"Практически в полном объеме. Остальное несущественно".
- Доложи о состоянии систем корабля.
"Полностью или основное?"
- Основное.
"Реактор номер два полностью неисправен и восстановлению не подлежит. Ресурс пространственного двигателя исчерпан на 0,999923. Существенных отклонений в работе прочих систем мною не зафиксировано".
- Неутешительно, значит, у меня уже нет возможности лететь вне пространства. Хорошо еще хоть другие системы исправны. Ну и что ты мне посоветуешь делать? - вырвался у меня вопрос.
"Вопрос неоднозначен", - высветился ответ. Ну что с ним поделать, железяка и есть железяка, хоть и называется эта железяка интеллектуальным кибермозгом звездолета. Ну, да и не нужен мне его совет, и без него все уже ясно. Звезда-то вот она, почти что рядом. Нужно лететь обычным, напроломным, релятивистским полетом. Благо, что маршевые движки исправны и для их работы требуются только три реактора.
- Рассчитай курс релятивистского перелета к этой звезде.
"Имеется в виду АА28619АС?"
- Имеется в виду наша цель. Самая яркая звезда нашего неба и, как надеюсь, самая близкая к нам.
"Объект идентифицирован как наша цель. Уточните основные характеристики перелета или укажите типовую схему".
- Основные характеристики - это долететь в максимально короткий срок. Естественно в допустимых пределах безопасности. Лишнего риска нам лучше постараться избежать.
" Релятивистский перелет в некартографированном секторе пространства всегда является большим риском. Укажите допустимые пределы этого риска".
Это была "железная" машинная логика. А я практически не имел опыта общения с кибермашинами интеллектуального класса. На всем Дивере была только одна такая машина - расположенный в подземном поселке кибермозг. Иногда я болтал с ним, но никогда не давал задания, потому что у меня на это не было права. А в школьный курс такое просто не входило. Конечно, я и без школы кое-что знал и наверняка сумел бы точно сформулировать задание, но в этот момент я просто сорвался.
- ЦНЛ, или ты сейчас же рассчитаешь курс, или я тебя выключу и полечу на ручном управлении.
"Могу предложить десять тысяч вариантов курса", - высветился на экране ответ.
- Мне кажется, что ты меня прекрасно понимаешь и просто валяешь дурака, - выпалил я и, вытащив стартключ, нарочито медленно потянулся к пульту управления кибермозгом. Это был натуральнейший и наглейший шантаж. Я прекрасно знал, что интеллектуальные машины очень болезненно переносят отключение. И этот мой шантаж дал результаты. На экране очень даже поспешно высветилось:
"Курс рассчитан, но принимать решения тебе. И если что случится, пеняй только на себя самого".
Ну, это уж даже чересчур по-человечески, - молча усмехнулся я. Предложенный кибермозгом курс меня вполне устраивал. Шесть часов разгона на максимальной тяге маршевых движков. А потом месяц полета по внутрикорабельному времени. Полет в полностью автоматическом режиме и не требует присутствия человека.
- Приказываю немедленно выйти на этот курс, - сказал я, постаравшись придать своему голосу максимально возможную твердость.
"Приказ принят к исполнению", - незамедлительно высветилось на экране.
- Только без этих твоих шуточек.
"ЦНЛ-003 не намерен шутить".
- Я буду в капитанской каюте.
"Вас понял".
Когда я поднялся с кресла, основной разгон уже начался. На корме на полную мощность работали фотонные дюзы. И причем работали не бесшумно. Низкий звук, многократно ослабнув при этом, проникал через многочисленные переборки и защитные поля отсеков, и был слышен и здесь. Покинув рубку, я проделал несколько физических упражнений, потому что от длительного и непривычного сидения в кресле, все тело у меня затекло, а сейчас медленно и небезболезненно возвращалось в норму. Лифтом я не воспользовался и до капитанской каюты дошел пешком. Не так далеко идти, к тому же это почти что окончательно вернуло меня в форму, прекратив болезненное покалывание в ногах. Сейчас мне просто не терпелось добраться до капитанского дневника, про который мне сказал он сам. Я рассчитывал, что найду в нем ответы на мучившие меня сейчас вопросы.
Капитанская каюта как всегда была в образцовом состоянии. Заправленная словно по линейке кровать. Даже уходя навсегда, капитан заправил ее, словно проникающийся духом дисциплины курсант - первогодка. Мне невольно вспомнилось, что там, на Дивере, уходя, я оставил все так, словно бы только что поднялся с постели. И что подумает обо мне тот, кто когда-нибудь увидит это. Остается надеяться, что он поймет меня и не станет осуждать. Капитанская каюта была такой же небольшой, как и все остальные, стандартного размера, без всяких излишеств, которые дозволялось иметь капитану. Разве что довольно большой стереоголографический экран на стене, а на рабочем столе панель полного терминала связи с корабельным кибермозгом. Но для капитана корабля это не излишество, а просто-напросто обычная необходимость. И еще, эта каюта, как мне сейчас показалось, была вроде бы и необжитой, не хранящей в себе отпечатка незаурядной личности капитана. Я сел на стоящий рядом со столом жесткий стул, придвинул к себе терминал и нажал голубую клавишу диалога с кибермозгом:
- ЦНЛ, ты случайно не знаешь, где здесь находится дневник капитана Рикста?
"Не имею представления", - после короткой паузы высветилось на экране.
