- Ты серьезно так думаешь... насчет Чака? - помедлив, негромко спросил Гаст.
- Гаст, моя вторая профессия - психолог. Я отвечаю за свои слова, как на суде под присягой.
- Ммммм... я подумаю. Пока я в суд не буду подавать. А что это ты заговорил о приказах, как вошел?
- Так, к слову. - Хиллари поднялся. - Хочу я угодить администрации и написать приказ - "О запрещении употребления в проекте слов "Принц Мрака Ротриа". За обмолвку - штраф тридцать бассов.
- Уже надоели? - подмигнул Гаст. - Больше не буду, извини. Хотя - это из "NOW" ветром нанесло, само пройдет. Настоящее твое тайное звание никаким приказом не отменишь...
- Это еще какое? - удивленно обернулся Хиллари чуть не с порога.
- Как, ты не в курсе?
- Ну-ка, выкладывай, раз проболтался.
- Кибер-шеф, - с наслаждением произнес Гаст улыбающимся ртом. Кибер-шеф. Владыка и покровитель киборгов, особенно некоторых.
- Негодяи, - устало промолвил Хиллари. - Что мне с вами делать?...
- Любить, - Гаст протянул ему полоску бумаги. - Нас есть за что любить, Хил. Это номер трэка Дорана. Нет, не официальный контактный трэк, а засекреченный, для самых личных контактов. Ни в одном телефонном справочнике его нет, только в блокнотах его друзей. Хочешь поговорить с ним? Пониже - код, который надо набрать, чтоб тебя не выследили. Я все уже приготовил...
Хиллари повертел бумажку в пальцах. Ах, Гаст...
- Ты смог мне угодить.
- Стараюсь, вон из кожи лезу.
- А как дела со "Взрывом"?
- Завтра! - Гаст вскинул руки, защищаясь. - Это у меня отложено на ночь, есть кой-какие мыслишки. Если мне понравится - завтра к обеду я дам эту программу...
- Чаку, - твердо велел Хиллари. - С пояснения-ми. И ты услышишь от него "спасибо". Без какой-либо моей подначки, обещаю.
- Сводничество - это дар божий или можно научиться? - кисло спросил Гаст.
- Это составная часть харизмы, - пояснил Хиллари Кстати, что ты тут... мнн... пел? Хлип, если не ошибаюсь.
- Он, родной. "Раздача по мордасам", диск третий. - Гаст стал само благоговение. - Мне сказали, что Малютка Кире идентифицировала Фанка из театра как Файри, первого танцовщика Хлипа! Ты представляешь, что это значит?!!
- Только то, что последние месяцы жизни Хлипа осядут в нашей информотеке и мы с резьбы сорвемся, соображая, как бы эту ничью собственность пустить в продажу в обход баканарской секретности, - вздохнул Хиллари. - Для начала утешимся тем, что мы ПЕРВЫМИ увидим эти эксклюзивные кадры... если поймаем Фанка.
- Нет, не это, - помотал вихрами Гаст. - Если... если Фанк, то есть Файри, был в студии Хлипа последние полгода - значит, он держит в памяти роковой диск Хлипа. Тот, тринадцатый, объявленный, но так и не вышедший "На берегу тумана". Хлип в аффекте стер все студийные записи - но не мозг Файри! Он же не был кибер-техником, он наверняка не сообразил! Иначе бы Фанк давно оказался на перезаписи и не был тем, кто он есть сейчас. Все ведь и думали, что кто-то выкрал Файри и Санни, чтоб списать с них "На берегу...", но если б так - вор давно бы продал запись! Это ведь сумасшедшие деньги... а они, оказывается, бродят по Городу без поводка!
Хиллари с горькой досадой подумал: "Зря я вышел из фэн-клуба "Хлип-Гриннин" и забыл все в суматохе работы. Похоже, я лишил себя этой минуты восторга... и всех лет упования, которые верные клиперы ждали, обретения тайного Тринадцатого диска, на котором - откровения и озарения кумира, на краю жизни заглянувшего в Смерть. Как далеко все это от меня ушло..."
