ручные часы. Четверть седьмого. Вчера я вернулся поздно, потому что провожал Надю, и
мы долго сидели на раскладушке в ее новой совершенно пустой квартире, а под другую
раскладушку спрятался Надин сын Митька. Он стеснялся меня и не хотел вылезать.
Телефон все звонил, и я снял трубку. И не сразу узнал Сережу Темкина.
- Саша, - сказал он странным голосом, - хорошо, что застал тебя...
- А, привет работникам следственного отдела! - стараясь, чтобы получилось бодро, воскликнул я. - А я вам нынче волк свинье не товарищ, сыскные вы крысы! Копошитесь, братцы, а я вольный орел! Сокол! Ястреб! Беркут!
- Саша, Григория убили... - тихо сказал он.
И не ожидая моего голоса в трубке, словно понимая, что я не смогу ни выдохнуть, ни
выдавить из горла слова, добавил:
- Приезжай, надо помочь.
* * *
Мы шли по коридору, по которому каждый день ходили с Гришей, и Сергей
рассказывал:
- Рутинный вызов. Хулиганство. Пьяный муж дебоширил... Молодой мужик, жена, ребенок... Поехали Григорий с Ядгаром.
- Подожди, - сказал я, - пьяный муж дебоширил. Какой адрес?
- Ну, я не помню, старик.
- Подожди! - я остановился, сердце у меня колотилось. - Улица Космонавтов, дом семь, квартира... квартира, кажется, четырнадцать?
- Ну, кажется...
- Дом такой, старый, трехэтажный?..
- Да... - он смотрел на меня удивленно, не понимая.
- Мужик этот - слесарь?
- Ну, в том-то и дело, старик! Черт знает, как эта отвертка у него в лапах оказалась.
Саша, ты что?
Я привалился к стене, не мог дышать. Вздохи получались, а выдохи - нет.
- Сережа, - выдавил я. - Это из-за меня Григория убили...
- Ты что? - крикнул Сергей.
А я не слышал ничего. Я его по губам понимал. В голове моей гулким прибоем шумела
кровь.
- Подонка этого не забрал... Пожалел жену... Она умоляла...
- Брось, старик, ты это брось, ты что... - повторял Сергей и все тряс меня за плечо. -
Мало ли кого мы берем или не берем? А сколько их сам Гришка не брал? А я сегодня
ночью одного алкаша дочери оставил, она в ногах валялась...
Он тряс меня за плечи яростно и жестко, и эта тряска, честное слово, помогала мне
дышать. Думаю, если бы Сережа ударил меня, мне бы очень полегчало, я бы выдохнул
наконец из горла этот обжигающий ком ужаса и боли.
Но он отпустил мое плечо и проговорил с тоской:
- Ты мне лучше скажи, как к Лизе идти? Ведь она еще не знает... Как я к Лизе пойду, а?..
Что Лизе скажу...
* * *
На крыльце стояла Люся - нарядная, причесанная, торжественная. В седой
комсомольской стрижке сидел на затылке гребешок. Казалось, ради такого дня она даже
чуть распрямилась.
- Саша, угощайся, - сказала она сурово и протянула мне пачку «BT», ту самую, Гришину.
Я взял из пачки сигарету, и мы закурили.
- Вот так, Саша, вот так... Хороним Григория... - с таким же суровым достоинством
продолжала она. - Эх, Гриша, Гриша, молодой ты, красивый, - чего не жить?
Наверное, так надо, наверное, так принято у людей, чтоб и смерть обсудить толково, спокойно, с достоинством. Поговорить надо степенно, постичь все это... Но я не мог
говорить, я пробормотал что-то и поднялся в актовый зал, где лежал Григорий. В дверях
столкнулся с Сережей и Ядгаром. Видно было по повязкам, что их сменили у гроба.