Но этого и следовало ожидать. Я начал искать. Искал и в ящиках стола и в шкафу, но ни там и ни там дневника не оказалось, один только обезличенно-образцовый порядок. Тогда я просмотрел все, даже карманы висящей в шкафу парадной формы. Но дневника нигде не было. Единственное, что я нашел, была старая фотография с блеклыми красками и недостаточно совершенно переданным объемом, такие делали не позже, чем в позапрошлом веке. На фотографии был мальчишка лет двенадцати в старомодной одежде. Он улыбается так, что не остается никаких сомнений, что это не кто иной, как сам Артур Рикст, хотя мне и не очень-то в это верилось. Я поставил фотографию на стол и несколько минут глядел на, глядевшего на меня из давнего прошлого, мальчишку... Но где же все-таки дневник? Неужели капитан обманул меня? Бросил, ничего толком не объяснив, а только все запутав. Оставил один на один с космосом, кораблем и не вполне нормальным кибермозгом. От этих мыслей мне стало по-настоящему плохо. И я повалился на кровать, не снимая обуви, чтобы хоть как-то нарушить этот идеально-образцовый порядок. Уткнулся лицом в подушку, смял ее руками и понемногу начал успокаиваться. Здесь тоже ощущался монотонный гул маршевых двигателей. И успокаиваясь, я снова начал засыпать. Потому что перенапряжение, этот бич и профессиональную болезнь звездпилотов, я все-таки заработал, а его последствия не проходят быстро и безболезненно, как обычная усталость, а обычно еще долго дают о себе знать.
Когда же я проснулся, двигатели уже молчали, но и тишины, так поразившей меня в первые дни полета, тоже не было. Сейчас все заполнял какой-то едва слышный звук, которому я, правда, не придал никакого особого значения. От моей усталости, как я сам посчитал, не осталось и следа, что ни говори, а отдохнул я очень даже прилично и основательно. Еще немного я полежал на кровати, глядя в светло-голубой потолок и, приводя в порядок свои мысли. За этим занятием я посчитал, что нужно все-таки идти в рубку и выяснить текущее положение дел.
Я поднялся, сделал небольшую зарядку, какую обычно привык делать, умылся здесь же, в каюте. Потом хотел привести в порядок кровать. Но как только поднял подушку, увидел, что под нею лежит тетрадь, толстая, в потертой сиреневой обложке. Это и был тот самый дневник Артура Рикста, который я накануне долго и безрезультатно искал. Сейчас я естественно отложил все дела и принялся за него. Я не стал быстро пролистывать тетрадь, выхватывая отдельные кусочки, а начал читать подряд, с самого начала. Капитан же начал вести этот дневник еще тогда, когда не был капитаном, а был обычным земным двенадцатилетним мальчишкой, которого все звали Арт Рикст. Тогда он был еще младше меня сегодняшнего, таким, каким я его видел на фотографии, наверно эта фотография хранилась у капитана не случайно. Но и это такое начало дневника оказалось для меня достаточно интересным.
Капитан, как я и предполагал еще накануне, родился давно, а если быть точным, то второго февраля 2285 года, в конце позапрошлого века, когда еще не была освоена Венера, а о поселениях у других звезд люди еще только мечтали. Перенаселенная Земля, на которой еще не закончилась глобальная реконструкция облика. Внепространственная космонавтика, еще только вышедшая из стадии эксперимента, и делающая первые, но многообещающие шаги. Все это было в дневнике капитана и, читая, я словно бы своими глазами смотрел на то, навсегда ушедшее в прошлое, время. Но в этом дневнике была одна странность. Время от времени, и чем дальше, тем чаще, попадались большие куски, иногда по несколько страниц, написанные какими-то причудливо-незнакомыми символами. Это или шифр, или какой-то совершенно незнакомый мне язык. Что в принципе безразлично. Капитан, когда писал это, не хотел, чтобы кто-то другой смог это прочитать. И капитан получил, что хотел. Я едва ли осилил десятую часть капитанского дневника, когда пронзительно запищал сигнал экстренного вызова на связь с кибермозгом. Я тут же вскочил и резко вдавил голубу клавишу на панели терминала:
- Что еще случилось?
"Прошу капитана немедленно пройти в рубку, - засветилось на экране, прошу не задерживаться".
Я натянул на себя рубашку и выбежал из каюты. Воспользовался лифтом и уже через несколько секунд был в рубке. На обзорных экранах почти беспрерывно мелькали яркие вспышки. Я медленно опустился в кресло и нажал голубую клавишу:
- Что происходит?
"Корабль вошел в пылевой пояс. Концентрация пыли повышается. Она уже значительно выше нормы и приближается к опасному пределу. К тому же в поясе могут оказаться относительно крупные частицы, против которых наша защита окажется бесполезной".
- Как лучше всего избежать столкновения?
"Нужно снизить нашу скорость, хотя бы до трети це ".
- Но тогда значительно вырастет время полета.
"Только при трети це я могу гарантировать относительную безопасность корабля".
- Есть ли какие-либо другие варианты?
"Затормозить, вернуться назад и попытаться обойти пылевой пояс. Но мы не знаем конфигурации и протяженности этого пояса и вряд ли сумеем выиграть время на таком возвращении".
- Мы возвращаемся, - почти не раздумывая, сказал я, - попытайся обойти пылевой пояс.
"Вероятность того, что этим мы выиграем время, составляет менее одного процента".
- Все равно, мы возвращаемся. Приказываю начать торможение.
"Приказ принят к исполнению. Скорость будет погашена до нуля через шесть часов".
Звездолет быстро развернулся кормой вперед и запустил маршевые двигатели.