Мой соперник напрягся до предела: с помощью магии он пометил решительно все карты в колоде (как собака помечает приглянувшийся забор), сделал их полностью прозрачными для своего взора и, что самое обидное, внимательно следил за каждым изменением ауры вокруг них. Моя десятка крести оказалась последней.
— Что-то мне дурно, — хозяин постоялого двора выглядел ужасно... То есть, ещё хуже, чем обычно. — Мне нужен воздух. — на этом недостойный муж покинул нашу компанию и выбежал на улицу. Его примеру последовали и некоторые из зрителей: самые чувствительные к магии.
«Изменение материи невозможно без влияния на окружающую среду, и если сам маг почти не чувствует происходящих с ним изменений, то вот окружающие его люди, в особенности, не владеющие магией, чувствуют совершенно любое мало-мальски сильное проявление колдовства и очень подвержены магическому влиянию на здоровье: у несчастных повышается давление, идёт кровь из носа и жутко болит голова. У тех, кто покрепче, просто покалывают виски...»
Товарищ полицейский уже готовился взять меня в оборот и потребовать огромные по местным представлениям деньги: его подлая рука потянулась к шашке, мышцы ног — напряглись, как будто он готовился бежать дистанцию в несколько километров, а усы, эти бессовестные усы — поднялись вверх, как флаг победителя над крепостью.
«Жандарм хорошо чувствует магию. Сейчас он понял, что его юный подельник взялся за дело всерьёз, оттого и радуется» — пояснил очевидное Фикус. «Надо было заканчивать ещё на прошлом круге, но нет же — тебе захотелось отыграться за череду поражений в прошлой жизни... И вот, мы лишимся крупной суммы денег»
Купец принялся медленно раскладывать карты. Так медленно, что многие зрители начали его торопить, судорожно сжав пальцы; но стоило полицейскому обернуться, как испуганный зрительный зал мигом умолк.
«Если я изменю какую-нибудь карту, то он наверняка заметит это и скажет об этом жандарму. Начнётся выяснение отношений, я проломлю им обоим головы, и за мной начнёт охотиться половина города. Как неудачно...»
Тем временем колода подходила к своей решающей половине. Я всё ждал момента, когда настороженный шулер отвлечётся, хоть на секунду отвернёт голову в сторону или чихнёт, но нет — он был недвижим, как скала, и ни один из посетителей не мог отвлечь его ни своей болтовнёй, ни своем сопением, ни тонким усталым свистом.
«...Нет, я не проиграю! Император не проигрывает из страха быть пойманным!» — я обратился к последующей карте туза и вознамерился нагло переделать её в десятку. О последствиях я даже не думал: во мне взыграл азарт.
«Постой! Нас поймают!» — Фикус попытался остановить меня, перекрыв доступ к картам, но его магия была слишком слаба по сравнению с моей: я выбил из него всю дурь и, когда малыш ко всеобщей неожиданности пораженчески упал на ближайший столик, взялся за карту...
— Прекрасная игра, судари. Я наблюдаю за ней уже полчаса кряду и пропустил важную встречу, но, должен отметить, что нисколько об этом не жалею.
Ни я, ни, конечно же, неспокойный картёжник так и не подняли головы, чтобы поприветствовать подошедшего. Нам было не до любезностей.
— Позвольте представиться, — сказал приставучий незнакомец как ни в чём не бывало, словно все горячо ответили на его предыдущие слова и только и ждали того, как он заговорит снова. — Меня зовут Лоренц Гелен. Я...
— Мужчина, вы мешаете! — воскликнул полицейский и резко дёрнулся, чтобы оттолкнуть Лоренца прочь от стола, но, к прискорбию своему, зацепил скамейку, на которой сидел торгаш.
Молодой человек потерял равновесие, чуть не уронил колоду и на миг рассеял фокус зрения с карт. Я воспользовался этим и моментально подменил их. Одновременно с этим мой невольный спаситель воскликнул:
— Спокойно, господин полицейский, не пристало человеку вашего чина так грубо отвечать гостям из Германии!
Жандарм остановился в сантиметре от дорогого костюма коллеги по господству и сдержанно произнёс:
— Дождитесь конца игры, а уж потом пойте дифирамбы победителю. — и отвернулся, всем своим видом показывая, что он крайне недоволен шумным иностранцем.
