Она ушла, оставив мне и моему приятелю столик на разграбление, мы срочно переместили свое недопитое пиво поближе к ее графинчику и с удовольствием его прикончили, не отходя от кассы.
Позже я понял, почему Злата не захотела пойти со мной потанцевать: дело в том, что она во время танцев теряла голову и просто-напросто кончала...
Злата была точна, и мы с ней прекрасно поужинали, правда, за ее счет, опять таки не сказав друг другу ни слова. Выйдя на улицу, Злата крепко взяла меня под руку и, опять-таки молча, повела меня за собой. Я плелся за ней как предназначенный на убой теленок, но постепенно в меня стали проникать исходящие от нее какие-то магнетические флюиды, заставлявшие меня вздрагивать и еще теснее прижиматься к ее рукаву, так что, когда мы прибыли к месту назначения, а им оказался Горздравотдел, меня уже трясло от вожделения... Как я потом выяснил, Злата работала доктором в достославном городе Одессе, а в эти дни она проходила стажировку в Пензе и была дежурной, что нам и позволило очутиться в кабинете главврача.
Откуда-то взялись простыни, и мы, все время молча, мгновенно разделись и оказались в объятиях старого, видавшего виды кожаного дивана, который с пониманием принял нас в свое лоно.
Как меня, так и Злату просто трясло от нетерпения как можно скорее засунуть в нее все, чем я в тот момент располагал. Схватка была крайне жестокой, меня буквально выпотрошили и выбросили на помойку... где Злата корчилась от неудовлетворенной страсти, а я, вылив в нее весь скопившийся у меня к тому времени мне запас спермы, позорно валялся на диване, не в силах предложить ее хоть какую-либо компенсацию за потраченные ею усилия. Но есть бог Амур на белом свете! Пока я приходил в себя от позорного поражения, я вспомнил о моей наставнице - моей несравненной Илге! Быстро переформировав свои поредевшие батальоны, я, как можно быстрей, сформировал из них корпус прорыва, скользнул между ног Златы и нанес ей по ее клитору фланговый удар всей мощью своего языка... Развивая успех, я буквально вцепился в ее письку и начал высасывать из нее все, что только мог, перемежая очередные атаки на ее клитор его подкусыванием, от чего она буквально взвивалась на небеса, а все мои силы уходили не ее удержание на диване.
...Как это ни странно, но, при всей ее высочойшей квалификации, Злата не знала техники проведения клитеринга, что я отношу за счет общего, чрезвычайно низкого уровня сексуального образования тех лет...
Злата не ожидала подобного предательского удара с этой стороны и с тем большим остервенением она начала мне отвечать, еще не понимая, что с ней и с ее писькой происходит. Она сумбурно кончала раз за разом, вся извиваясь в сотрясавших все ее существо конвульсиях и, наконец, определив источник, дарующий ей такое наслаждение, сосредоточила не нем все свои усилия и сама начала взахлеб высасывать из него все его содержимое. Постепенно я пришел в себя и смог ответить Злате, потом я снова спасовал перед ее неудержимым напором, снова перешел на клитеринг и так несколько раз, пока не смог ее окончательно загнать в угол и утвердить свое превосходство, которое мне так дорого обошлось. Далее, в течение ночи, мы еще не раз возвращались к нашим баранам, но теперь я контролировал обстановку и не допускал повторения подобных эксцессов, хотя, должен вам признаться, я тоже был доведен до точки и в полной прострации свалился со Златы, уткнув свой нос к ней в подмышки и наслаждаясь исходившим от нее мускусным запахом...
Наши битвы продолжались каждый день, когда позволяло ее расписание дежурств, я к ней приноровился, нашел нужный алгоритм и благодаря ему с честью выходил из самых жестоких схваток. Несколько раз я пытался сосчитать, сколько раз она кончала за ночь, но каждый раз сбивался на сороковом или пятидесятом разе. В любом случае, она была великолепна, когда с развевающейся гривой черных волос она в исступлении насаживалась на моего шершавого или втискивала в себя весь мой язык...
Однажды, когда я ее спросил, сколько раз она может кончить, Злата рассмеялась и сказала мне, что таких подсчетов она не вела, но зафиксированный ею рекорд составляет 87 раз.
