- Вот там, как сейчас помню, был густой лес - вековые дубы, буки со стволами в три обхвата, кряжистые, здоровенные. Их древесины хватало, чтобы обеспечить работой всю округу: дровосеков, колесных дел мастеров, строителей, плотников... Не говоря уж о букорезах.
- О ком? - рассеянно переспросила Брид.
- Так называли мастеров, которые делали резную буковую мебель, объяснил Абеляр. - Очень красивые у них получались вещи - даже простые стулья и скамьи можно было в замке ставить. Да здесь не всё леса занимали, поля тоже были, пшеница росла. И мельницы, конечно, стояли, как водится, а по лесам промышляли ведуны-травники и грибники, и те, кто трюфели собирает. А пшеницу на помол привозили никак не раньше конца лета, в самое правильное время.
- Да, я знаю, - грустно проговорила Брид, вздыхая. Голос у нее был удивительно нежный и красивый. На миг Абеляр пожалел, что уже немолод. Эта девушка, она такая особенная, она... Лучник встряхнул головой и усилием воли прогнал недолжные мысли.
За всю свою долгую жизнь он редко встречал мужчину и женщину, идеально подходивших друг другу. Может, двое на первый взгляд и казались хорошей парой, дальнейшее показывало, что время притупляет любую любовь, даже самую страстную. Но никогда еще Абеляр не видел людей более разных, чем Брид и Халь. Она - умная, чувствительная, внимательная ко всему происходящему, видящая истинную суть вещей. В то время как он...
Лучник с трудом сдержал глухой рык раздражения, так и рвавшийся наружу. Халь, по его мнению, был просто надменный юнец. Да, конечно, красивый и одаренный юнец, недурно владеющий мечом, Абеляр знал, что большинству девушек нравятся мужчины такого типа. Но Брид, такая глубокая и всепонимающая, не относилась к этому большинству. Не могла относиться.
- Что такое? - донесся до его слуха голос Брид, и Абеляр вымученно улыбнулся, осознав, что все это время пялился на нее.
- Да ничего. Я просто думаю, как сильно изменился мир. Люди остались теми же, а мир изменился.
Минуя бескрайние равнины, где-то и дело мелькали крылья ветряных мельниц, путники добрались до Блехамского перекрестка, едва перевалило за полдень. Здесь, на скрещении четырех дорог, стояло множество высоких зернохранилищ, и длинные их тени покрывали полгорода. Возле конюшен постоялого двора Абеляр натянул поводья.
- Эй, парень, давай слезай с коня. Сейчас получишь смирную крестьянскую кобылку.
Пип сморщил нос.
- Вот еще! Я собираюсь въехать в Фарону при полном параде.
- Не собираешься, так же как и мы с Брид. Абеляр тяжело спешился.
Пип непонимающе захлопал глазами.
- А как же торжественный въезд во дворец? С торра-альтанским флагом, и обязательно под звуки труб, в честь прибытия самой Девы...
Абеляр только расхохотался и скинул с плеч плащ, чтобы убрать его в седельную сумку.
- Эй, торра-альтанец не должен разъезжать без плаща, - осуждающе заявил Пип.
- Я знаю получше тебя, парень, что должен торра-альтанец. В прежние дни все эти церемонии ничего не значили. Тогда снега были гуще, а дороги - куда хуже; путник за дневной переход помирал от холода, если на нем не было хорошей медвежьей шкуры. Плащ из медвежьей шкуры и добрый лук - вот были самые необходимые вещи в пути; и именно без них нам придется обойтись.
- Что за ерунда!
- Нет, парень, не ерунда. Если в Фароне нас опознают как торра-альтанцев, то даже в город не пустят - если вообще не пристрелят. Ты, кажется, забыл, что из-за проклятых волков всю Торра-Альту с лордом во главе подозревают в измене. Нам нужен особый план.
Они остановились в трактире пообедать, и Абеляр переговорил со здешним конюшим. Лошадей было решено оставить здесь до возвращения из Фароны. Конюшему лучник объяснил, что для скакунов будет полезнее свободно пастись в полях, а не топтаться в тесной городской конюшне.
- Мы не хотим, чтобы они потеряли резвость. Пусть побудут пока на вашем попечении, а для поездки нам пригодились бы повозка и лошадка попроще.
Он долго торговался и купил наконец и повозку, и старенького пони, так что вскоре после обеда трое странников смогли продолжить путь. Абеляра ужасно раздражали непривычные для слуха стоны и скрипы ветряных мельниц, встречавшихся едва ли не каждые полмили вдоль дороги.
В дощатой повозке было очень неудобно ехать, куда хуже, чем верхом. Но наконец впереди показался высокий тонкий шпиль, торчавший посреди широкой безлесной равнины, словно указующий в небо перст. Лучник не был готов к пейзажу Фароны и во все глаза уставился на открывшийся вид.
- Башня и в самом деле ужасная, - мягко согласилась Брид, заметив его изумление. - Наверное, как раз там они его и держат.
Вскоре колеса повозки задребезжали по мощеным улицам города. Полнеба заслоняли многоярусные дома, клонившиеся друг к другу, как сплетничающие старики. Множество повозок с трудом могло разминуться в кривых узких улочках. Под моросящим дождем мальчишки трудились вовсю, убирая с прохода лошадиный помет.
Абеляр припомнил Фарону прежних дней - круг глинобитных хижин под крышами из тростников с реки Дор. А теперь куда что девалось? Кругом сплошные каменные дома, только изредка встретится деревянный трактир. А главное - ни островка зелени или бурой земли. Звонко кричали торговцы, зазывая в свои лавчонки, и голоса их двоились эхом о каменные безжизненные стены. По сточным канавам по сторонам улиц обильно текли нечистоты. Даже солнечный свет сюда попадал только в полдень, еще сильнее раскаляя камень и принося невыносимую духоту. Абеляр казался ошеломленным и подавленным. Брид молчала, глядя перед собой.
