Деву особенно интересовали дверь и окна. На первый взгляд они не выдавали ничего, кроме дуба, липы и ржавых болтов, но на второй и третий стало видно кое-что другое. Ставни на окнах были двойные, и хотя внутренние были окрашены в тот же цвет просмоленного дерева, что и внешне, их гладкие створки показывали, что под краской не дерево, а чугун. Так же обстояло дело и с дверью, дубовой, потрепанной непогодой, будто бы висящей на двух разболтанных ржавых петлях. Магдалена, рассмотрев дверь как следует, не могла не восхититься столь искусной подделкой. Эти хлипкие петли нипочем не удержали бы дубовую плаху в фут толщиной.
Толщина двери сомнений не вызывала. Час назад из нее вышла светловолосая девочка, и Магдалене все стало ясно. Девочка, которой, на взгляд Магдалены, было лет семь, вышла только на крыльцо и крикнула кому-то внутри: "Холодно, но солнышко светит, как весной". Женский голос из дома велел ей запереть дверь, чтобы не выстудить дом.
Магдалена поджала губы, целованные очень немногими. Запереть! Дом Лока - настоящая крепость. Это не бросалось в глаза, и Дева преисполнилась уважения к человеку, переделавшему первоначальную постройку так, чтобы обмануть случайного наблюдателя, и притом надежно загородившему все входы и выходы. Этот дом больше всех слов, сказанных Турло Пайком, убеждал Магдалену в том, что она не ошиблась.
"Семья Лока должна жить уединенно, - сказал ей Исс. - Ангус Лок никому не говорит, где живет, даже своим молчаливым собратьям-фагам".
Магдалена знала несколько наемных убийц, которые отказывались от заказов, связанных с Островерхим Домом, как называли фаги свои тайные убежища. Но в себе она почти не находила страха перед колдовством или теми, кто им занимается. Она родилась в Монастырской башне, воспитывали ее зеленые сестры, и один человек как-то сказал ей, что сама она колдунья не из последних. Магдалена оскалила сухие зубы. Она, конечно, убила его, но его обвинение продолжало преследовать ее из-за могилы. Она Крадущаяся Дева, и вся сила, которая ей потребна, заключается в ее руках.
Почувствовав себя неуютно в зарослях кизила под облетевшими кронами старых деревьев, Магдалена встала и размяла ноги. Тени бежали за ней, как дети, и хотя она не опасалась, что ее заметит кто-то, кроме кроликов и птиц, к дому все-таки не подошла.
Попасть внутрь обещало стать трудной задачей. Женщины, по всей видимости, пекутся о собственной безопасности и накрепко запирают дверь и окна на ночь. Ломать замки и петли было бы шумно, затруднительно и не свойственно Магдалене. Опять-таки: если дом так хорошо укреплен снаружи, то внутри, вполне вероятно, есть оружие. Исс ничего не знал о семействе Лока, но Магдалена предполагала, что мать и старшая дочь умеют обращаться с ножом. Ангус, по отзывам, превосходно владеет мечом и был бы глуп, если бы не поделился толикой своего мастерства с женой и дочерьми.
Нет. Было бы слишком опасно взламывать запоры, рискуя потом столкнуться в темноте с вооруженными людьми. На такой риск Крадущаяся Дева никогда бы не пошла.
Совершение убийства требует самой ничтожной степени риска. Те, кто ничего в этом не понимает, думают, будто вся работа наемного убийцы заключается в том, чтобы подкараулить свою жертву в темном переулке, перерезать ей горло и скрыться. Магдалена убила в переулке только одного человека, и это было одно из самых опасных поручений, за которые она когда-либо бралась. В то время она была молода, брала за работу воробьиный вес в золоте и не знала, как это трудно - подойти к незнакомому человеку и убить его. Тот, заказанный ей, пережил уже четыре покушения, и хотя она подобралась к нему тихо и сзади, он почуял что-то еще до того, как лунный свет упал на ее клинок. Будучи здоровенным детиной, он сломал ей два пальца, прежде чем она нащупала ножом его гортань. Его кровь залила ей руки до плеч и лицо, а крики подняли весь народ в ближайших улицах. Магдалене понадобилось все ее мужество, чтобы вернуться домой незамеченной.
С тех пор она научилась готовиться к последней стадии более тщательно, пользоваться разными приманками для проникновения в чужую жизнь и устраивать маленькие "смертельные представления", где она была автором и лицедейкой одновременно. Взять хотя бы Турло Пайка. Желание получить снадобье, которым он усыпит женщин, так одолело его, что он шел за Магдаленой до самой своей могилы.
Вот, кстати, еще одно, о чем мало кто думает: как поступить с телами после. Труп жертвы не всегда можно бросить распростертым на постели. Чаще заказчики требуют, чтобы смерть выглядела естественной или походила на нападение грабителей, случайное падение в воду, самоубийство или убийство, совершенное кем-то другим. А многие ставят условием, чтобы труп исчез бесследно и о смерти жертвы никто не узнал.
Магдалена, сняв тонкие кожаные перчатки, помассировала порядком замерзшие руки. День, как верно подметила маленькая Лок, был очень холодный, но солнце расточало свой блеск, словно король на празднике нищих. Дева была очень чувствительна к холоду и беспокоилась за свои руки. Чуткость пальцев для убийцы - это все.
Вздохнув, она снова обратила взгляд к дому. Исс оставил все на ее усмотрение, как и следовало ожидать в подобном случае, и просил только обойтись "без огласки". Магдалену это вполне устраивало. Попадая в места вроде Трех Деревень, где все друг друга знают, она предпочитала после завершения работы уходить так, чтобы обвинение не пало на нее. Смерть Турло Пайка поможет ей в этом - вполне вероятно, что преступление припишут ему, если вообще поймут, что здесь совершилось преступление.
Магдалена еще не приняла окончательного решения, но смерть женщин можно было представить как несчастный случай.
Она стала медленно обходить усадьбу, минуя каменные хлевы, старые ржавые плуги, закрытый колодец, голый яблоневый сад и противоснежную стену под склоном соседнего холма.
Парадным входом пользовались нечасто - от него не вело ни одного следа, и у двери намело бугорок свежего снега. Магдалена подозревала, что эта дверь никогда не открывается. Доказательств у нее не было, но она видела достаточно сельских домов, чтобы понимать ход мысли их строителей. Вторая дверь - это лишний риск: проще заколотить ее досками, как, возможно, передние окна, оставив доступной только заднюю часть дома.
Магдалена подавила приступ любопытства. Не ее дело, почему Ангус Лок так печется о безопасности своего семейства. Он явно боится, и то, что она сейчас пытается проникнуть в его дом, показывает, что боится он не напрасно... но недостаточно сильно.
Тщательно изучив косяки и филенку просмоленной двери, она вернулась в лес. Она работала в таверне последнюю ночь, и лучше было не опаздывать. За свою жизнь Магдалена сменила много разных мест, и Гуль Молер был добрее многих хозяев. А то, что он немного влюбился в нее, послужит ей поводом для ухода.
Она покинет Три Деревни завтра, под покровом ночи, когда ее дело будет сделано. Она уже решила, как будет действовать. Все будет выглядеть так, будто здесь произошло ужасное несчастье.
Огонь в таких случаях лучше всего.
54
ПОЛАЯ РЕКА
Под вой ветра сулльские воины обрушили свои топоры на лед. Большой, как медведь, Маль Несогласный вкладывал в каждый удар всю свою силу, поднимая вверх столб белых осколков. Арк Жилорез облегчал себе работу, используя проталины и трещины. От речного льда пахло подземельем, сосновыми корнями, железной рудой и остывшей магмой. Под ударами Несогласного он звенел, как большой гулкий колокол.
Райф стоял на берегу, где рос тонкий черный ельник. Над ним высился обледеневший западный склон Поточной горы. Среди щебня и побитых морозом деревьев торчали громадные, с дом, валуны. Вся ближайшая местность спускалась к реке, как большая неровная чаша. Отвесные скалы обступали ее берега, над излучиной чудовищной оплывшей свечой висел замерзший водопад, и ветер свистал, пролетая по бесчисленным сухим притокам.
Русло самой реки, пробитое в гранитном ущелье, вело куда-то в недра горы. С его места река ему казалась полем голубого стекла.
Они добирались до нее три тяжелых дня, как и предсказывал Несогласный. Суллы выбирали тропы, по которым Райф ехать никогда бы не отважился: через большие каменные осыпи, по заболоченным, усеянным проталинами лугам и замерзшим озерам. Они полагались на своих коней и предоставляли им выбирать дорогу, даже когда сами шли пешком. Аш уже доводилось ездить на сулльском коне, и она не боялась давать своему полную волю. Райф в первый день то и дело осаживал своего, так туго обмотав поводья вокруг своего запястья, что пальцы у него уже немели не от холода, а от недостатка крови, но без помощи пальцев управлять конем как следует все равно не мог.
Он терпел страшные муки. По ночам ему снилось, что с его рук содрали кожу. Он ворочался и потел под одеялами, видя, как Смерть и ее присные объедают с них последние остатки мяса, и просыпался, дрожа от страха. Однажды он сорвал с себя бинты, чтобы убедиться, что на костях еще что-то есть, и тут же пожалел об этом. Розовая плоть уже проглядывала сквозь багрово-черное месиво волдырей и облезлой кожи, но это зрелище было ненамного лучше того, что представлялось ему во сне, и Райф не мог дождаться, когда Несогласный снова завяжет ему руки.
У Маля вид обмороженных пальцев не вызвал тревоги, и он произнес одну из немногих речей, которые Райф от него слышал на общем языке: "Все будет хорошо, вот увидишь. Мне доводилось видеть раны и похуже. Эта рука снова будет держать натянутый лук, а этот палец - отпускать тетиву. Рубцы останутся, и руки у тебя будут очень чувствительны к морозу, так что тебе придется нянчиться с ними, как с малыми детьми, но нельзя убивать волков, ничем не поплатившись за это".
Только потом Райф спросил себя, откуда Маль мог узнать, что лук - его излюбленное оружие. Должно быть, просто догадался.
У самих суллов луки были длинные, круто выгнутые, отлакированные и с добротными тетивами. На пути Несогласный, идя рядом с вьючной лошадью, подстрелил нескольких куропаток и куниц. Убив дичь, он вынимал из нее лаковую стрелу, которую прятал обратно в колчан, выцеживал кровь в лаковую чашку и подавал, еще дымящуюся, Аш.
Аш была еще слаба, но упорно проделывала часть пути на ногах, с каждым днем удлиняя свои переходы. Несогласный дал ей плащ, такой длинный, что он волочился за ней по снегу. Это была красивая вещь, где рысий мех и ткань сочетались на еще не виданный Райфом манер. Аш отказалась обрезать плащ по своему росту и вместо этого подпоясала его кожаным ремнем. Вот такими же, наверно, были сулльские принцессы: высокие, бледные, закутанные с головы до ног в серебристый мех хищного зверя.
Арк, в свою очередь, одарил Райфа, дав ему рукавицы из шкурки летучей белки - более мягкого и густого меха Райф в жизни не видел, - а еще росомашью шапку, с которой лед и иней от дыхания осыпался сразу, и шерстяной кафтан. Но Райф отказался, не желая быть еще больше обязанным суллам.
Арк, услышав отказ, кивнул и сказал нечто, чего Райф не понял: "У суллов предложенная кому-то вещь считается подаренной. Я приберегу эти веши, пока они тебе не понадобятся, иначе Насылающий Бури заберет мою душу".
Райф много думал об этом последние три дня. Сначала он решил, что это просто такой сулльский способ навязать человеку долг, даже если тот отказался от подарка, - но потом переменил свое мнение. Арк сложил рукавицы, шапку и кафтан вместе и засунул их на дно своей наименее используемой котомки. И в Райфе крепла уверенность, что Арк достанет эти вещи, когда он, Райф, захочет.
Суллы не такие, как они, и думают по-другому. Ангус рассказывал, что Морс Буревестник затратил четырнадцать лет, чтобы вырастить коня в уплату долга. Теперь Райф это понимал. Арк мог возить с собой этот сверток до конца своих дней.
- Готово! - Крик Арка рассек его мысли, как удар кнута. Суллы продолжали долбить лед, и Арк повернулся спиной к нему и Аш, ничего больше не добавив.
- Пойдем? - спросил Райф.
- Да. - Серые глаза Аш мерцали, отражая снег. - Пора наконец покончить с этим.
Он пропустил ее вперед, урывая время, чтобы собраться с мыслями. Он ожидал, что почувствует страх, но не находил в себе ничего, кроме пустоты. Их путешествие близилось к концу.
На ходу он снял перчатки и заложил между пальцами сухой мох, как учил его Несогласный. На поясе больше не было ни оружия, ни священного камня, но Райф все равно проверил, хорошо ли он затянут. Жесткие края плаща мертвеца загибались от ветра.
Суллы отошли от проруби с красными от работы лицами, с блестящими от льда топорами. Оба молчали. Аш вздрогнула, заглянув в проделанную ими дыру. Лед, почти в два фута толщиной, был занесен сухим снегом. Голубые края проруби, имевшей форму неровного круга, служили западней для света.
Вдоль зазубрин, оставленных топором, Райф заглянул в полную темноту внизу, где не было видно ни речного дна, ни чего-либо другого.
- Здесь глубоко? - шепотом спросила Аш.
- Сейчас посмотрим. - Арк отцепил с белого крючка на поясе веревку, опустил грузило на ее конце в дыру и стал травить, пока она сама не остановилась. Длина опущенной веревки составила около пятнадцати футов. На середине будет глубже.
- Я пойду первым, - сказал Райф. Воины переглянулись, и Арк сказал:
- Прежде чем ты спустишься, нужно пролить кровь. Для суллов это жертвенное место. - Арк взял в руки нож, и серебристая цепочка, прикреплявшая клинок к поясу, звякнула, как разбитое стекло. Свободной рукой он засучил рукав, обнажив предплечье.
- Нет, - удержал его Райф. - Если кому-то и следует заплатить дань, то мне. - Он зубами стащил с себя перчатку. - Режь вот здесь, на запястье.
Лицо Арка отвердело, и он произнес угрожающе тихим голосом:
- У тебя кровь не сулльская, и ценится она дешевле.