Дело обстояло следующим образом. Однажды Злата развлекалась с одним из своих любовников, который рассказал ей о забавном случае, произошедшим с одним из его приятелей: в компанию к ним попала одна достаточно скромная девушка, которую резвящиеся молодчики своими шутками довели до слез. Злата возмутилась таким не джентльменским поведением местных оглоедов и попросила своего любовника собрать ту же компанию в том же составе, пообещав исполнить любое их желание при условии, что они смогут ее смутить, не прибегая к насильственным методам.
Сказано - сделано.
На следующий вечер была приглашена в том же составе вся веселая компания, приглашена и Злата. Однако все попытки смутить Злату оканчивались ничем: ни сальными шуточками, ни полным раздеванием мужиков с демонстрацией их мужских достоинств не производили на нее ожидаемого мужиками впечатления. Но и на старуху бывает проруха. Пока на совершенно голой Злате мужики играли не то в очко, не то в "дурака", один из их компании незаметно вышел за дверь и женским голосом попросил разрешения войти... к такому повороту событий Злата не была готова, и ей пришлось срочно накинуть на себя какой-то сарафан и тем самым проиграть пари.
Пари - дело священное и, естественно, все мужики захотели трахнуть Злату. Был брошен жребий, определивший очередность подхода к телу, Злата снова разделась и предоставила себя в полное распоряжение всей компании, причем один из присутствовавших был избран секретарем, на обязанности которого было возложено ведение счета Златиных кончаний и составление результирующего протокола.
Короче, когда Злата в очередной раз простонала свое заветное "ап", которым она отмечала каждое свое кончание, и больше не оставалось мужиков на что-либо способных, секретарь зафиксировал цифру 87, о чем и был составлен соответствующий протокол, скрепленный необходимым количеством подписей. Я этого протокола не видел, но охотно верю в его существование.
Чтобы закончить историю со Златой, которая, увы, после окончания своей стажировки в Пензе отбыла восвояси, скажу, что почти вся моя студенческая группа, с моей легкой руки, потеряла невинность на ней - она очень любила совращать молодых и была мне всегда благодарна, когда я приводил к ней очередную жертву... Предназначенного для заклания теленка, трепещущего от сознания того, что вот, сейчас, он приобщится к величайшей тайне, я приводил к Злате, которая с наслаждением руководила его раздеванием, после чего сама, с элементами стриптиза, раздевалась догола и, создав полусвет, увлекала его на диван, где и происходило основное действо. На мою долю оставалось созерцание происходившего побоища, подкрепляемого бутылкой, стоящей на столике, водки. После окончания высасывания из неофита остатков спермы, Злата, как правило, накидывала на себя халатик и шла ко мне за честно заслуженной рюмкой водки. Проводив парня и закрыв за ним дверь, мы с ней, распаленные только что произошедшей на наших глазах сценой, с новой силой бросались друг на друга и в ожесточенной схватке не на жизнь, а насмерть, заканчивали наши экзерсисы.
Следующей, заслуживающей внимания нимфоманкой была моя многолетняя любовь - Аллочка, которая стойко терпела все мои художества и похождения по чужим чердакам и, только когда я женился, не вытерпела и бросила меня, уехав с кем-то в Америку.
Я познакомился с Аллой на пляже Онежского озера, где пересеклись наши туристические маршруты - я собирался прокатиться по Эстонии, а она, только что закончив институт, собиралась по возвращении в Москву пойти по распределению в какой-то ящик. Как хорошо, милые вы мои, что вам не знакомы эти понятия!
Но, ближе к телу, как говорят в наших палестинах...
Прохаживаясь по пляжу в поисках очередной чаровницы, я совсем случайно заметил очень скромную девушку, сидевшую в тени большого дерева. В начале я даже не обратил на нее особого внимания, но когда она повернулась, чтобы лечь на спину, и я увидел роскошную гриву ее огненно-рыжих волос, спускавшихся ниже пояса, я буквально обомлел - такой красоты волос я еще не встречал, хотя мне в то время было уже далеко за 30 и в женских волосах я кое-что понимал.