В западном крыле королевского дворца, высоко над землей, Бранвульф мерил шагами роскошную галерею... Яркие шерстяные ковры, к его немалому раздражению, глушили звук шагов. По стенам висело множество шкур желтогорских волков - наверное, специально для того, чтобы заглушать эхо малейшего звука. Барон с отвращением взглянул на огромный букет в дорогой вазе, расписанной синими узорами. Таких ваз на полированных маленьких столиках здесь было множество. Бранвульф желал бы оказаться подальше отсюда, в главном зале Торра-Альты с каменным полом, посыпанным соломой.
Воздух казался на удивление безжизненным. Ни малейшего сквозняка из-под дверей, ни дымка из камина. Не говоря уж о собаках, которые в Торра-Альте все время так и крутились под ногами. Сквозь высокие окна струились потоки неподвижного света. Дома в этот час дня в залу все время врываются разные звуки - например, свист стрел с заднего двора, где молодые воины учатся стрелять по мишени. А здесь тишину нарушали только далекие призывные крики лавочников да тихий шелест шагов - слуги в туфлях с мягкими подошвами скользили взад-вперед по коридору. Дворец был погружен в безмолвие - как будто самые звуки жизни оскорбляли это место.
Кувшины квертосского сидра и кубки с калдеанским крепким вином высились на столике у огня. Еще один столик - расчерченный черными и белыми клетками для игры - стоял неподалеку; на нем толпились, как живые, искусно вырезанные фигурки из эбенового дерева и слоновой кости. Хорошая игра, чтобы тренировать у военачальников тактическое мышление.
Бранвульф некоторое время смотрел на фигурки, хмуря брови - и неожиданно изо всей силы пнул столик ногой. Тот опрокинулся, фигурки рассыпались по полу - к сожалению, беззвучно: как всегда, помешал ковер. Барон возмущенно повернулся к окну, шумно дыша, словно готовый крушить направо и налево свою роскошную тюремную камеру.
Керидвэн усмехнулась краем губ.
- Не вздумай смеяться надо мной, женщина! - зарычал Бранвульф, оборачиваясь к ней. - Я барон и полководец!
Он пнул поверженный столик еще раз, сильным ударом отшвырнув его к стене. Заодно на пути, подвернулась скамеечка для ног - и тоже отлетела с дороги.
- Неспособность держать себя в руках до добра не доводит.
- Хочу - держу себя в руках, хочу - не держу! Глаза Бранвульфа неистово сверкали.
Горящий взгляд его пробежал по комнате, словно ища, что бы еще сломать. Множество дорогих мелочей - вазы, статуэтки, даже часы, огромная редкость в Бельбидии - не привлекли его так, как парадные доспехи у одной из дверей. Шлем с гребнем в виде головы лебедя, блестящая кираса, тяжелые оплечья снаряжение для конного рыцаря. Неподалеку со стены смотрела стеклянными глазами изрядно поеденная молью оленья голова с тяжелыми рогами. Бранвульф с рыком отодрал голову от стены и изо всей силы ударил ею по доспехам. Грохот металла наконец-то нарушил мертвую тишину комнаты.
Керидвэн коротко взглянула на мужа, и тот, хотя и находился во власти гнева, слегка остыл под ее холодным взглядом. Как будто ему назло, Керидвэн казалась совершенно спокойной. Она опустилась в кресло и как ни в чем не бывало, изучала содержимое своего рунного мешочка.
Бранвульф шагнул вперед и вырвал мешочек у нее из рук. Он сам уже стыдился своей несдержанности, но ничего не мог с этим поделать.
- Как ты смеешь меня упрекать?
- Ты ведешь себя глупо. Худшее, что можно сделать в нашем положении, это рвать и метать, - спокойно отозвалась его жена, протягивая руку за своим мешочком. - Я не могу сидеть и ничего не делать. Отдай мне руны.
Бранвульф швырнул мешочек к ее ногам, так что руны рассыпались по полу, и метнулся к окну. Керидвэн нагнулась и принялась спокойно собирать рассыпанное. Бранвульф стоял к ней спиной, не желая оглядываться - и вместе с тем в который раз понимая, что никак не может обойтись без своей жены. Что бы он без нее делал? Все считали барона Торра-Альты рассудительным и властным правителем, всегда сохраняющим спокойствие; но сам он знал, что не сильно-то отличается темпераментом от Халя. Стиснув кулаки, Бранвульф попробовал взять себя в руки.
- Я, барон, сижу здесь в плену у собственного короля. Притом у слабого короля! И кроме того, никаких новостей о Хале. Что они с ним сделали?
- Нас не оставят без подмоги, - мягко произнесла Керидвэн. - Наши друзья придут. Бульбак придет. Придет брат Кеовульфа, Кенвард. Они нас здесь не бросят.
- Рэвик обещал освободить моего брата, как только я приеду!
В порыве отчаяния барон рванул со стены волчью шкуру и поискал взглядом, на чем бы еще выместить свой гнев. А, доспехи! Он изо всех сил впечатал кулак в металл кирасы - и слегка промял ее могучим ударом. Хорошо! Бранвульф удовлетворенно отступил и потер разбитые о доспех костяшки.
- Ты ведешь себя, как ребенок. Барон невесело улыбнулся.
- Да, наверное. Но ведь меня все равно никто не видит. Только ты.
Ярость неожиданно оставила его. Барон смущенно взял жену за руку, словно ища помощи.