Юноша вновь принялся раскладывать карты. Ещё на половине пути он заметил, что вытащил десятку крести, и это произвело на него, безусловно, почти смертельный шок: он побледнел, чуть не выронил колоду и неверяще замотал головой. Но, стоит отдать шулеру должное, в этот раз он твёрдо вознамерился победить: он опустил карту, чтобы её никто не увидел, и принялся менять её структуру, — буквально, как и я всего секунду назад. Только ему это действие стоило гораздо больших трудов, чем мне: от усилий, прикладываемых к обычной карте, он затрясся, как эпилептик. Будь моё желание, я бы уже давно мог обвинить его в использовании магии.
«Это будет тебе уроком, аферист: никогда не мочись против ветра...»
Я набросился на тоненькое плетение жулика и разорвал его на части, как злая собака. Карта осталась прежней. Она выпала из рук обессиленного противника и без особого энтузиазма свалилась на стол. Купец упал на половицы и лишился чувств.
— Воды! Подать воды! — заревел жандарм и бросился к мальчишке.
Лоренц Гелен непонимающе смотрел то на меня, то на моего соперника. Ничто не выдавало в его взгляде хозяйского понимания ситуации, но, что весьма удивительно, ни я, ни Фикус не могли с точной уверенностью сказать, что у него на уме — может, он, на первый взгляд совершенно потерянный, на самом деле понимал всё происходящее и лишь с любопытством наблюдал за магической дуэлью, развернувшейся на территории постоялого двора, а быть может, что вполне естественно для иностранцев — не понимал совершенно ничего и лишь делал вид, что ему интересно, чтобы скоротать время в скучном деревянном городишке под названием Москва.
Все любопытствующие отошли от нас на расстояние в несколько метров: достаточное для того, чтобы следить за происходящим, но недостаточное для того, чтобы словить магический удар и слечь от боли. Чёрный Богдан и Микола спрятались у стойки с крепкими напитками. Лишь полицейский, Лоренц и Фикус остались в опасной близости от нашего с купцом столика.
Кое-как, глотнув спирту и утерев лоб родниковой водой, юный торговец вернулся на опрокинутое доселе место.
— Вы должны мне... Кхм, — я призадумался. Нужная цифра напрочь вылетела из моей головы. Так бывает и с именами некоторых «уродственников».
— 129 рублей. — внезапно сказал немец, по-видимому, и вправду следивший за игрой. — Почтенный Сергей Звягинцев, сын Варфоломея Звягинцева, должен вам 129 рублей.
Юноша схватился за голову. Он не обратил внимание на тот факт, что иностранец знал его имя: сумма долга произвела на него гораздо большее впечатление, чем подозрительная догадливость зрителя.
— ...Погодите, давайте сыграем ещё один кон. - мальчишка поднял на меня молящий взор.
Тут уж охрана не выдержала: несмотря на перегородившего проход между столиками полицейского, они смели его в угол и обложили Сергея Звягинцева с трёх сторон.
— Почтенный господин, ваш отец ещё в прошлый раз строго-настрого запретил вам играть в карты. Эта поездка — проверка вашей готовности взять дело предков и работать честным трудом, а не, — старый наёмник окинул меня и лежащую на столе колоду карт уничижительным взглядом. — А не азартными играми.
— Когда я выигрывал, ты молчал в тряпочку и перебирал монеты в кошельке! — воскликнул наследник отцовской империи, стукнув по столу. — И я играю, хочешь ты этого или нет! Обоз мой!
— Кстати, — легонько вмешался я в разговор. — А что в этом обозе? Я смогу это продать?
— Вы — не сможете. — седой волк навис надо мной, как божья кара над падшей женщиной. — Мы уходим.
— Ан, нет! — Фикус перегородил наёмнику проход к господину. — Товар на семьдесят один рубль из обоза — наш по праву!
— Вы выиграли его в карты! — гаркнул старик, потянувшись к оружию.
Полицейский ничего не делал. Кажется, поражение лишило его разума.
— Постойте, судари! — Лоренц встал между двумя спорщиками. — Поймите, драки не приводят ни к чему хорошему. Тем более, карточный долг свяще...