Приклеитбься к девушке под предлогом показа ей каких-то сомнительных фокусов было делом одной минуты. Но и сейчас, когда она уселась поудобней, чтобы посмотреть на мои фокусы, я чуть ее не бросил, настолько ординарной она мне, на первый взгляд, показалась. Алла не была красивой в общепринятом значении этого слова, но она имела вполне приличную фигурку, хорошую грудь, а в ее громадных с поволокой глазах, казалось, застыла вся скорбь еврейского народа...
Я не могу сказать, что я очень заинтересовался Аллочкой, но, для порядка, я пригласил ее прогуляться по лесу и во время прогулки сразу заметил, что она совершенно не избалована мужским вниманием, довольно безвкусно одета и, если бы не ее умопомрачительные волосы и бездонные глаза, то я бы под первым благовидным предлогом отвел бы ее обратно на турбазу.
Но до чего обманчива внешность, сказал еж, слезая с половой щетки! Поддайся я первому впечатлению (а справедлив был Тайлеран, когда он говорил - Никогда не поддавайся первому побуждению совести, ибо оно благородно...), и не видать бы мне Аллочки, как своих ушей...
Однако, что-то меня к ней влекло и на следующий день мы с ней снова встретились и я увел ее гулять подальше в лес. Надо сказать, что ее волосы меня буквально околдовали и я, улучив момент, достаточно бесцеремонно запустил свои лапы в ее кудри и начал их ласкать. Алла вздрогнула как от удара током, резко отстранилась и, с мольбой глядя мне в глаза, пролепетала: "- Прошу вас, никогда больше так не делайте..." Нечего и говорить, что такая просьба меня заинтересовала и подвигла на новые свершения, но все мои поползновения схватить ее за волосы и обнять, заканчивались неудачей - она как змея выскальзывала из моих рук, отбегала с сторону и, возбужденно хохоча, начинала, как маленькая девочка, бегать и прятаться по кустам. Но я видел, что эта игра ей очень нравится и в ней начинает просыпаться, сквозь девичью неуклюжесть, какая-то вполне женская игра в кошки-мышки. Я стал ей подыгрывать, немножко вместе с ней побегал и, наконец, сделав вид, что очень устал, попросил ее пособирать мне ягод, благо земляники было вокруг навалом. Алла безропотно начала собирать землянику и отправлять ее пригоршнями прямо мне в рот.
Наши блуждания в окрестностях леса продолжались два-три дня, после чего я решил, что пора переходить к нормальным сексуальным действиям и, поймав Аллочку за косу, я повалил ее на травку и стал усердно целовать, стараясь забраться под ее волосы, но Аллочка стремительно вырвалась из моих объятий и с видом испуганной лани бросилась стремглав в кусты, откуда мне пришлось ее выманивать клятвенными обещаниями не повторять своих нападений. Естественно, я ее обманул и, как только она ко мне приблизилась, крепко обнял, подождал несколько секунд, пока она, тяжело дыша, не перестанет сопротивляться, немного успокоится и придет в себя, после чего я ее отпустил, задав ей при этом безошибочно действующий дежурный вопрос, на который, как правило, женщины сразу не знают что ответить, а нам позволяют перейти к активным действиям - Аллочка, если я тебе так не нравлюсь, то я могу уйти (тут необходимо сказать любой банальный комплимент - ну, хотя бы: "А ты мне так нравишься!"). Тут, главное, не терять темпа и дать ей легальную возможность уйти от прямого ответа, промямлив что-нибудь вроде того, что она не готова к такому бурному развитию событий, а вообще-то ей с тобой хорошо. Получив таким образом карт-бланш для проведения дальнейших безобразий, я, по своему обыкновению, вполне непринужденно задал Алле вопрос - а не стоит ли нам, благо вокруг никого не видно, согрешить прямо здесь, то есть, не отходя от кассы? Мы же ничем не рискуем, и ты, и я взрослые люди, и ты мне, и я тебе нравлюсь, так почему бы нам и не отдать дань природе, тем более что солнышко так пригревает и располагает к неге?
Алла ничего не отвечала, только еще глубже спрятала лицо в ладони и тихо прошептала: "- Я девушка..."