* * *
Доран устал. В уикенды он всегда уставал больше, чем в будние дни, работать приходилось интенсивно, с полной выкладкой - ведь известно, что выходной большинство централов проводят в телевизионной, а даже если и выходят в гостиную или на кухню, то и там у них стоит по телевизору, а некоторые, не в состоянии расстаться с говорящим экраном, берут его с собой в туалет и в ванную, благо есть миниатюрные модели на присосках. Да и зачем куда-то ехать, что-то смотреть - неизвестно еще, увидишь или нет, а вот ноги оттопчут наверняка, - когда есть ребята, профессия которых заключается в том, чтобы красочно, занимательно, интересно отснять любое событие и доставить его на дом, прямо в постель. "Смотрят, не наглядятся очи; слушают, не наслышатся уши..." Любопытство - неистребимый инстинкт человека - превратило потребность в новой информации в огромный рынок, где новости покупают и продают, где их жарят, парят, готовят особым образом, препарируют и анатомируют. Кто окунулся в мир телевидения, тот либо вылетел, не выдержав бешеного темпа и чудовищной конкуренции, либо стал прожженным циником, который любую страсть, любое горе расценивает только с точки зрения "смотрится - не смотрится" и "продается - не продается". Именно таким и был Доран, но даже он истощался.
Он работал вживую, открыв новую область в тележурналистике: он показывал и анализировал не то, что случилось вчера и позавчера, а то, что происходит непосредственно в данный момент, сейчас. Он вел одновременно двадцать дел, вламываясь со своей бригадой в любую дверь; у него было три бригады - но он был один. Работоспособность у него была фантастическая, но сегодня он выработал весь ресурс и выдохся. Этот уикенд дался ему особенно тяжело. Вечерний выпуск Доран вел уже на автоматизме, говорил одно, а думал другое. Думал он об отдыхе - как он прилетит домой, поваляется в горячей ванне и... только не телевизор! В доме у Дорана во всех восьми комнатах не было ни одного телевизора. Вторую квартиру Доран купил рядом с телецентром, чтоб не тратить лишнего времени на перелет.
Но вышло вовсе не так, как ему хотелось. Он искупался, но вместо приятной истомы в нем проснулась неуместная жажда деятельности. Сон пропал напрочь, и Доран, помаявшись и не чувствуя той легкой тяжести в веках, что предшествует засыпанию, просто наглотался таблеток и уже через четверть часа ощутил, как его опрокидывает и тянет в темноту. Осталось закрыть глаза и вырубиться.
... Проснулся Доран глубокой ночью, словно от внезапного толчка. Несколько секунд он с боязнью прислушивался к сильным ударам сердца, пока не понял, что его разбудил звонок. Доран спросонок подумал, что звонит будильник и что пора снова лететь на студию, и его охватила мимолетная тоска, что он не выспался - но тут он понял, что звонит трэк, лежащий на тумбочке. Доран посмотрел на светящийся циферблат часов - 03.23, - и его колыхнула еще одна волна страха. Дело в том, что у Дорана было феноменальное чувство времени, он никогда не ошибался даже на секунду, даже пьяный - и вдруг так досадно перепутать ночь с рассветом!...
"Эти ублюдки попортили мне что-то в мозгу, - с дрожью и ненавистью подумал Доран, взяв трэк. Трэк был личный, особый, его номер знали не больше десятка самых близких и нужных друзей. Но кому понадобилось звонить в самую глухую пору?!
- Алло. Доран слушает.
Молчание. Может, его подруга Бэна, элитная топ-модель, с которой он в клочья разругался с полгода назад, в хмельном угаре звонит с какой-нибудь затянувшейся вечеринки?.. Тишина. Доран уже хотел прервать связь, когда профессиональным чутьем понял, что на том конце его слушают, он обостренно почувствовал чужое мерное дыхание.
- Крошка, - устало и сонно проговорил Доран, - быстро говори, что там у тебя, а то я спать хочу.
- У вас все в порядке, Доран? - голос был ровный, с прекрасной дикцией, каждое слово было проговорено ясно и внятно. Доран замер; он никогда и нигде раньше не слышал такого голоса - голоса человека, наделенного абсолютной властью.
- Надеюсь, вы сможете решить свои проблемы со здоровьем. Это излечимо, Доран.
- Что? Какого... - Доран не мог понять, что происходит. - Кто это говорит?
- Принц Мрака Ротриа, - тем же тоном ответил голос; Доран услышал в голосе улыбку. - Спокойной ночи, Доран.
Дыхание исчезло. Доран бросил трэк на кровать. Его снова охватил всеобъемлющий, панический, неконтролируемый ужас. Ему показалось, что он сходит с ума; потом он подумал, что, может, звонок и ночной разговор ему приснились. Вновь схватив трэк, Доран поспешно включил определитель номера - ничего! цифровая панель осталась чистой. Он позвонил на свою станцию трэковой связи.
- Скажите, откуда был звонок на номер JAS-548219.
- Уточните, пожалуйста, в пределах какого времени вам нужно проследить звонки, - вежливо попросил бесплотный голос, впечатанный в микросхему.
- Вот, только сейчас. Несколько минут назад.
- Извините, но с 22.15 на ваш номер звонков не было.
Доран закопался в подушки, несколько раз завернувшись в одеяло. Его трясло, его мучил безотчетный, все разрастающийся страх, поглощающий каждую клетку тела и парализующий волю, ему хотелось кричать и бежать вон из дома, но он понимал всю глупость этой мысли и продолжал кататься и корчиться на постели, один, в кромешной темноте непроглядной ночи...
* * *
Густая розоватая мгла стояла над вечерним городом. Земли не было видно. Город уходил вдаль, ощетинившись в небо каменными надолбами зданий. Они то плотно трудились, то раздавались вширь, прорезанные темными ущельями улиц, - серо-стальные громады, в зеркальных стеклах которых отражался глубокий синий цвет наступающих сумерек. Из расщелин трасс поднимался влажный туман, скрывающий очертания подошв, и казалось, что небоскребы парят в воздухе и постепенно тонут в нарастающей снизу плотной клубящейся дымке.
На крыше одного из домов-башен оборудована смотровая площадка. На блестящем белом полу за тонким витым парапетом, на изысканном резном кресле-качалке полулежит человек с усталым лицом; одна его тонкая рука небрежно свесилась с колен.
Человек смотрит, как огромный красный диск солнца медленно движется вниз. Небо наполняется густой, тяжелой синевой, город внизу покрывается тенью; словно пожар, вспыхивают окна высотных зданий - те, на которые падают последние лучи уходящего светила. Где-то далеко вверху проступают неровным мерцанием первые звезды, где-то внизу загораются первые лампы.
- Слишком медленно, - невыразительным голосом говорит усталый человек, и, как по мановению волшебной палочки, все тотчас же изменяется.
Солнце, на глазах багровея, увеличиваясь, будто наливается кровью и отвесно падает вниз; отразившись от горизонта, оно подпрыгивает вверх два-три раза и исчезает в бездне за окоемом. Мгла, вспучиваясь, охватывает дома; окна полыхают алым сиянием - и тут же чернеют, чтобы возгореться вновь, на этот раз - оранжевым неживым огнем. Ночь обрушивается на город.
Усталый человек водит джойстиком, и, подчиняясь воле дирижера, загораются лучи и стрелы улиц и проспектов и в сгущающемся мраке возникает необъятная карта города: возносящиеся ввысь черные столбы зданий с желтыми, зелеными, синими огнями окон, пересеченные цепочками огней, обозначающими оживленные магистрали с мчащимися по ним в разные стороны белыми, красными огнями машин.