- Просто Валентина Дмитриевна такой человек... - бормотала она по инерции, не
поднимая глаз.
И вдруг подняла, и я увидел, какие это уставшие, умные глаза. Я молча открыл дверь, и
она также молча выскользнула на лестницу, не прощаясь. Ая добрел до детской, где
лежала Маргарита, остановился посреди комнаты и громко сказал в пространство:
- Все!
В этот момент позвонили в прихожей. Я знал - кто это, просто не думал, что она
обнаружит пятерку так скоро. Медсестра влетела в квартиру, и в коридоре между нами
вторично произошла небольшая свалка. На этот раз она - красная, возмущенная, - совала
мне пятерку, а я хватал ее за руки и беспомощно выкрикивал:
- Что вы делаете? Что вы делаете? Что вы делаете?
Руки у нее были худенькие и горячие, а волосы выбились из-под берета на лоб и лезли в
глаза. В конце она исхитрилась сунуть эту ненавистную бумажку за ворот моего свитера, что было с ее стороны неслыханной подлостью, потом привалилась к стене и, тяжело
дыша, сказала:
- Дайте валидолу.
Я принес с дедовой тумбочки валидол, она отломила полтаблетки, положила под язык и
проговорила, упрямо глядя в стену перед собой:
- Почему обязательно за деньги? Что, я не понимаю? У меня самой сын в больнице... с
желтухой... И Валентина Дмитриевна рассказывала о вашей девочке.
Я вдруг вспомнил ее имя.
- Надя... - сказал я, - может быть, надо помочь? Чем я могу вам помочь? Что нужно?
- Ничего не нужно, - сказала она и заплакала. - Ничего мне не нужно... ничего...
Дело приняло для меня совсем скверный оборот. Я привалился к противоположной
стене и молча смотрел на Надю, не зная, что делать дальше. Наверное, следовало взять ее
тощую лапку и пожать, и погладить, и сказать что-то ласковое, но я сроду таких штучек
делать не умел, и вообще, с женщинами я - швах. Она вытерла слезы и сказала:
- Дайте пожевать что-нибудь. Я с утра на уколах, поесть не успела, а ехать еще в
больницу к сыну на другой конец света.
- Надя! - возопил я, - у нас борщ! И пирожки! Я подогрею.
- Нет, я не успею. Кусок хлеба и что-нибудь... колбасы или сыра... Если можно... Я уже
опаздываю.
Я поскакал на кухню, свернул большой куль из газеты, побросал в него пирожки с
капустой, на которые у бабы несравненный талант, схватил из буфета пригоршню конфет, несколько яблок.
- Ой, я столько не унесу, что вы! - сказала она.
- Унесете, - строго возразил я, набивая конфетами карманы ее куртки.
- До свидания, - она повернулась, чтобы выйти.
- Постойте! - сказал я, - тут... куртка у вас... в известке... - схватил щетку и судорожно
стал тереть рукава ее куртки.
- Спасибо... До свидания.
- Постойте! - сказал я, - когда я вас увижу... в смысле... результатов анализа...
- Вам завтра Валентина Дмитриевна скажет. До свидания.
- Постойте! - безнадежно выкрикнул я. - Я провожу вас!
- Нет-нет, ни в коем случае! - отрезала она. Мы чинно пожали друг другу руки, и она
ушла. Я не выскочил на балкон смотреть сверху, как она переходит через дорогу, хоть
почему-то мне хотелось это сделать, а зашел в детскую. Маргарита лежала на диване
зареванная, изнемогшая от пережитой своей маленькой драмы.
- Саша, - тихо и озабоченно спросила она, - врачуха взяла синий рубль?
Я наклонился и потрогал губами ее вспотевший лоб.
- Саша, - также тихо и грустно проговорила Маргарита. - Давай так играть, как будто ты