Если я чего-то и не ожидал от моей скромницы, так это подобного признания... а так как я вам в свое время говорил, что девственницы меня просто отпугивают, то мне ничего не оставалось делать, как только глубоко вздохнуть, обнять Аллочку за шею и повести ее к лагерю, по пути, чтобы не скучать, рассказывая ей, что я сейчас сделал бы с ней, если бы не этот врожденный дефект в ее организме. Я живописал ей, как я стал бы, невзирая на ее вопли и сопротивление, срывать с нее платье, сбрасывать лифчик, закутываться в ее волосы, дерзко раздвигать ноги и, навалившись на ее, насиловать, насиловать и еще раз насиловать ее без всякой пощады. Алла жадно впитывала в себя мои росказни, время от времени содрогаясь от пробегавших по ней мелких судорог и непроизвольно прижимаясь ко мне, когда я, для пущей убедительности, засовывал ей за пазуху руку и начинал подщипывать ее груди. В результате нашей небольшой прогулки, Аллочка была готова мне отдаться, но мне этого не требовалось, и я с легким сердцем отпустил ее продолжать турпоход, надеясь на то, что после такой подготовки, первый же попавшийся ей под руку молодец с честью завершит начатое мною дело.
Однако ее телефон я записал, но, по правде говоря, тут же и забыл, занимаясь по пути в Москву другими охальницами.
Прошло около месяца, когда в один прекрасный день я, перелистывая свою записную книжку, случайно не наткнулся на какую-то Аллу - сразу я вспомнить ее не смог, но, немного поразмыслив, все-таки вспомнил и, считая ее грехопадение уже совершившимся фактом, решил ей позвонить и, дабы окончить начатое дело, трахнуть.
К моему удивлению, Аллочка меня прекрасно помнила и с радостью согласилась меня увидеть, а, надо вам сказать, что как раз в это время я наконец-то получил кооперативную квартиру на Новолесной у лице и находился в стадии ее обживания.
Я встретил Аллочку на Белорусской и, пока мы шли, я выяснил, что она продолжает находиться в прежнем девственном состоянии, но теперь у меня была крыша над головой и я мог, не торопясь, разделать ее, как в свое время Бог разделал черепаху. Когда Аллочка поняла, куда и зачем я ее веду, она начала от страха перед ожидающей ее неизвестностью упрашивать меня не делать "этого" сейчас, даже пыталась вырваться, но я был неумолим и, объяснив ей еще раз, что этого хотят боги и что неумолимые Парки распорядились ее судьбой так, как это начертано в книге судеб, повлек ее к подъезду своего дома. В квартире, очутившись со мной наедине, она полностью покорилась своей судьбе и только время от времени, когда я приближался к ней, чтобы медленно и с чувством ее поцеловать и пощипать ее грудь, ее начинала бить мелкая дрожь. Но я не торопился - несколько притушив свет и задернув занавески, я заставил ее медленно раздеться, преодолевая каждый раз, когда она стаскивала с себя очередную тряпку, инстинктивное сопротивление и стремление закрыть своими руками груди и письку, но я безжалостно отбрасывал ее руки в стороны, пока она не предстала передо мной совершенно голой, с раскинутыми по обеим сторонам руками и закрытыми глазами. Но и тут я не стал торопиться - я рассматривал ее со всех сторон, изредка поглаживая и сжимая ее груди и проникая в ее промежность, которая стала, под моими ласками, совершенно мокрой и начала источать тот упоительный запах, который исходит от вожделеющей женщины. Через некоторое время, в течение которого я продолжал ласкать мою кисаньку, я почувствовал, как она начала трястись в каком-то неистовом ознобе, и тут я решил прекратить ее мучения - к этому времени мой шершавый уже принял боевую стойку и я всей своей тяжестью навалился на мою лапоньку, грубо раскинул по обеим сторонам ее ноги и, не делая традиционных для меня в этой ситуации приготовлений (я уже чувствовал, что здесь они будут просто лишними), со всей силой, ломая все преграды и заслоны, засунул Аллочке до конца все, чем я только мог располагать в те сладостные секунды. Она дико вскрикнула, расставаясь с теперь уже бесполезной девственностью, но тут же прижалась ко мне с какой-то безумной яростью, словно желая, как мне показалось, полностью насладиться этими незабвенными для нее мгновениями, мгновениями, когда боль и сладострастие сливаются в единый дьявольский клубок так долго сдерживаемой и наконец-то удовлетворенной похоти.
