Он позволил полю еще немного расшириться и почувствовать толчок, еще раз получив безошибочное подтверждение присутствия незнакомого вещества и энергии. На этот раз он прильнул к ним. То, что было его полем, сконцентрировалось в пучок энергии, какую только смогло собрать слабеющее тело.
Этот пучок связал его с энергией, излучаемой кораблем. Энергии оказалось больше во много миллионов раз, чем требовалось. Ему пришлось отклонить ее от себя, разрядить в пространство и темноту. Но подобно чудовищной пиявке, он протянулся на четыре… семь… десять световых лет и истощил огромную мощь корабля. После бесчисленных лет, когда он кое-как перебивался на скудных источниках световой энергии, он не осмелился даже попытаться справиться с этой колоссальной мощью. То, что он позволил себе получить, вызвало шок, который вернул его тело к жизни. Осознание своих возможностей наполнило его огромной жаждой деятельности. С безумной поспешностью, отрегулировав свою атомную структуру, он понесся вдоль пучка. Далеко от него корабль – хотя его энергия иссякла, моментально вернул свою энергию, и проплыв мимо Икстля начал удаляться. Он удалился на световой год, потом на два, а потом и на три. В глубоком отчаянии Икстль понял, что корабль уйдет, несмотря на все его усилия. И тут…
Корабль остановился мгновенно. Он плыл со скоростью многих световых лет в день, и вдруг завис в пространстве, мгновенно затормозив. Он все еще находился на огромном расстоянии от Икстля, но больше не удалялся. Икстль мог догадаться о случившемся. Находившиеся на борту корабля, могли узнать о его вмешательстве и намеренно остановили корабль, чтобы выяснить, что случилось. Их метод мгновенного сбрасывания ускорения указывал на чрезвычайно развитую науку, хотя Икстль и не мог решить, какими способами они достигали ускорения. Существовало несколько возможностей. Сам он намеревался остановиться, превратив свою огромную скорость в электронный механизм внутри своего тела. При этом должно было выделиться весьма незначительное количество энергии. Электроны в каждом атоме будут слегка замедляться – совсем чуть-чуть – и эта микроскопическая скорость преобразуется в движение на макроуровне.
Он находился именно на этом уровне, когда внезапно почувствовал близость корабля. А потом произошла целая вереница событий, последовавших слишком быстро для того, чтобы успеть их обдумать. На корабле включили непроницаемый для энергии экран. Концентрация такого огромного количества энергии автоматически отключила реле, которое Икстль установил в своем теле. Это остановило его в долю микросекунды, прежде чем он осознал случившееся. От корабля его отделяло чуть больше тридцати миль.
Икстль мог видеть корабль в виде световой точки, блестевшей впереди в темноте. Его энергетические экраны все еще действовали, и это означало, что те, внутри корабля, не смогли его обнаружить и что он не может больше надеяться сам достичь корабля. Он понял, что чувствительный прибор, находящийся на борту корабля, определил его приближение, классифицировал как летательный снаряд и включил защитный экран. Икстль приблизился, насколько возможно, к почти невидимому барьеру. И оттуда, с жадностью смотрел на корабль.
Корабль был меньше чем в пятидесяти ярдах – круглое чудовище с металлическим телом, усыпанными бесконечными рядами сверкающих световых точек. Космический корабль плавал в бархатной темноте, блестя, как огромный драгоценный камень, неподвижный, но до краев наполненный жизнью. Он вызывал чувство ностальгии, напоминая о тысяче далеких планет, и нес неукротимую, бьющую через край жизнь, которая достигла звезд и рвалась дальше. Но несмотря на преграду, Икстль не терял надежды.
До этого мгновения ему приходилось тратить столько физических усилий, что он просто не успел задуматься о том, что могло означать достижение цели. Его сознание, пришедшее за века одиночества к полному отчаянию, билось в исполинских тисках. Ноги и руки извивались в свете иллюминаторов корабля. Рот, похожий на глубокую рану на карикатурном подобии человеческой головы, выпускал белый иней, который уплывал в пустоту. Надежда была так велика, что вытеснила все другие мысли из головы. Икстль видел широкую струю света, бившую из круглой выпуклости на металлической поверхности корабля. Выпуклость превратилась в огромную дверь, которая отошла в сторону.
Через некоторое время в поле его зрения появились двуногие существа, приблизительно около дюжины. На них были надеты почти прозрачные скафандры, и они тащили за собой огромные агрегаты. Существа и агрегаты расположились вокруг маленькой площадки на поверхности корабля. Ослепительный блеск пламени вырывавшийся из аппаратов, указывал или на огромную температуру или на сильную радиацию. Было очевидно, что ремонтные работы ведутся на авральных скоростях.
