Я надеялся, что ее сны были приятнее моих.
Я спал плохо и снова проснулся в середине ночи. Покрутившись с боку на бок, я наконец понял, что свое отоспал. Я поднялся, воспользовался ночным горшком и осмотрел дом.
Трудно было что-то разглядеть, но дверь я обнаружил. Я тихо поднял меч Терона, пробрался по коридору между двумя рядами столбов, открыл дверь и выскользнул из дома. Не издав ни звука.
Ночь была холодной. Грязь и трава под ногами покрылись ледяной коркой. Слабый лунный свет отражался от заснеженных склонов гор, но его едва хватало, чтобы рассмотреть землю под ногами. Я вдохнул холодный воздух и пожалел, что не прихватил с собой шкуру.
Рука опустилась на мое плечо. Я дернулся, шарахнулся, поднял меч и в смутном свете увидел лицо Телека. Мы были одного роста и сложения, но на этом сходство заканчивалось. Его кожа была гораздо светлее, а по возрасту он был старше меня года на два. Очень молодой по сравнению с остальными членами вока.
Он расплел косы и светло-каштановые волосы покрывали плечи и спину. За исключением прически, передо мной стоял тот же человек, которого я видел днем.
На хорошем языке Границы он напомнил мне, что я должен оставаться в доме.
- Знаю, - кивнул я. - Но когда мне говорят, что я должен что-то сделать, не указывая при этом причины, я обычно делаю все наоборот. Я так борюсь с несправедливостью.
Он убрал руку с моего плеча.
- Ты думаешь, мы несправедливы, ожидая от тебя уважения к обычаям Стаал-Уста?
- Я хочу видеть Стиганда.
Телек глубоко вздохнул.
- Сейчас? Зачем? Какое у тебя к нему дело?
- Личное дело, Телек. Отведешь меня к нему?
Он мрачно покачал головой.
- Утром начнется суд.
- Поэтому я и хочу поговорить с ним сейчас. Потом у него не будет времени.
- Обычаи требуют...
- Хоть ненадолго забудь обычаи, - попросил я. - Это дело связано с женщиной. Той, которую все вы объявили клинком без имени, хотя для нее слово "честь" значит больше чем для любого на этом острове, - я кивнул на дверь. - Я провел с ней почти год, Телек. Я готов поклясться всем, чем прикажешь, что она не хотела убивать. Ей пришлось. Это была необходимость, а не каприз. И я готов поклясться, что она несет вину с достоинством, как и полагается настоящей ан-истойя, воздавая должное уважение ее школе, ее мечу, ее ан-кайдину. Она не обесчестила никого из живущих здесь. Она не обесчестила Стаал-Уста.
Большая часть его лица скрывалась в тени.
- А если я потребую от тебя клятвы?
- Я готов поклясться.
Его губы слабо изогнулись.
- Ну давай, - ровно сказал он. - Я хочу, чтобы ты поклялся жизнью дочери Делилы, что не будешь мешать суду, а потом подчинишься любому его решению. Независимо оттого, каким оно будет.
Слова вырвались сами:
- Но ведь Калле - твоя дочь.
Взгляд Телека не дрогнул.
- Да, - натянуто согласился он, - и это ты скажешь Дел, если она попросит у тебя совета относительно будущего Калле.
Интересная получалась ситуация: таких договоров я еще не заключал. Я боялся, что Дел останется на острове с девочкой, покончив с нашей бродячей жизнью. Телек боялся того же, но по другой причине.
Поклясться было легко, но я почувствовал себя грязным.
Телек закрыл дверь.
- Я отведу тебя в дом Стиганда.
Старик мне не обрадовался. Он заговорил с Телеком на быстром стаккато Высокогорий. Телек отвечал мягко, спокойно, рассудительно, и в конце концов Стиганд согласился меня выслушать.
Мы уселись на корточки в его отделении. Его женщина спала, завернувшись в шкуры. Из глубин дома доносились храп, стоны наслаждения. Ненадолго заплакал ребенок, потом замолчал. Во сне тявкнула собака. Я бы предпочел беседовать в более уединенном месте, но не считая улицы, такого здесь, кажется, не существовало.
Телек вышел. Стиганд молчал, пока за Северянином не закрылась дверь, а потом жестом предложил мне начать.
Он был стар. Ночью, с распущенными волосами и одеялом, обернутым вокруг плеч, он казался совсем древним. Я рассматривал шрамы на его лице, неправильно сросшийся нос, рот, который с каждым годом терял все больше зубов. Днем, перед Дел, стоял сильный, хотя и не молодой воин. Сейчас, передо мной, сидел старик.
Я глубоко вздохнул.
- Дружба достойна уважения, - спокойно начал я. - Узы, связывающие детей, соратников, кайдинов, истойя надо беречь. Уважать. Они заслуживают глубокого и искреннего почтения.
Бледно-голубые глаза смотрели на меня. Он даже не моргнул. Да, старик был очень несговорчивым.
- Люди, которые много лет живут бок о бок, - продолжил я, - деля успехи и неудачи, становятся ближе, чем рожденные вместе дети. Но один из них должен умереть первым. Один всегда умирает первым, оставляя другого скорбеть.
Старик по-прежнему молчал.
- Его смерть была тяжелой. Но была ли ему нужна другая? Разве не так хотел окончить свой жизненный путь Балдур?
Губы Стиганда раздвинулись.
- Может о такой смерти мечтаю и я, - сказал он.
Я помолчал и кивнул.
- Но и ей нужна была его смерть, Стиганд. Чтобы отомстить за убийство всех ее родственников. За брата, проданного работорговцам. За потерю невинности в руках Северянина, который забыл о чести уже давно, чтобы наслаждаться жестокостью.
- Мы приютили ее, - сказал Стиганд. - Мы обучили ее мастерству. Мы даже оказали ей честь, предложив то, что не предлагали еще ни одной женщине.
- Вы не оказали ей честь. Вы предложили ей то, чего она заслуживала.
- Она отреклась от Стаал-Уста.