корабль класса "Буря". Пирс был ярко освещен. В свете прожекторов кружились редкие снежинки.
- Спасибо вам, капитан, - поблагодарил Лукашевич с чувством. - Вы спасли мне жизнь. Можно сказать, я заново родился.
"Какие банальности я леплю, - подумал он при этом. - Господи, нас совершенно не учат говорить. Всему учат, а этому нет".
Впрочем, на то, чтобы пропустить Зою на сходни впереди себя, его образования хватило. Напоследок, уже оказавшись на причале, он оглянулся, чтобы обозреть "тридцать пятку" целиком. И увидел: многочисленные вмятины в корпусе катера над ватерлинией, черные языки копоти и отверстия пробоин там, где в надстройку попадали снаряды противника. Значит, не пригрезилось, и дело не в широте души. "Тридцать пятку" атаковали. Война в Заполярье продолжалась...
Глава седьмая. МЕТЕОСТАНЦИЯ "МЕДОВАЯ".
(Кольский полуостров, декабрь 1998 года)
Громов погибал. Он продвигался в юго-западном направлении уже более восьми часов и окоченел настолько, что ни о чем не мог думать, кроме как о самом процессе продвижения: правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед. И так раз за разом, перестановка за перестановкой.
Поначалу Громов полагал, что ему очень поможет НАЗ ("носимый аварийный запас"). Там были спички, там был спирт - можно развести костер. Там была аварийная радиостанция "Комар" - по ее сигналам уже мчится на спасение специальная команда. Там были сигнальные ракеты - всегда можно сообщить спасателям, где ты находишься. Но по здравому размышлению (которое давалось с трудом - перегрузки при катапультировании, легкая контузия от акустического удара не прошли даром) Громов понял: ни от одного, ни от другого, ни от третьего толку не будет. Развести костер под снегопадом в промерзшем лесу было хотя и возможно, но очень трудно. Однако не только очень трудным, но просто-таки невозможным оказалось поддерживать пламя костра достаточно долго... Аварийная радиостанция уже приведена в действие. Но смогут ли вылететь спасатели в такую погоду? И будут ли искать и спасать, если даже его призыв в эфире не захотели услышать?.. И зачем нужны сигнальные ракеты, если никто не придет на помощь?..
Помощи ждать было неоткуда, оставаться на месте - глупо, на таком морозе быстро окочуришься. Громов прекрасно знал, что все эти байки о людях, переживших стужу в зимнем лесу, зарывшись в сугроб, - байками и являются. Значит, нужно идти. И более значимыми из комплекта НАЗ оказываются два предмета: компас и фонарик. С ними можно выбрать направление и не сбиться с курса. Идти надо, но куда?..
Громов попытался вспомнить полетную карту. Разведчик крутился у шестьдесят восьмой параллели. Потом он ушел, потом начался бой, в этой круговерти уследить за изменением курса и запомнить последовательность этих изменений очень сложно.
Константин решил, что по-прежнему находится где-то в районе шестьдесят восьмой параллели. Значит, к северу от него находится приграничный городок Раякоски. К нему и нужно идти.
Громову почти сразу повезло. Не пройдя и километра в северном направлении, он вышел на грунтовую узкую дорогу, заваленную снегом, но гораздо более пригодную для продвижения пешком, чем склоны сопок. Указатели на дороге отсутствовали, но они были Громову не нужны: если есть дорога, куда-нибудь она выведет.
Однако первый энтузиазм по поводу столь спасительного открытия быстро улетучился. Громов шел, подсвечивая себе дорогу фонариком, смотрел на компас, но толку от этого было мало - никаких признаков человеческого жилья вокруг не наблюдалось. Что ж поделать, это Заполярье: здесь можно идти сутками и не увидеть ничего, кроме сопок, гранитных валунов и низкорослого леса. Через восемь часов Громов начал терять надежду.
...Правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед...
Пеший безостановочный поход по сугробам отнял последние силы; мороз и не думал убывать, у Константина быстро онемели щеки и наросла бахрома из льдинок на бровях. Конечности тоже теряли чувствительность, хотя летный костюм был отлично утеплен самым натуральным мехом. А жильем всё еще не пахло.
...Правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед...
У Громова начал мутиться рассудок. Студеная полутьма наполнилась сгустками сизого тумана, там вспыхивали разноцветные огоньки, туман клубился, образуя невероятные, причудливые фигуры. Эти фигуры не были случайным сочетанием виртуальных частиц - они жили своей жизнью, подчиняясь определенным законам, как рой пчел или ос. И как осы, они жалили Громова в открытые части тела: в незащищенное лицо, в глаза, в шею.
...Правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед...
Громов пытался отмахиваться от снежных ос. Потом как-то разом вдруг понял, что отмахиваться не надо, нужно терпеть, вглядываться, и тогда, быть может, проступят в тумане контуры другого мира - горячего, солнечного, бесконечно далекого от этой жестокой реальности, где нет места существу из плоти и крови, где ворочаются среди вечной мерзлоты, в грязи, превратившейся в камень, громоздкие и уродливые боевые машины.
...Правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед...
Разорвав в клочья искрящийся туман, на Громова выскочил большой черный зверь. Глаза его кровожадно сверкали. С клыков капала слюна. Зверь напал не сразу. Он стал кружить вблизи Громова, то подкрадываясь, то отскакивая назад, выбирая, словно тигровая акула, время для нападения.
В какой-то момент мир перед глазами Громова померк, и он обнаружил, что лежит в снегу, а черный зверь стоит над ним, открыв пасть. Константин приготовился принять удар клыками и смерть, но вместо того, чтобы вцепиться в беспомощное тело, зверь вдруг вывалил язык и щекотно лизнул в замерзшую щеку.
Черный страшный зверь на поверку оказался веселым, игривым псом породы лайка - еще совсем щенком. На шее у него имелся большой кожаный ошейник, свидетельствовавший, что пес этот - не какой-нибудь блохастый бродяга, а вполне пристроенный и довольный жизнью хранитель домашнего очага. Пес носился вокруг Громова, пританцовывая на снегу от переполнявших его чувств, и, как оказалось, громко лаял.
Появление молодого пса с ошейником могло означать только одно - рядом жилье, рядом люди. Помогая себе руками, Громов сел. Потом, отдохнув, попытался встать на ноги. Его повело в сторону, но он удержался, не упал, И тут же услышал совсем близко мужской голос: