"Космическая Гончая" пролетела триста световых лет и оказалась у маленького солнца с двумя планетами, жмущимися к теплу красно-вишневого шара. Одна из двух планет были обитаема, и, как сестра, походила на предыдущую. Они оставили ее неисследованной, пролетев над огромным морем и покрытым буйной растительностью материком.
Теперь звезд стало больше. Они усеивали черную бездну в радиусе ста пятидесяти световых лет. Большая голубая звезда, вокруг которой вращалось не менее пятидесяти планет, привлекла внимание Кента, и корабль быстро устремился к ней. В непосредственной близости к солнцу располагалось семь планет, и они были пылающим адом без всякой надежды на зарождение жизни. Корабль совершил облет трех близко расположенных друг к другу планет, которые были обитаемыми, и устремился в межзвездную пустоту исследовать другие системы. Эти три планеты оказались так же покрыты первобытными джунглями, как и все предыдущие.
Тем временем Кент собрал на борту корабля совещание глав отделов и их заместителей. Обсуждение он начал без обиняков:
– Лично я не вижу смысла в этих поисках определенных свидетельств, но Лестер предложил мне срочно вас созвать, – он пожал плечами. – Возможно, он что-то знает.
Кент сделал паузу. Наблюдавший за ним Гросвенор был удовлетворен своим присутствием на совещании и озадачен уверенностью, излучаемой всей фигурой маленького химика.
"В чем тут дело?" – подумал он.
Казалось странным, что исполняющий обязанности директора Кент побеспокоился наперед отречься от чести получения хороших результатов, которые могло бы дать это совещание.
Вновь заговорил Кент, и тон его был дружелюбным:
– Гюнли, может быть, вы выступите и объясните?
Астроном поднялся на нижний ярус. Он был таким же высоким и худым, как Скит. На его бесстрастном лице блестели ярко-голубые глаза. Когда он заговорил, голос его звучал довольно уверенно.
– Джентльмены, три обитаемые планеты последней системы были совершенно одинаковы, и это не их естественное состояние. Я не в курсе, многие ли их вас знакомы с современной теорией образования планетных систем. Те же из вас, которые с ней не знакомы, возможно, не поймут важность моих слов. Дело в том, что распределение массы в системе, которую мы только что покинули, невозможно динамически. Могу сказать со всей определенностью, что две из трех обитаемых планет этого солнца были перемещены в их настоящее положение насильственно. По моему мнению, нам следует вернуться и проверить. Похоже на то, что кто-то намеренно создал первобытные планеты. Для какой цели – такие предположения я высказывать не буду.
Он замолчал и враждебно уставился на Кента. Тот выступил вперед, на его физиономии блуждала слабая улыбка.
– Гюнли пришел ко мне и попросил, чтобы я приказал вернуться на одну из планет-джунглей. Поэтому я созвал совещание и теперь хочу провести голосование.
"Так вот в чем дело!" – Гросвенор вздохнул, не то чтобы восторгаясь Кентом, но, по крайней мере, по достоинству оценивая его действия. Исполняющий обязанности директора не предпринял попытки открыто выступить против оппозиции. Было вполне возможным, что он, собственно, и не возражал против плана астронома. Но созывая совещание, когда его собственная точка зрения должна была восторжествовать, он доказывал, что рассматривает себя как объект демократической процедуры. Это был ловкий ход по поддержанию видимости демократии среди членов экспедиции.
И в самом деле, предложение Лестера встретило активные возражения. Трудно было поверить в то, что Кент знал о них, иначе это бы означало, что он намеренно игнорирует возможную опасность. Гросвенор решил оправдать Кента за недостаточностью улик и терпеливо ждал, пока несколько ученых задавали астроному не слишком важные вопросы. Когда ответы на них были подучены и казалось, что с обсуждением все, кроме него, покончили, Гросвенор встал и заявил:
– Я бы хотел поддержать точку зрения мистера Кента в этом важном вопросе.
– Однако, мистер Гросвенор, – холодно заметил Кент, – отношение всех, кажется, в достаточной мере ясно, судя по краткости дискуссии, и отнимать ваше ценное время… – тут он внезапно умолк. Вероятно, до него дошел истинный смысл слов Гросвенора. Лицо его потемнело. Поскольку никто ничего не сказал, он опустил руку и проговорил: – Вам слово, мистер Гросвенор.
– Мистер Кент прав: решение слишком поспешное, – твердо начал Эллиот. – Пока мы посетили лишь три планетные системы, а необходимо посетить не менее тридцати, выбрав их наугад. Это минимальное число, учитывая размеры наших исследований, по которому мы можем придти к каким-нибудь выводам. Я буду рад обратиться со своими цифрами в математический отдел для подтверждения. Помимо этого, приземлившись, мы должны были бы выйти из-под защиты экрана. Мы должны были бы подготовиться к отражению самой невероятной атаки со стороны интеллекта, который может мгновенно использовать гиперпространство для доставки своих сил. Я представляю себе картину того, как биллион тонн вещества обрушится на нас в то время, как мы беспомощные будем сидеть на планете. Джентльмены, насколько я понимаю, впереди у нас есть месяц-другой для детального изучения вопроса. В течение этого времени мы, естественно, должны посетить возможно большее количество систем. Если их обитаемые планеты тоже окажутся исключительно – или даже в большинстве своем – примитивными, тогда мы будем иметь весомое подтверждение предположения мистера Лестера об их искусственном происхождении. – Помолчав, Гросвенор закончил: – Мистер Кент, я верно выразил ваше мнение?
Кент уже успел полностью овладеть собой.
– Почти, мистер Гросвенор. – Он оглядел собравшихся. – Если новых предложений больше не будет, я предлагаю проголосовать предложение Гюнли Лестера.
– Я отклоняю его, – встал астроном. – Признаюсь, что не продумал некоторые аспекты поспешного приземления.
После некоторых колебаний, Кент произнес:
– Если кто-нибудь желает поддержать предложение Гюнли… – поскольку никто не собирался высказываться, Кент уверенно продолжил: – Я бы хотел, чтобы кто-нибудь высказал свое мнение, но если никто из нас не желает сделать это, то я прошу начальников отделов приготовить мне детальный отчет по вопросу о том, какие меры нам следует предпринять для успешного приземления, которое нам неизбежно придется совершить. У меня все, джентльмены.
В коридоре, при выходе из контрольного пункта, Гросвенор почувствовал чью-то руку на своем плече. Обернувшись, он увидел Мак-Кена, который сказал:
– Последние несколько месяцев я был чрезвычайно занят работами, связанными с ремонтом и не имел возможности пригласить вас в свой отдел. Я предчувствую, что когда мы, наконец, приземлимся, оборудование геологического отдела будет использовано не совсем по назначению. Некзиализм мог бы нам очень пригодиться.
Гросвенор обдумал эти слова, после чего кивнул в знак согласия.
– Я буду у вас завтра утром. Хочу приготовить рекомендации для импозантного мистера Кента, исполняющего обязанности директора.
Мак-Кен кинул на него быстрый взгляд и нехотя спросил:
– Вы полагаете, что он ими не заинтересуется, не так ли?
Значит, остальные тоже заметили неприязнь к нему Кента.
– Что, по-вашему, является основой популярности Кента, как лидера? – поинтересовался у геолога Эллиот.
После некоторых размышлений Мак-Кен ответил:
– Он человечен. У него есть приязни и неприязни. Он способен волноваться, он вспыльчив… Когда он делает ошибки, то пытается сделать вид, что так и надо. Он жаждет быть директором. После возвращения корабля на Землю директора экспедиции ждет мировая известность. Во всех нас есть что-то от Кента. Он… э… он – человек.
– Насколько я заметил, вы ничего не сказали о его способности к работе.
– Это не является жизненно важным вопросом. Он может получить совет у специалистов по любой проблеме, – Мак-Кен облизал губы. – Трудно выразить словами возможности Кента, но думаю, ученые постоянно опасаются ущемления своих прав и поэтому хотят, чтобы из возглавлял человек эмоциональный, но в то же время такой, чья квалификация не вызывала бы сомнений.
Гросвенор качнул головой.
– Я не согласен с вами относительно того, что работа директора якобы не важна. Все зависит от личности и от ее умения использовать благоприятные ситуации.
Мак-Кен внимательно выслушал Гросвенора и через некоторое время произнес:
– Побеждает не преданность ученых научным методам. Дело в их прямоте. Человек часто понимает, что тактика, используемая против него, лучше, чем тот, который ее использует, но не может решиться на контрудар, не ощущая себя при этом опороченным.
Мак-Кен нахмурился.
– Громко сказано! А у вас не бывает таких приступов малодушия?
Гросвенор молчал.
Мак-Кен настаивал:
– Предположим, вы решите, что Кента следует оттеснить. Что вы станете делать?
– В настоящий момент мои намерения вполне миролюбивы, – осторожно заметил Гросвенор и с удивлением увидел удовлетворенное выражение на лице Мак-Кена. Он с жаром пожал руку Гросвенора.
– Рад слышать о том, что ваши намерения легальны, – искрение произнес Мак-Кен. – С тех пор, как я побывал на вашей лекции, я понял то, что никто другой еще не осознал: потенциально – вы самый опасный человек на этом корабле. Совокупность ваших знаний, подкрепленная решительностью и знанием цели, может стать куда большей бедой, чем любое нападение.
Придя в себя после мгновенного удивления, Гросвенор покачал головой.
– Невероятное предположение, – сказал он. – Одного человека слишком легко нейтрализовать.
– Я заметил, – произнес Мак-Кен, – что вы не отрицаете того, что обладаете значительными знаниями.