С невероятной быстротой Икстль обследовал экран, ища слабые места, но их не оказалось. Энергия, питающая экран, была слишком мощной. Он ничего не мог ей противопоставить и почувствовал это еще на расстоянии. Ситуация была безнадежной. Работа – Икстль видел, что толстая секция внешней обшивки снята и заменена новой – закончилась почти так же быстро, как и началась. Шипящее пламя сварки растворилось в темноте. Машины были спущены в отверстие на поверхности корабля. Двуногие существа спустились вслед за ними. Дверь закрылась, и тут же корабль стал таким же холодным и безжизненным, как и окружающее пространство.
Шок от происходящего едва не помутил разум Икстля. Он не мог позволить уйти кораблю сейчас, когда вся Вселенная была почти раскрыта для него – всего лишь в нескольких ярдах. Его руки вытянулись, как будто могли удержать корабль. Разум устремился в черную безбрежную пучину отчаяния, но в последнее мгновение удержался на самом краю.
Большая дверь мягко повернулась. В круге света появилось одинокое существо и направилось к зоне, где только что происходил ремонт. Существо что-то подобрало и уже возвращалось к открытому шлюзу, когда внезапно заметило Икстля.
Существо тут же замерло. В свете иллюминаторов его лицо было ясно видно за прозрачным скафандром. Глаза существа были вытаращены, рот раскрыт. Потом оно, казалось, пришло в себя, его губы быстро задвигались. Через минуту из шлюза выплыла группа существ, и все они уставились на Икстля. Вероятно последовала дискуссия, поскольку их губы шевелились не одновременно.
Затем через шлюз проплыла широкая клетка с металлическими прутьями. На ней сидели двое, и у Икстля создалось впечатление, что клетка движется сама по себе. Икстль догадался, что его хотят забрать в качестве трофея. Почти теряя сознание от нетерпения и любопытства, он даже не ощутил, как его захватили. Он чувствовал себя, как под действием наркотика, навевающегося сон. Испуганный, он пытался бороться с надвигающимся оцепенением. Ему понадобится вся бдительность, для того, чтобы его расе, обладающей богатством самых разнообразных знаний, было суждено возродиться.
– Как, черт возьми, что-то может жить в метагалактическом пространстве?
Напряженный до неузнаваемости голос прозвучал в скафандре Гросвенора. Он находился вместе с другими неподалеку от шлюза. Ему показалось, что этот вопрос заставил небольшую группу людей поближе придвинуться друг к другу. Для него же было недостаточно близости других. Он слишком хорошо понимал ту неосязаемую и непостижимую тьму, что сомкнулась вокруг них, давя на каждого.
Впервые с начала путешествия безбрежность пустоты поразила Гросвенора. Он слишком часто смотрел на нее из корабля и стал к ней безразличен. Но сейчас он внезапно осознал, что самые далекие для человека звездные границы ничто по сравнению с этой темнотой, что простирается во всех направлениях на биллионы световых лет.
Испуганное молчание нарушил голос директора Мортона:
– Вызывается Гюнли Лестер… Гюнли Лестер.
После короткой паузы послышался голос:
– Да, директор?
Гросвенор узнал голос главы астрономического отдела.
– Гюнли, есть задача для вашего астро-математического мозга. Не будете ли вы так добры, сообщить коэффициент вероятности появления "Гончей" точно в той точке пространства, где находилось это чудовище? Постарайтесь решить эту проблему за несколько часов.
Его слова подчеркнули абсурдность ситуации. Для математика Мортона это было типичным – давать другим возможность проявить себя там, где он был мастером…
Астроном рассмеялся и откровенно заявил:
– Мне не придется производить вычисления. Необходима новая система цифр, чтобы можно было выразить эту вероятность математически. С точки зрения математики, то, что случилось, просто не могло случиться. Но мы здесь – корабль с человеческими существами, остановившийся для ремонта на полпути между двумя галактиками, первый корабль, посланный за пределы острова нашей Вселенной. Итак, повторяю: мы мельчайшая частичка материи в масштабах Вселенной, встретились здесь с еще более маленькой. Это невозможно, если только пространство не кишит подобными существами.
Гросвенору показалось, что это наиболее вероятное объяснение. Причина и следствие могли находиться в самой простой связи. Дыра, прожженная в стене аппаратной, потоки энергии, хлынувшие в пространство… Потом они остановились для ремонта. Он уже открыл было рот, чтобы все это высказать, но передумал. Существовал еще один фактор, фактор сил и возможностей, связанных с тем предположением, какие силы должны были понадобиться для того, чтобы за несколько минут впитать всю мощность ядерного реактора? Он быстро подсчитал и покачал головой. Число было таким колоссальным, что гипотеза, которую он хотел предложить, автоматически исключалась. Окажись среди них тысяча керлов, и они не смогли бы справиться с таким количеством энергии. А это означало, что дело тут было не в существах, а в механизмах.
– На типа с такими внешними данными следовало бы сразу направить передвижной нагреватель, – предложил кто-то.
Гросвенор ощутил ярость в голосе говорившего. Коммуникатор передал все интонации на корабль, поэтому, когда директор Мортон заговорил, то попытался сгладить первое, мягко выражаясь, не очень приятное впечатление от существа.