...Она была великолепна... вся так долго накапливавшаяся в ней страсть, найдя свой выход, бурным потоком извергалась из нее вперемежку с воплями и стонами и судорогами, сотрясавшими все ее тело. Я, сколько мог, сдерживался, но противиться какому всплеску эмоций я долго не мог и достаточно быстро кончил. Но Алла не выпускала меня из себя, буквально железными тисками обхватывая мой член и не давая ему возможности с честью покинуть поле битвы. Однако я не даром в свое время прошел курс науки страсти нежной в объятиях Илги и получил необходимую закалку в битвах со Златой - воспользовавшись секундой ослабления сжимавших меня со всех сторон тисков, я вырвался на свободу и, быстро соскользнув вниз, впился в Аллин клитор, понимая, что только здесь меня ждет спасение.
Действительно, со временем я смог спасти свою честь и достоинство, сражаясь с Аллочкой на равных, но только применяя клитеринг.
В кровати Аллоча была бесподобна, но, увы, только в кровати - к моему глубокому сожалению она не была "на вынос", то есть, хотя у нее и была вполне приличная фигурка и отличная грудь, показываться с ней на "людях" я избегал, а применял исключительно "для внутреннего" потребления. Ее необузданное сладострастие не знало каких-либо границ, не было случая, чтобы она, по первому моему приказу, не отдалась бы кому-нибудь из моих приятелей, причем, если я этого хотел, то она могла это сделать у всех на глазах или в любой заданной позе. Обычно во время моих вечеринок она сидела где-нибудь в уголке и покорно ждала, когда кто-нибудьобратит на нее внимание и я пошлю его с ней в соседнюю комнату, причем так могло случаться столько раз, сколько было желающих ее попробовать, хоть одну, хоть в компании.
Иногда, в виде поощрения, я оставлял ее на ночь, делал свое черное дело, потом брал нужную мне на этот вечер книгу, а Аллочке предоставлял в полное ее распоряжение свои яйца, ноги и пальцы ног - а она, тихо урча (чтобы меня не беспокоить), начинала меня всего вылизывать, садилась на мои коленки, терлась о них, сосала мои пальцы, не говоря уж о члене, который был для нее самым любимым блюдом, и время от времени со стоном кончая, снова бралась за свое основное дело.
Ну, и не могу не вспомнить еще одну нимфоманку, которая обретала у меня примерно в то же время, что а Аллочка - назовем ее С.
Однажды к одному из моих приятелей, известному кинорежиссеру, не буду называть его фамилию, другой мой приятель привел двух красоток, которых они в компании и трахнули. Одна из красоток осталась ночевать у кинорежиссера, а вторую красотку мой приятель привел ко мне, благо я в то время жил в его краях. Мой приятель - его звали Бромберг (сейчас он благополучно благоденствует в Нью-Йорке) - передал мне гражданку и удалился. На следующий день он мне позвонил и попросил разрешения привести ко мне предыдущую гражданку, на что я, разумеется, дал согласие.
Гражданка, которую мне привел Бромберег, была весьма привлекательна высокая платиновая блондинка с длинными волосами и статной фигурой, прекрасной грудью, которую я не преминул тут же общупать, дабы убедиться в правильности выбора Бромберга, а то он иногда, являясь бойцом первой линии, зачастую уделял больше внимания скорости проведения операции, чем ее качеству, стройными ногами, не старше лет 25 и с очень озорными глазами. У меня в этот момент, сидела небольшая компания и приход моего друга с новой мышкой был весьма кстати. С. без всякого смущения влилась в нашу полуголую компанию и с большим юмором поведала нам о своих приключениях на хате у кинорежиссера - дело в том, что в то время он жил в коммуналке и, хотя он был прекрасным трахальщиком, С. пришлось от него, после того, как он сделал все необходимые телодвижения и, отвалившись на бок, захрапел, бежать как тать в нощи с связи с тем, что ее просто-напросто зажрали несметные полчища... клопов, к которым сам хозяин был совершенно нечувствителен.
Бромберг споро закончил свое черное дело и, прихватив с собою С., быстро удалился, однако это не помешало мне забрать у нее телефон.
На следующий день она не замедлила прийти ко мне домой и тут началось...
