строго сказала:
- Нет, нет, Евдокия Степановна, голубчик, нет. Перестаньте плакать. Это не инфаркт.
Потом она сделала деду укол, пообещала зайти еще раз, попозже, и ушла. Дед лежал
тихо, прикрыв глаза, а мы с бабой сидели рядом. Разумеется, об Иркиной новости сегодня
лучше было молчать. Я попытался представить себе ее будущего ребенка - некое
существо, вроде Маргариты, такое же толстое, глупое и родное, но у меня ничего не
получалось. Нет, подумал я, конечно нет, ведь это будет ребенок Виктора, а Виктор -
крепкий мужик, настоящий, никому он его не отдаст. И вырастет Иркин сын на манеже, и
сделает его отец цирковым артистом, а к нам он будет приезжать на каникулы, и меня
будет называть, как и положено, дядей Сашей...
- Саша, - проговорил вдруг дед, не открывая глаз.
- Да успокойся, - буркнул я. - Никто никакого ребенка не ждет. Турнули твоего
замечательного внука, как зайца лопоухого...
- Обещай мне...
- Нет! - отрезал я. - Я люблю ее и женюсь на ней все равно. Я ее доконаю, как ты бабу
доконал. Она за меня со страху выйдет.
И тут бледные его губы дрогнули и мне показалось, что дед самодовольно ухмыльнулся
в усы.
- Тогда хоть обещай, что с работы этой проклятой уйдешь! - простонала баба, - сколько
можно нас мучить! - слезы бежали и бежали по ее лицу, и она их не вытирала.
- Уйду, - сказал я. - Уйду.
- Хоть шерсти клок с него выдрали, - всхлипнула баба. Она не подозревала, что этот
клок давно и мучительно я выдирал из себя сам.
Тогда дед наконец открыл глаза и тихо сказал:
- Сынка, ты должен помнить, что на тебе - Маргарита.
- Маргарита! - ахнула баба. - Маргарита на улице! А темно-то!
Тут обнаружилось, что в суматохе мы забыли засветло загнать в дом Маргариту, и
теперь она на призывные бабины вопли с балкона не отзывалась, и пришлось мне бежать
во двор, разыскивать эту несносную девицу.
Я обегал весь двор, все подъезды, всех ее приятелей, я охрип от крика. Маргариты не
было нигде. Внутренности мои заполняла слепая ярость и леденящий, безотчетный ужас
перед неизвестным.
- Маргарита! Маргарита-а! - выкрикивал я через каждую минуту и бормотал: «Дрянь!
Ну, погоди! Только объявись - убью! Шкуру спущу!» и опять кричал осевшим голосом:
«Маргарита-а!». В воображении моем возникали картины одна страшней другой, в горле
колотилось растерзанное паническим страхом сердце. Я обегал и все соседние дворы.
Когда же, отупев от ужаса, вернулся к нашему подъезду, чтобы звонить своим ребятам и
поднять на ноги всех, я вдруг в темноте увидел Маргариту.
Она сидела в песочнице, под грибком и приветственно размахивала своим зеленым
грузовиком.
- Здорово я спряталась от тебя? - похвасталась она, подбегая, - как ты громко кричал, Саша, как медведь в цирке!
Я молча опустился на корточки, обнял Маргариту ватными руками и прижался лицом к
ее пузу, где на сарафане был пришит карман с вислоухим зайцем.
Маргарита тоже обняла меня, больно ударив по уху грузовиком.
- Ты мой любимый мужчина... - сказала она нежно и покровительственно. - У меня к
тебе два вопроса, Саша: что такое «позвоночник» и что такое «дружба навеки»?..
* * *
Я сидел в кабинете и собирался писать рапорт об увольнении на имя начальника
управления, а Гришка ходил из угла в угол, похлопывая ладонью по столам и перешагивая