Как утверждают, первоначально это была идея Сталина. В конце 40-х годов, когда разгорелась "холодная война", "Литгазета" стала печатать забористые статьи на международные темы, вроде знаменитого фельетона под заголовком (если не ошибаюсь) "Политик в коротких штанишках" - о президенте США Гарри Трумэне. Когда соответствующее посольство обращалось с протестом в МИД, там отвечали: "Литгазета" - неофициальное издание, выражающее точку зрения советской общественности, а в СССР - свобода печати, ничего поделать не можем. После смерти Сталина газета постепенно утрачивала свой полемический пыл.
Записка Чаковского выглядела весьма убедительно. Он вообще был мастер сочинять такие документы, в чем я не раз убеждался в последующие годы, у него был острый политический нюх. К тому времени, к середине 1966-го, хрущевская оттепель, не превратившись, вопреки страхам партократов, в половодье, почти сошла на нет, и Брежневу требовалась хотя бы какая-то видимость "свободной", либеральной прессы. Словом, Чаковский попал в "яблочко". Вторым документом, который он передал мне, было решение Политбюро ЦК, одобрявшее предложение редакции.
- Прочитал, очень интересно... - сказал я.
- Предлагаю вам стать моим первым заместителем и вместе создать такую газету.
Я не раздумывал ни минуты:
- Согласен! Но учтите, что я привык к самостоятельности.
Он усмехнулся:
- Будете самостоятельным... Вам передается вся полнота власти, вы еще попросите меня забрать хотя бы ее часть. Можете увольнять кого хотите, принимать на работу кого хотите. Под реорганизацию можно все списать. А пока что пишите проект постановления секретариата ЦК о вашем назначении. С Демичевым согласовано...
Когда Демичеву, бывшему в то время секретарем ЦК по идеологии, предложили мою кандидатуру на роль первого зама главного редактора "ЛГ", он тут же дал согласие, обронив всего два слова: "Толковый работник". А "толковый" сразу же сделал ошибку, не поинтересовавшись, есть ли в штатном расписании "Литгазеты" должность первого зама. Ее не было. Была - просто зама.
И хотя в решении секретариата ЦК я был назван первым, зарплату получал, как и остальные замы. Только спустя тринадцать лет в штатное расписание ввели должность первого, и я стал получать не 400, а 430 рублей, хотя все эти годы вез два воза - свой и, зачастую, Чаковского, который отсутствовал в редакции в среднем по семь месяцев в году: три месяца - положенный отпуск секретаря правления Союза писателей СССР, еще три месяца - творческий отпуск за свой счет, минимум месяц - депутатские поездки к избирателям в Мордовию и заграничные командировки. Но все это - потом.
А пока что на другой день после моего прихода в "ЛГ" Александр Борисович преспокойненько отправился в отпуск...
Помню, как принесли мне сверстанные полосы очередного, еще четырехстраничного номера. На последней полосе стояла огромная статья писателя, в свое время прославившегося репортажами о гражданской войне в Испании, - отмечалась 30-я годовщина начала испанских событий. Статья мне не понравилась: ничего нового, все давно известно, и я предложил ее снять. На планерке поднялся ропот: "Как можно! Это же почти классик!".
Тем не менее статью я снял, заменив ее актуальным репортажем. Удивительно, но слабое знакомство с современной литературой пошло мне, как ни странно это звучит, на пользу - я был свободен от стереотипов и догм и потому, невзирая на лица, ставил на полосу только то, что было важно, интересно не для узкого круга, а для широкого читателя. Я был свободен от слепого преклонения перед авторитетами, часто - дутыми.
Вообще, как и в горкоме, коллектив встретил меня настороженно. "Комиссара из ЦК прислали", "Вечерочник теперь будет управлять литературой, что он понимает?". "Оппозицию" возглавили пользовавшаяся авторитетом в редакции заведующая отделом коммунистического воспитания В.Ф. Елисеева и бесцветный секретарь партбюро Е.Д. Федоров. Поползли слухи о предстоящих увольнениях. И они оправдались, бездельников я никогда не терпел. Один уволенный сразу же подал на меня в суд, но дело проиграл.
Хотя "подпольный обком" все еще действовал, тон стали задавать талантливые журналисты и писатели, которые пришли в "ЛГ" вместе со мной: Анатолий Рубинов, Аркадий Ваксберг, Александр Борин, Александр Агранович (Левиков), Юрий Синяков...
Особенно много сделал для становления новой "Литгазеты", ее отделов экономики, науки и бытовых проблем писатель Александр Иванович Смирнов-Черкезов, семнадцать лет проведший в ГУЛАГе. Он был осужден еще по "делу Промпартии". Мне говорили, что он - диссидент, но в "Литгазете" он был самым творческим членом редколлегии. Его авторитет, безукоризненный вкус, глубокое знание проблем экономики и науки позволили привлечь к активному сотрудничеству с отделами внутренней жизни таких талантливых литераторов, как Георгий Радов, Борис Можаев, Анатолий Злобин, Юрий Черниченко, Владимир Травинский.
Заведующий отделом науки писатель-романист и публицист Владимир Михайлов с увлечением отдавался новой для того времени социологии, а заведующий отделом социально-бытовых проблем А. Рубинов не просто крушил бюрократов, разделывал под орех министерства здравоохранения, путей сообщения, связи, гражданской авиации, но и объединил вокруг отдела крупных демографов - профессора Бориса Урланиса (написавшего знаменитую статью "Берегите мужчин!"), Виктора Переведенцева, социологов Владимира Шляпентоха и Александра Янова.
С трудом удавалось напечатать многие блестящие статьи, составившие славу "ЛГ". Сопротивлялись не только "верхи". О статье "Берегите мужчин!" ответственный секретарь редакции презрительно заявил: "Бабьи сплетни!". И только после того, как ее перепечатали 160 газет страны, он признал свою неправоту. А статья стала классикой отечественной публицистики.
Мы влияем на жизнь
Нет, об Анатолии Захаровиче Рубинове я должен рассказать отдельно. Этот выдающийся журналист, человек, не блещущий здоровьем, и сейчас в свои 77 лет работает с утра до вечера. Трудоголик! А тогда, в конце 60-х - в 70-х, Рубинов был в расцвете сил. Чуть ли не каждая его статья становилась событием. Единственное, что создавало трудности в работе с Рубиновым, это его мнительность и, пожалуй, нескромная уверенность, что в его статье нельзя изменить ни строчки, ни слова, а уж его заголовок был вообще неприкосновенным.
Редакция получала много жалоб от авиапассажиров: рейсы опаздывают, иногда на много часов, и даже отменяются, билетов не хватает, а самолеты уходят полупустыми, кассирши грубят и нередко откровенно вымогают взятку, аэропорты, даже столичные Внуково и Домодедово, плохо приспособлены к нуждам пассажиров, люди сутками спят на полу, не хватает комнат для женщин с детьми, негде поесть - буфеты часто закрыты, в ресторанах дикие цены, а что говорить о знаменитых русских туалетах!
Я поручил Рубинову написать резкую статью. Сознательно шел на риск: в то время министром гражданской авиации был человек, очень близкий Брежневу, бывший его шеф-пилот, маршал авиации Б.П. Бугаев. С Рубиновым договорился, что "для баланса" он похвалит работу Аэрофлота в воздухе, но скажет всю правду о том, что творится в аэропортах. Так появилась эта статья, вызвавшая сотни читательских писем и десятки перепечаток за рубежом - конкуренты Аэрофлота не дремали.
Министр был разгневан беспредельно: как посмели поднять руку на советскую гражданскую авиацию! В ЦК тут же была направлена раздраженная записка министерства, в которой доказывалось, что "Литгазета" нанесла непоправимый ущерб экономике страны, подорвала авторитет и престиж Аэрофлота, сорвала тем самым ряд выгодных соглашений с зарубежными авиакомпаниями, в частности с японской, и вообще ЦК должен призвать к ответу обнаглевших журналистов.
Записка Бугаева попала к секретарю ЦК К.У. Черненко. И тот, к счастью, направил ее на рассмотрение в отдел пропаганды. Почему к счастью? Потому что занялся ею многолетний куратор "ЛГ" Сергей Сидорович Слободянюк. Сколько раз спасал он "Литгазету", и прежде всего меня, от неприятностей!
Кандидат философских наук, до ЦК работавший в Ивано-Франковском обкоме партии, человек честный, неравнодушный, не чинуша, как многие его коллеги, он часто ограждал нашу газету от вызова на ковер, списывая, закрывая и отправляя в архив "телеги" злопыхателей, врагов "ЛГ", начальников разных рангов, обиженных нашими публикациями.
К статье Рубинова "Аэрофлот на земле и в воздухе" он отнесся с полным пониманием, потому что, бывая в командировках, на собственном опыте познал все прелести нашей гражданской авиации.
Через несколько дней состоялся "партийный суд". В скромном кабинете на 5-м этаже 10-го подъезда ЦК за приставным столиком сидели друг против друга седой генерал с широченной орденской колодкой на мундире, заместитель министра гражданской авиации СССР, с папкой вырезок многочисленных материалов из зарубежной прессы, прокомментировавшей статью Рубинова (министр лично поручил заграничным представительствам Аэрофлота собрать и выслать в Москву все комментарии), и первый заместитель главного редактора "ЛГ" с толстой пачкой благодарных откликов читателей и новыми фактами о беспорядках "на земле и в воздухе". Разговор был долгим и жестким. Слободянюк подвел итог:
- На критику печати надо правильно реагировать, принимать конструктивные меры, а не защищать честь мундира...
Я вышел из ЦК победителем. Спустя три дня мне позвонил сам Бугаев. Он сообщил, что коллегия министерства обсудила статью "Литгазеты", наказала упомянутых в ней конкретных виновников беспорядков и наметила меры по улучшению работы аэропортов. Больше того, министр попросил газету покритиковать местные власти, которые медленно модернизируют аэропорты. С того дня "ЛГ" и МГА стали если не друзьями, то, во всяком случае, союзниками. А я, признаюсь, часто летая в командировки, стал беззастенчиво пользоваться услугами депутатских залов...
Доставалось от нас и Министерству связи. Рубинов провел остроумный эксперимент, послав самому себе сто писем из разных районов Москвы. Он доказал, что даже в столице письмо добирается до адресата по 4-5 и больше дней. Факты были неопровержимы, как и всегда, когда Рубинов брался за перо. "ЛГ" умудрилась, не ведая того, опубликовать очередную разгромную статью о Министерстве связи в день 70-летия министра Псурцева, занимавшего свой пост, кажется, дольше любого другого министра СССР (кроме Громыко).
Не поздоровилось и Министерству здравоохранения. Положение в больницах и поликлиниках было ужасным. Чуть ли не в каждом номере Рубинов печатал критические статьи. Мудро повел себя министр здравоохранения, выдающийся хирург академик Б.В. Петровский. Борис Васильевич позвонил мне и предложил провести встречу коллегии министерства с редколлегией газеты. Конечно, я согласился.
Никогда еще в скромном дворике издательства "ЛГ" не скапливалось столько черных лимузинов. Петровский привез с собой всех своих заместителей и начальников главков. Заседали мы часа три. Медики откровенно рассказали о том, что творится в отечественном здравоохранении. Больше половины больниц, особенно сельских, поселковых, не имели даже водопровода и канализации. Остро не хватало лекарств, медтехники, врачи, сестры, санитарки получали (как и поныне!) жалкую зарплату.
Словом, гости нарисовали такую мрачную картину, что на ее фоне наши критические статьи выглядели, мягко говоря, поверхностными. Всем нам в редакции пришлось крепко призадуматься: а что делать дальше? Ясно, что писать о нашем здравоохранении по-старому было нельзя...
Отчет о встрече газета опубликовала, и к нам вслед за этим пожаловала коллегия могущественного и богатого, казалось бы, МПС - Министерства путей сообщения. Нам было что предъявить железнодорожникам: опоздание поездов, беспорядки на вокзалах, грязь в вагонах. Министр и его команда тоже нарисовали безрадостную картину. Оказывается, подвижной состав устарел, путевое хозяйство запущено, происходит огромная текучка кадров из-за низкой зарплаты. Все выглядело мрачно. И тем не менее коллегия МПС после нашей встречи сумела что-то улучшить.
Да, "ЛГ" активно влияла на жизнь, и читатели это сразу почувствовали. Если в 1966 году наш тираж составлял около 400 тыс. экземпляров, и "Союзпечать" брала газету на продажу на кабальных условиях (газета плохо раскупалась, и 50 процентов возврата оплачивало издательство), то уже на 1968 год подписка возросла до 800 тыс., а на 1969-й - до миллиона. На стене 4-го этажа, у кабинета главного редактора, появился огромный плакат: "Есть первый миллион!!!". "Оппозиция" была посрамлена. Но мало кто в редакции не знал, какой крови стоило это увеличение тиража.
Многоопытный помощник Брежнева А.М. Александров-Агентов назвал "Литгазету" "клапаном на перегревшемся паровом котле". Но ЦК бдительно следил за клапаном и старался постоянно регулировать его работу.
Какой шум вызвала статья известного экономиста А.М. Бирмана! Он написал о том, что многие предприятия нерентабельны и надо решительно реконструировать их или закрывать, признавая банкротами. Отдел планово-финансовых органов ЦК тут же обвинил газету в том, что она предлагает возродить безработицу и чуть ли не выступает против рабочего класса.
Нас спасло от крупных неприятностей только положение А.М. Бирмана: он был одним из советников председателя Совета Министров А.Н. Косыгина. Но от намечавшейся редакцией дискуссии пришлось отказаться.