– Красный дьявол, выпрыгнувший из ночного кошмара, страшный, как смертный грех и, возможно, такой же "безобидный", каким был наш прекрасный кот. Скит, что вы думаете?
– Это существо, насколько я могу отсюда судить, имеет руки и ноги, что указывает на чисто планетарную эволюцию. Если он обладает умственным потенциалом, то начнет реагировать на изменение среды вокруг него с того момента, как очутится внутри клетки. Он может оказаться древним мудрецом, размышляющим в тишине пространства, где никто и ничто не отвлекает. Возможно, это юный самоубийца, приговоренный к изгнанию, одержимый желанием вернуться домой и продолжить жизнь в своей цивилизации…
– Я бы хотел, чтобы вместе с нами вышел Корита, – произнес Пеннос, глава инженерного отдела, в своей спокойной практичной манере. – Его исследования кота и кошачьей планеты позволили нам понять, с чем мы имеем дело, и…
– Говорит Корита, мистер Пеннос, – как обычно, голос японского археолога звучал в коммуникаторе ясно и четко. – Как и многие другие, я следил за репортажем о случившемся и должен признаться – изображение существа на экране весьма меня впечатляло. Но я опасаюсь, что исследования на основе цикличности истории были бы опасны на данной, лишенной фактов, стадии. В случае с котом, мы могли делать хоть какие-то предположения, опираясь на то, что он жил на пустынной, почти лишенной пище планеты. Не забудьте и об архитектуре разрушенного города. Но сейчас мы имеем дело с существом, живущим в пространстве, в четверти миллиона световых лет от ближайшей планеты – существующим, вероятно, без еды и без средств пространственного сообщения. Предлагаю следующее: держите экран включенным, кроме того момента, когда будет вноситься клетка. Когда существо окажется в клетке, изучайте каждое его действие, его реакцию, делайте снимки внутренних органов, работающих в пустоте. Узнайте о нем все, чтобы мы знали, что берем на борт. Нам необходимо избежать убийства или риска быть убитыми. Следует предпринять самые тщательные меры предосторожности.
– Это имеет смысл, – вмешался Мортон.
И он принялся отдавать приказания. Из корабля были выгружены разнообразные машины. Они все были установлены на гладкой поверхности корабля, кроме массивной флюоритной камеры. Она была прикреплена к клетке.
Гросвенор с тревогой следил, как директор отдавал последние распоряжения людям, направлявшим движение клетки.
– Откройте дверь как можно шире, – говорил Мортон, – и опустите на него клетку. Не позволяйте ему ухватиться руками за прутья.
Гросвенор подумал: "Теперь или никогда! Если у меня имеются возражения, я должен высказаться сейчас".
Но говорить было нечего. Он мог описать лишь свои смутные сомнения. Он мог повторить объяснение Гюнли Лестера в его логической последовательности и сказать, что происходившее не было случайностью. Он даже мог предположить, что корабль с красными, дьявольского вида чудовищами поджидал поодаль, пока их товарища подберут.
Но факт был непреложным: были приняты все меры предосторожности. Если вражеский корабль и существовал, то, убирая свой защитный экран только для того, чтобы пропустить клетку, люди оставляли, таким образом самую минимальную брешь для возможного вторжения. Худшее, что в этом случае они могли сделать, – это сжечь защитную ободочку корабля и уничтожить людей, находящихся непосредственно за ней. Все остальные при этом были в безопасности.
Враги должны были понять, что их атака не принесет никакой пользы. Они обнаружат против себя великолепно вооруженное судно, управляемое представителями расы, которая может выдержать самые жестокие и кровавые битвы.
Достигнув в своем размышлении этой точки, Гросвенор решил воздержаться от замечаний. Пока он придержит свои сомнения.
Вновь заговорил Мортон:
– У кого-нибудь имеются замечания?
– Да! – этот голос принадлежал Ван Гроссену. – Я склонен произвести исследование этого существа. Оно может занять от недели до месяца.
– Вы хотите сказать, – проговорил Мортон, – что мы должны торчать здесь в пространстве, пока наши технические эксперты изучают данное чудовище?
– Конечно, – подтвердил глава физического отдела.
Несколько секунд Мортон молчал, потом заявил:
– Мне придется обсудить этот вопрос с другими, мистер Ван Гроссен. Наша экспедиция – исследовательская. Мы оснащены таким образом, чтобы брать образцы сотнями. Как ученые, все мы прошли суровую школу. Все должно быть исследовано. Но я не уверен, что не будет серьезных возражений, если мы будем рассиживать в пространстве по месяцу из-за каждого образца, который хотим взять с собой, ведь тогда вместо пяти или десяти лет наше путешествие затянется на пятьсот лет. Я не выдвигаю это возражение лично от себя. Конечно, каждый образец должен быть изучен с тем, чтобы мы могли поступать с ним соответственно.
– Я считаю, – твердо заявил Ван Гроссен, – что нужно все хорошенько обдумать.