Не знаю, почему тогда я вмешался. Может, мне не понравились наглые торжествующие морды "коллег", может, Никита слишком напоминал жалкую рыбку, бьющуюся в сетях. Короче мне сразу захотел сделать что-нибудь неприятное товарищам правоохранителям. Я аккуратно подобрался к ним и незаметно уронил двадцатипятирублевую бумажку. Один из ментов быстренько накрыл ее ладошкой и стал поднимать, несправедливо полагая, что она выпала из Никиты.
- Почему это вы отбираете деньги у товарища? - выступил я.
- А ты кто такой, мать твою так?
Я объяснил и показал, кто я такой. Менты несколько приссали и когда я грозно поглядел не в их сторону, тихонько забились в свою конуру.
- Ну, бери свой четвертак и потопали, - сказал я взъерошенному страдальцу.
- Это не мой, не мой.
- Бери, сопливый, а не то сделаю больно.
Четвертной я, конечно, у него забрал обратно, но уже на улице. Однако Никита считал себя обязанным и клялся чинить меня всю жизнь бесплатно. Я, конечно, платил, но вот мне понадобилась услуга несколько иного рода...
Заглушив мотор, я пошевелил всеми членами и частями своего тела кажется, столкновение даром прошло. Потом вернулся к прежней наружности, вылез из машины и присобачил старые номера. Весь "макияж", свой и автомобильный, уложил в сумку. Как раз сзади отворилась железная дверь гаража и появился Никита. Он обогнул жигуленок по кругу и убежденно произнес:
- Значит так, спланированная автокатастрофа. Сводил счеты с кем-нибудь из своих? Или обкомовцев?
От этого парня сейчас зависело многое - не подвело ли меня чутье, когда я его выручал?
- В нашей стране, Никита, обилие сведений может серьезно повредить здоровью и вызвать не только насморк. Я поломал машину, ты чинишь. Вот и все.
- Глеб, а ты ведь мужик "с тараканами", - бросил он мне в спину. Или высоко взлетишь или глубоко упадешь...
- Люди перемещаются не только по вертикали, друг мой.
На работу я добрался на трамвае. Пока сочинял свою аналитическую записку, узнал, что вновьприбывший Затуллин попал в аварию на улице Маяковского. Поскольку ремнем беспечно не пристегнулся, то угодил черепушкой в переднее стекло, водитель же помял себе об руль грудную клетку и заработал хлыстообразную травму. Он сейчас дома отлеживается, а Андрей Эдуардович с сотрясением хитрых мозгов - в больнице.
- С чего авария-то случилась? - добросовестным голосом спросил я у Паши Коссовского.
- Да жигуленок их боднул, за рулем, наверное, кто-нибудь сидел с большого бодуна. Ну и удрал само собой. Наш водитель успел только приметить, что это кремовый "ВАЗ-2102". Сам понимаешь, не ахти информация. Если сразу не поймали, то потом ищи-свищи.
- Да, кремовых "ВАЗов-2102" больше чем дерьма, - сочувственно подтвердил я.
И один из них - а именно мой - мирно стоял сейчас в гараже у Никиты. Тесть преподнес машину год назад и правильно я поступал, что парковал ее на улице Воинова. Никто собственно и не видел, на чем я катаюсь из дома на работу и обратно. Если я вместе с Пашей и выходил из здания после окончания трудового дня, то он пехал на "Чернышевскую", а я говорил, что мне ближе до Финляндского вокзала.
Никита через неделю отдал мне машину в полном ажуре, а еще через полмесяца я ее загнал какому-то грузину, как две капли похожему на портрет молодого Иосифа Виссарионовича. Мне даже как-то неловко было. Надюха против акта купли-продажи не возражала, все равно ее катал на себе подводник. Тем более и срубленные "бабки" мы с женушкой честно разделили пополам.
Затуллин выписался из больницы через пятнадцать дней и умотал в Москву - долечиваться, затем в отпуск, а там уж его на какую-то другую ответственную работу перевели. Так что следующим явился совсем другой проверяющий-надзирающий - собутыльник Безуглова.
А тесть, когда я загнал жигуленок, решил, что я совсем загрустил и запил, поэтому действительно помог мне перебраться в ПГУ. Сайко тоже содействие оказал. Но это было потом.
К Лизе я долго не наведывался. Боялся, что за мной "наружка" уже присматривает. Но, когда она получила разрешение отчалить, я к ней явился, только уже на троллейбусе.
- Исчезновение твоей машины и мой выезд как-нибудь связаны, Глеб? полюбопытствовала женщина, приученная своей профессией к внимательности.
- Не более, чем какой-то дым и какой-то огонь.
Я знал, что эта встреча самая распоследняя. Что мысли и чувства докторши с этого дня начинают разворачиваются совсем в другую сторону. И что я - в представлении Лизы - стану частицей другого, уплывающего вдаль, наверное, жутковатого мира. И что в финальные дни Лизиного пребывания в городе Ульянова-Ленина вокруг нее будет вертеться много людей, с которыми я не желаю пересекаться - во-первых, потому что некоторые из них очень вероятно болтаются на ниточках у нашей конторы.
Я был почти уверен, что зашел в своей помощи слишком далеко. Мне казалось, что мои действия уже граничат с предательством. Пострадали люди-товарищи, которые делали совместно со мной одну большую работу, причем из-за не слишком обоснованных моих страхов за любовницу и ее дочку. Елки, да не бореевский ли эксперимент расшатал мою психику, доселе крепкую как бревно?