Скандал возник вокруг статьи известного юриста профессора Савицкого о презумпции невиновности. В то время директором Института государства и права Академии наук, где работал Савицкий, был вполне прогрессивный академик В.Н. Кудрявцев. Позднее он рассказывал мне о том, какие обвинения посыпались в адрес института. Особенно негодовал "серый кардинал" М.А. Суслов. Под вопрос ставился якобы сам принцип государственного обвинения. Между тем Савицкий доказывал очевидную истину, сегодня ни у кого не вызывающую вопросов: гражданин не может быть признан виновным, пока его вина не установлена в судебном порядке.
Слава Богу, в то время Отделом административных органов ЦК руководил А.Я. Сухарев, человек объективный, демократичный. Он не стал раздувать "дело", как того требовали сверху, а поручил "разобраться" партийному бюро института. Оно спустило "дело" дальше - в партгруппу, в которой состоял Савицкий... Всего этого я тогда не знал: ЦК не тронул "Литгазету".
И еще одна любопытная история. В редакцию прислала письмо читательница из Свердловска. Она спрашивала, кем по национальности считать ее сына. Отец ее был белорус, мать - украинка, муж - наполовину русский, наполовину украинец. Надо ли вообще указывать в паспорте национальность? - спрашивала женщина. - Не правильнее ли писать просто "СССР", как в Америке в графе "гражданство" пишут "США"?
Я отправился в ЦК и попросил доложить письмо Демичеву. Тот передал через помощника: "Рискните. Напечатайте...". Письмо опубликовали. Посыпались отклики. Попадались и возмущенные, но большинство читателей считало, что указывать национальность в паспорте незачем: мы - единая страна, единый народ. Газета печатала отклики из номера в номер, пока не пришло гневное, вполне в духе Макашова письмо трижды Героя Советского Союза летчика Ивана Кожедуба. Он обвинил нас в том, что мы хотим чуть ли не искоренить русский народ, играем на руку сионистам и вообще выступаем пособниками Израиля. Нам опять заткнули рот. Как мало с тех пор изменилось!
Но "ЛГ" одерживала и маленькие победы.
Владимир Травинский опубликовал подкрепленную статистикой большую статью о приусадебных участках. Доказывал он тоже очевидное: приусадебные участки дают стране весомую долю сельхозпродуктов - картофеля, молока, яиц, мяса. И это при том, что крестьянам не дают ни кредитов, ни семян, ни удобрений, а только мешают, участки пытаются урезать или отводят неудобья. Из Отдела пропаганды ЦК мне доверительно сообщили: Суслов статьей Травинского недоволен, он считает приусадебные участки вообще пережитком частнособственнических настроений. Осторожно!
Тогда мы зашли с другого бока. Редакции стало известно, что заместитель председателя Совета Министров З. Нуриев, ведавший сельским хозяйством, поддерживает позицию "ЛГ". Отобрали сто наиболее ярких и убедительных писем, перепечатали их, сброшюровали и направили Нуриеву. А тот показал наш бюллетень Брежневу, который еще не пребывал в старческом маразме. Каково же было наше торжество, когда в новой, "брежневской" Конституции СССР было закреплено право граждан на приусадебное хозяйство.
И еще раз Брежнев, очевидно, "с подачи" помощников, поддержал "Литгазету". Мы начали дискуссию по проблеме "Экономика и право". Крупные хозяйственники рассказывали, что они связаны по рукам и ногам устаревшими, принятыми еще в 20-30-е годы законоположениями, финансовыми и штатными нормативами. Неожиданно, после первой проблемной статьи, мне позвонил Д.С. Полянский (о нем я еще расскажу) и заявил: "Вы попали в точку. Возьмите десять лучших директоров совхозов страны - их можно сразу сажать в тюрьму, потому что нельзя успешно вести хозяйство, не нарушая законов". Хозяйственное право было едва ли не самой запущенной отраслью законодательства.
И вот Брежнев выступает на предвыборном собрании в Бауманском избирательном округе Москвы и едва ли не слово в слово повторяет то, что писала "Литературная газета". Сразу завертелась машина. Был создан специальный научно-исследовательский институт, учрежден журнал. Конечно, проблема давно назрела и, рано или поздно, встала бы на повестку дня. Дискуссия в "Литгазете" послужила своевременным импульсом.
Но опасности можно было ожидать после выхода каждого номера. Никогда нельзя было быть уверенным, что очередной номер не принесет неприятностей.
...Звонит мне однажды по вертушке Ю.С. Мелентьев, зам. зав. Отделом культуры ЦК, ведавший всей художественной литературой (позднее он стал первым замом председателя Госкомиздата СССР, министром культуры РСФСР):