В первое время ничто не предвещало бурю - мы очень мило погрешили, побарахтались в кровати, выпили по чашечке кофе и отправились заниматься своим основным делом. Чтобы разнообразить процесс, я уселся на С. верхом, лицом к ее письке и начал постепенно вводить в нее легкими круговыми движениями свои пальцы, постепенно углубляясь в ее недра. В самом начале процесса С. покорно воспринимала мои шалости, но через некоторое время, по мере того как я углублялся в чарующие глубины ее естества, она все сильнее и сильнее начинала реагировать на мое вторжение, совершенно не сопротивляясь, а, наоборот, захватывая все мои пальцы и стремясь втиснуть в себя всю мою руку... Как я понял, это было для нее совершенно новым, никогда ранее не испытываемым ею ощущением полного, даже с элементами боли, заполнения всей ее пизды... Это было великолепно! Но, замерев на несколько секунд, она буквально взорвалась и начала неистово мне подмахивать, вся сотрясаясь от стонов и воплей, которые закончились мощнейшим мультиоргазмом, буквально потрясшим все ее тело...Опасаясь за целость ее письки, я, воспользовавшись минутой перерыва, быстро перевернулся и, стремительно съехав вниз, просунул ей свой язык до клитора и начал равномерно, но настойчиво и целеустремленно его обсасывать, не забывая его к тому же слегка подкусывать. Надо отдать ей должное - перерыв занял у нее всего несколько секунд, после чего она снова и так же взахлеб начала биться в сотрясавших все ее существо все новых и новых судорогах, кончая раз за разом, пока совершенно выбившись из сил, она, в полной прострации, ничего толком не соображая, в полном изнеможении откинулась на спинку кровати. Я себя мог поздравить - я не только с честью выдержал суровое испытание, но и приобрел новую нимфоманку, а это было редкой удачей. Как в последствии мне говорила С., все эти ощущения - и мое путешествие в ее письку, и клитеринг - для нее оказались совершенно новым, до сей поры ее сексуальный опыт зиждился исключительно на ординарном траханье и не менее ординарном минете, ничего другого, даже в теории, она не знала, но она всей своей кожей всегда чувствовала, что ей хочется чего-то другого, что ей всегда чего-то недостает, что она никак не может до конца полностью разрядиться и полностью испытать то наслаждение, которое, как она предполагала, ей было необходимо испытать для полного удовлетворения.
С., так же как и Аллочка, была в ласках совершенно неутомима, но если Аллочка была несколько пассивна и всегда ждала моих прямых указаний для совершения своих подвигов, то С., не дожидаясь манны небесной, сама брала инициативу в свои руки и, независимо от того, готовы были или не готовы мужики, сама брала их за шкирку, заталкивала в мою комнату и там беспощадно их трахала.
Что особенно мне в С. нравилось, так это ее неуемная страсть к познанию всех таинств секса.
С ней мы освоили все основные методы применения фаллоимитаторов - от огурцов и копченых колбас (каюсь - однажды, когда у меня не было под рукой никакой закуски, а ко мне заявилась компания моих оглоедов, мне пришлось конфисковать у С. использовавшийся ею в качестве фаллоса целый батон сырокопченой колбасы и скормить его моей публике - ничего, ели и похваливали), до бутылочек из-под кока-колы и настоящих фирменных фаллосов с вибраторами, подогревом и впрыскиванием заменяющих сперму составов.
Не обошли мы и чистых вибраторов, отдали дань всевозможным способам применения "струек", электрошоковых накладок и т. д. и т. п., а, впрочем, интересующихся различного рода нюансами, я отсылаю к моему опубликованному в издательстве "Голос" (Москва. 1999) эссе о сексе для интеллектуалов - "О, секс, Ты чудо!"
Иногда, при особом наплыве публики, мне приходилось, для спасения положения и полного удовлетворения моих красоток, задействовывать Аллочку и С. на параллельных курсах - ведь нет ничего хуже, чем неудовлетворенные и разъяренные самки, обманутые в своих лучших ожиданиях...
Увы, моя искренняя любовь - С. - в настоящее время сильно болеет и я не могу, как раньше, уделять ей должного внимания...
НИМФЕТКИ
"Дочь, более прекрасная, чем прекрасная мать".
Гораций. Оды, 1, 16, 1. (Matre pulchra filia pulchrior)