От доброй дюжины светильников было светло, как днем.
В зале, судя по всему, никого не было. Найл прошел к занавешенному дверному проему в противоположной его части, заглянул. Большая опрятная комната - деревянная резная мебель, на полу циновка, ярко горят светильники. И опять же никого.
Справа от входа в зал вверх шла еще одна лестница. Подойдя и остановившись возле, Найл прислушался. Откуда-то сверху, похоже, доносились голоса. Юношей овладела нерешительность.
Что о нем подумают, если он будет вот так бесцеремонно разгуливать здесь? Впрочем, у него же есть разрешение владыки.
Бесшумно ступая босыми ногами, он поднялся по каменным ступеням и попал в хорошо освещенный коридор с невысоким потолком, по обе стороны которого тянулись занавешенные дверные проемы. Со стороны одной из комнат доносились женские голоса.
Найл, нерешительно приблизившись, хотел было спросить: "Здесь есть ктонибудь?", - но в этот момент одна из женщин неожиданно рассмеялась. Голос он узнал тотчас же: Ингельд. Первым порывом Найла было сразу же уйти, но, уже повернувшись, юноша уловил, что речь, собственно, идет о нем. Пока он прикидывал, как поступить, Ингельд продолжала:
- ...Сам он здесь не при чем. Во всем виноваты отец его и брат.
Голос Мерлью:
- Как это случилось?
- Не знаю. Они не рассказывали. Оттого-то я и подозреваю, что дело нечисто. Разве расскажут они женщине, как погибли ее муж и сын!
- Может, они просто щадили твои чувства?
- Они-то! - воскликнула Ингельд презрительно.- Можно подумать, им есть до этого дело! Я вот что скажу. Они чуть не бросили меня на произвол судьбы в той крепости на плато.
- Да ты что? Как можно!
- Я не переношу высоты, а как глянула со склона на все те ступени, у меня просто ноги подкосились. Они же просто повернулись ко мне спиной и полезли спокойно вниз.
- Ужас какой! И что же ты?
- А что? Зажмурилась и пошла следом. Провожатых моих уж и видно не было, а я как вспомнила о тех страшилищах-пауках...
В голосе Мерлью звучал неподдельный гнев:
- Это же надо, так обойтись с женщиной!
Ингельд презрительно фыркнула:
- Да что им женщины? Дикари же... Нависла гнетущая тишина. "Уходить надо",- решил Найл. Ему было совестно за это невольное подслушивание. Но не успел он и шагу ступить, как Ингельд вдруг спросила:
- Тебе, похоже, нравится этот парнишка?
- С чего ты взяла?
- Как вы с ним нынче катались по полу...
- Не понимаю, о чем ты,- холодно ответила Мерлью.- Состязания по борьбе - один из наших обычаев.
- Властитель рассудил, что он тебе приглянулся.
- Приглянулся? Этот, тщедушный? Шутишь!
- А остальным он, похоже, нравится.
- Ну и что? Это потому, что он здесь новенький, вот всем и любопытно. Но это ненадолго. Скоро к нему привыкнут и перестанут замечать.
Найл, стараясь ступать как можно тише, с пылающим лицом тронулся прочь. Грудь давила изнутри непривычная, каменная тяжесть - примерно так же, как тогда, когда он услышал весть о смерти Торга и Хролфа. Кровь гулко стучала в висках. Как больно!
В проходе стоял стражник. Найлу было неловко даже проходить мимо: казалось, на его лице яснее ясного написано все, что произошло. Но тот лишь дружелюбно кивнул.
Возвращаясь по коридору, Найл прижимался к стенам, боясь выходить из тени, и молился о том, чтобы никто не попался навстречу, не заговорил с ним!
А в голове звенело гулким эхом: "Приглянулся? Этот, тщедушный? Шутишь!" Да уж... Теперь все ясно. Разумеется, дочери владыки он кажется не более чем заморышем. Ему было так стыдно, что хотелось плакать.
И все же, вспомнив сегодняшнее утро, Найл рассудил, что Мерлью определенно с ним заигрывала. Зачем, скажем, прикусила ухо? Или улыбнулась, скрытно так, когда прощались? Неужто попросту играла с ним?
Народясь и окрепнув, горький гнев вытеснил робкую беспомощность.
"Ненавижу",- решил Найл. Все лучше, чем изнывать от безысходной сосущей тоски, от которой того и гляди из глаз брызнут слезы.
- Где был? - голосом отца спросила темнота, когда Найл вернулся в спальню.
- Не спалось, решил сходить погулять.- Поворочавшись, юноша устроился на травяной постели, натянув одеяло до подбородка, затем помолчал немного и сказал: - Я подумал о завтра. Я с тобой.
Улф кашлянул:
- Давай-ка спи. Выходить предстоит спозаранку.
А у самого голос задрожал от плохо скрытой радости. Уж кто-кто, а Найл хорошо знал отца.
Город оставили за час до рассвета, выйдя вместе с муравьиными пастухами. Путников сопровождали Хамна и Корвиг, получившие на то особое распоряжение властителя
Сам Каззак проводил гостей до самого выхода и там, обняв, расцеловал обоих в лоб и щеки. К счастью, он не стал допытываться, отчего юноша передумал оставаться. Галереи подземного города в этот час были пусты. У Найла к горлу подкатил комок непрошеных слез: все это он, судя по всему, видит в последний раз.
- Помни,- еще раз повторил Каззак Улфу.- Ты получил от меня приглашение вернуться сюда со своей семьей.- И добавил задумчиво: - Сайрис в последний раз я видел, когда она была еще совсем девочкой.
Улф почтительно кивнул:
- Мы все с ней обговорим, властитель. Найл знал наперед: никакого разговора не будет.
- Уж ты постарайся,- сказал напоследок Каззак и заспешил обратно внутрь. Предрассветный ветер для него, видно, был чересчур прохладен.
Полоска неба на востоке чуть посветлела, а над головой все еще стояла непроницаемая мгла. Впереди свет звезд отражался на недвижной глади озера.
Зрелище так зачаровывало, что даже горькие мысли о Мерлью на время забылись, но вскоре в памяти снова всплыли слова об "этом, тщедушном", и настроение опять резко ухудшилось. Так что следующие полчаса или около того юноша тешился тем, что рисовал в уме картины, где гордячка Мерлью платит за причиненную ему обиду.
Вот ее ловят и тащат к себе в город пауки-смертоносцы. У нее остается одна надежда - на Найла...