- Там сейчас ночь или что? Я запутался совсем... - спросил секретарь шепеляво.
- Утро ранехонькое. Не рассвело еще. И метель. Ты вот что - разбуди хозяина. Дела скверные и немешкотные. Я хаарского гостя привез.
- Пленного?
- И пленного тоже, да он не понадобится. Дело чище. Со мной сам примас Эйнвар...
- Кто?
- Эйнвар, говорю. Он там внизу... Наверх его не хватило подняться. Измерз весь...
- Ой-ой... Да откуда он взялся-то?
- Ехал с отрядом рингенским. Верней, везли его. Ты давай буди хозяина.
- А может, господин Ялок сам его разбудит? Он, случается, лупит по мне спросонья.
- Вот аспид!
- Да он не со зла. Он всегда был добр ко мне. Просто, вы понимаете, господин Ялок, сейчас все так скверно... А что он во сне говорит, вы бы послушали, - то спасает королеву, то, прости Господи, пытает ее - волосы дыбом встают. С таких снов и ножом пырнуть недолго. А у него еще кинжал под периной.
- Ладно. Я в кольчуге. Но если он меня ударит, то с тебя причитается.
Ялок бочком подкрался к кровати, помедлил, не решаясь трогать Ниссагля за больное плечо, и, наконец, сильно похлопал его по руке чуть ниже локтя.
- Господин Гирш, проснитесь.
Ниссагль сел на постели, поправляя расстегнутое шелковое полукафтанье. Глаза его были мрачны, лицо осунулось, губы потрескались.
- Ялок? - спросил он сиплым голосом. - Из разведки вернулся? Что скажешь? Ты, Язош, поспи иди, поспи, - махнул секретарю.
- Да ничего хорошего не скажу. В кольцо нас берут, вот что. Дворянишки местные духом воспряли, чуть со стен не плюются, встанешь ночевать в замок, выехать не чаешь. Корму лошадям не дают. Деревни все обобраны. Дороги перекрывают. Скоро нам тут и есть нечего будет.
Да не это главное. Я бы вас будить из-за этого не стал. Я гостя привез. Священнейшего примаса Эйнвара. Он там внизу греется - почитай, трое суток в седле болтался и одет кое-как по морозу.
- Как он вырвался из Хаара?
- В этом и штука. Его насильно везли в отряде одном. Мы на них напали, "языка" захватить, ну и примаса спасли. А везли его, чтобы он нас пугал. Он мне уже рассказал, сколько войск в Хааре стоит. И главное - он королеву видел...
- Как?
- Его заставили с ней говорить, просить о чем-то. А дальше-то он мне особо не рассказывал. Замерзший сильно был. И пуганый.
- Веди его сюда.
- Да он, господин Гирш. с мороза ничего не соображает.
- Не твоя забота. Сюда его. Здесь и отогреется, и разговорится.
- Слушаюсь.
- Стой. Захвати снизу жратву и выпивку, что осталось. - Ниссагль напрягся, ноздри и губы у него затрепетали.
На поставленную перед ним еду Эйнвар накинулся, не заставляя себя упрашивать, хотя и еды-то было черствый хлеб с отрезанной коркой заплесневела - да скатанный из жира и обрезков жил зельц, противно растекавшийся во рту. Только мутного солдатского "Омута" принесли целый кувшин - этого добра, точно в насмешку, хватало. У Ниссагля из-за болезненной раны, лихорадки и волнения аппетита не было. Он только питья похлебал, давясь горечью. Эйнвар насытился и взглянул исподлобья, ожидая вопросов. Взгляд у него был злой и беспомощный. Под глазами от мороза и бессонницы - черные круги.
- Ты видел королеву, Эйнвар? - спросил Ниссагль хрипло, у него вдруг пересохло в горле. Примас кивнул. - Расскажи.
Эйнвар потер непослушными пальцами переносицу.
- Как она, Эйнвар?
- Плохо, Гирш.
- Говори как есть.
...Он ступил в сырое, холодное узилище. Низкий потолок оброс грязью. Окна не было - так, дырка в стене какая-то, и в ней тусклая белизна. Стучало в висках, болела плохо затянувшаяся рана. Свечка дрожала в вытянутой руке Эйнвара. В коридоре остались подслушивать Аргаред и с ним еще двое магнатов.
Беатрикс лежала на боку, завернувшись в какие-то лохмотья из бурой холстины. На звук шагов она медленно приподняла голову.
Он замер, словно все еще не веря, что она - это она.
- Беатрикс? Она молчала.
- Беатрикс, это Эйнвар, примас, - поспешил он нарушить молчание и подошел, борясь со страхом.
Она смотрела на него скорбно. Распухшие губы были покрыты коркой.
- А... тебя тоже? - слабо прошептал в мутной желтоватой полумгле ее голос.
- Нет, Беатрикс. Мне велели с тобой поговорить. Мне велели...
Узница понимающе прикрыла глаза:
- Скажи мне то, что они велели. А потом просто поговорим, если только позволят.
Она прилегла, подтянув и прижав левой рукой к подбородку заскорузлое рубище. Правая, с неестественно заломленной кистью, была перевязана и отброшена на край каменной скамьи, служившей Беатрикс ложем. Повязка была бурая от запекшейся крови.
Между лопаток у Эйнвара побежали мурашки.
- Что это? - коротко кивнул он на руку.
- Дыба... Они встряхнули слишком сильно... Кожу до кости рассекли, порвали сухожилия. Даже сами испугались. Мастера... Ты говори, говори...
- Послушай. Дела очень плохи. Боюсь, тебе нет смысла надеяться на спасение оттуда. Лучше скажи им, - если признанием ты не купишь жизнь, то тебя хотя бы оставят в покое до... Прости... Ты понимаешь меня? Тебе уже нечего терять. Скажи им, где дети. Они действительно хотят их короновать.
- Я не уверена, Эйнвар... - Он понял, что, несмотря на слабый голос и покалеченную руку, она куда сильнее, чем кажется. - Я ни в чем не могу быть уверена. И ни в ком. Но дело даже не в этом. Дело в том, что я не могу. Не знаю почему. Да, мне остался только эшафот, да, меня все покинули, но я не скажу им ни слова. Я так хочу. Я так решила.