Сейчас Лиза уматывает к хорошему ли, плохому, но своему мужу, папаше ее ребенка и становится жительницей чужой, враждебной страны, женщиной чужого, враждебного человека. Да и "совенку" вскоре никакой дядя Глеб не понадобится, он расплывется и вымоется из ее памяти уже через полгодика.
- Представляю, что сейчас варится в твоей голове, - проявила умственную зоркость Лиза. - Ты, наверное, здесь уже не возникнешь до моего отъезда.
- Наверное, миссис Роузнстайн. Это может повредить нашему счастью. Так или иначе.
- Любовь кончается, Глеб?
- Теперь, когда я набрался столько всякой мистики, то выскажусь, что ничто не кончается, а лишь переходит в другое измерение. Хотя бы в подсознание, сны... Да, что мы грусть-тоску на себе навеваем с упорством достойным лучшего применения. У тебя ведь начинается новая жизнь с новыми ощущениями, надеюсь, недурными. Ведь Запад еще долго будет загнивать... Может, и я переберусь на более интересную и замечательную работу.
- Вдруг тебя пошлют отравить водопровод в Вашингтоне, например, дизентерией, чтобы президент застрял в сортире и не смог руководить страной, а меня отправят на бой с этой вот заразой.
- И мы повстречаемся в центральном коллекторе вашингтонской канализации. Расскажи такой сюжет какому-нибудь американскому детективщику, может, он и вытянет его на роман под названием "Красный понос".
- Но сегодня, Глеб, мы еще не стали друг для другами персонажами страны снов?
- Да, сегодня мы еще можем присутствовать друг подле друга в полном телесном объеме, не привлекая потусторонние измерения, - согласился я.
Мы упали в кровать и была волна, не менее мощная, чем в первый раз, но какая-то умиротворяющая.
- В последние часы, где-то на заднем фоне у меня возникают странненькие мысли, Глеб, - шепнула Лиза по завершению сеанса интимности. - А что, если не начинать эту новую забугорную жизнь? И дело не в том, где быстрее сгниют, здесь или там. Есть, что-то большее, чем красивый быт, чем некрасивый быт.
- Я не желал бы себе лучшей жены, чем ты, Лизка. Но я все сделал для того, чтобы ты оказалась там, а мои мозги и мышцы переключились совсем на другое, на разные интересные и немножко рисковые игры. Россия - страна, где часто проводятся опыты на людях и прочем веществе, тем и хороша. И тем же она плоха и страшна для многих своих жителей, особенно таких как ты и твой киндеренок... Ты знаешь, я сейчас испарюсь, а ты продолжай лежать. Вот так получится отличная сцена прощания.
В коридоре, когда я уже направлялся к выходной двери, меня неожиданно застукал "совенок".
- Эй, Глеб, еще увидимся, - звучало это очень по-американски.
- Конечно, малыш. Bye-bye, see you later.
Когда я попал в ПГУ, Лиза возможно еще не преодолела государственную границу, но между нами уже был "Обводной канал и баржа с гробами". Я тогда как раз учился в Балашихинской разведшколе. Когда докторша садилась в самолетное кресло, я, наверное, ловил сокрушительный удар в челюсть на тренировке по рукопашному бою. А потом пошли косяком разные дела и разные бабенки, и всякие каки-бяки, и всякие заварухи. Лиза Розенштейн перестала существовать для меня в настоящем, застряв во все более туманном тускнеющем прошлом.
5. (Москва - Южный Ирак - Москва, октябрь-ноябрь 1982 г.)
- Пистолет-пулемет "Узи" работает на принципе свободного затвора, надежен и довольно компактен. Неплохо проявил себя в ближнем бою, то есть в траншеях, домах и тому подобных постройках. Обеспечивает метание противотанковых гранат в сторону противника. Обратите внимание на затвор, он как муж жену обхватывает казенную часть ствола. Мы с "Узи" немного повозимся, потому что должны учитывать распространение этой машинки по всему миру и его окрестностям. Полезно также увидеть американскую систему ФМГ. Смотрите сюда, в сложенном виде она напоминает пенал для логарифмической линейки. Однако такая линеечка может неплохо вычитать живую силу противника. И запомните вот эту крошку, тоже американскую, имя которой "Ингрэм М11", для тихих дел ее можно применять с глушителем.
- Товарищ инструктор, ну, а нам-то что дадут?
- Вы на занятиях или кто? Еще один крик со стула и начну свирепствовать. Вот товарищ майор же тихо сидит... Дадут, во что кладут... Жалко, все-таки, что сняли с вооружения Стечкина. В свое время, когда я еще носил штаны на два размера меньше, он мне несколько раз сделал хорошо... Вы, старший лейтенант, и вся ваша компания получит пистолеты "Смит-Вессон М645" - приличные, между прочим, пушчонки. При стрельбе лучше держаться за него обеими своими руками. Весит такой красавчик чуть больше "ПМ", полусцепленный затвор с коротким ходом ствола, - гляньте, как двигается, - но рассчитан на кольтовский патрон АПК 45 калибра. Это сколько?
- 11,43 миллиметра против 9 миллиметров у "Макарова".
- Да, и в магазине не восемь, а четырнадцать патронов. Что это дает?