— Так ты за них, немец поганый! — наёмник вытащил саблю. Затем, решив, что это будет нечестно по отношению к Фикусу, мужчина бросил её на пол и сжал кулаки для рукопашного боя. Гелен спешно покинул место назревавшей драки и случайно задел полицейского плечом. Мужчина проснулся.
— А ну, стоять! — вытащив шашку, жандарм пнул наёмника под зад. — Пошёл отсюда, не то десять плетей как дам!
Старик подобрал саблю и обиженно вышел из гостиницы. В зале осталась лишь парочка любопытных наёмников. Выход они больше не загораживали.
— Играем? — я ловко собрал все карты со стола и уставился на оппонента. — Или же отдаёте мои сто двадцать девять рублей и уходите?
— Нет. Играем. — события этого дня сделали из самовлюблённого павлина общипанную курицу. Не знай я, что передо мной Сергей Звягинцев, я бы его даже не узнал — до того он плохо выглядел. — Ставка та же, сто восемь рублей. Раскладывайте. Ставлю на пикового валета.
Я быстренько перемешал карты и принялся раскладывать их вдоль стола. Юноша предпринимал смутные попытки сфальсифицировать результат и обмануть меня, но у него ничего не выходило: я чувствовал малейшие изменения в потоках и пресекал любые попытки вмешаться в вид карт. Поняв, что у него ничего не выйдет, мальчишка начал плакать.
— Погодите, не расстраивайтесь. Может, вы ещё и выиграете. — успокаивал я глупого шулера, зная, что за этим столом он никогда больше не выиграет.
Огорчённый аферист не слушал моих увещеваний: он погрузился в собственные мысли и закрылся от мира, как черепаха в панцирь. Когда я вытащил его карту двадцать шестой, он поначалу и не отвечал мне: даже когда его толкали, Звягинцев сохранял спокойствие удава и только и делал, что мирно перекачивался на скамейке.
— Вы проиграли. И должны мне 237 рублей... Вы слышите меня? — чтобы привлечь внимание к моей персоне, я начал с раздражением постукивать по столу. — Вы проиграли и должны уплатить своим товаром...
Шулер резко выпрыгнул из-за стола и, оттолкнув подельника-полицейского, бросился наутёк. Ожидавшие этого наёмники выбежали из зала, как прокажённые. На улице послышалось нервное ржание лошадей.
— Твою мать! — от охватившей меня ярости я перевернул стол с картами. — Добрые люди, держите его!
Я кинулся за моими деньгами, но уже на выходе понял, что мне надо закурить — магические силы покинули меня в самый неподходящий для этого момент.
— Рука, косяк!
Культя полетела за сумкой. Я же в это время наблюдал, как мой обоз спешно укатывает в закат. Но долго это не продлилось: не дождавшись курева, я бросился на врагов с голыми руками.
Первого наёмника, не успевшего залезть на лошадь, я стянул на землю и отлупил ногами. Второго поймал на мельнице и опрокинул головой об камень, третьего — нокаутировал локтем в челюсть. Четвёртый и пятый поймали меня за руки и бросили в конюшню. Мне повезло: я не полетел в стог сена и упал в конское дерьмо... Шутка, всё было наоборот. Гераган Ибн’cалахэ второй — везучий сын замечательной женщины.
На улицу выбежал демон.
— Фикус, держи их!
Обжора боялся задеть обоз, поэтому старался попасть по людям. Выходило у него из рук вон плохо: он не умел целиться и одним ударом разворотил целую телегу. Оттуда посыпалось разномастные коробочки со всяким хламом.
Культя пролетела сквозь дыру в крыше и вручила мне косяк. Я быстренько его запалил и, вернув себе силы, выбежал из конюшни и подорвал мост через овраг. Делегация бесчестных жадюг застопорилась.
Звягинцев слетел с козел, залез в третью по счёту телегу и, вытащив оттуда маленький ларец, побежал наутёк. Я пустил по его следу ладошку, а сам помчался отбивать обоз. Наёмники не стали играть в героев и побежали кто-куда. Вскоре улица опустела, и на ней остались лишь немногочисленные зеваки произошедшего безобразия.
Я принялся шарить по телегам и к горю своему находил там лишь всякие тряпки, доски для разделки мяса, чашки, глиняные миски и прочую лабуду, продать которую означало бы пройти целое испытание.
Фикус подошёл к обозу, когда я уже исследовал последнюю телегу. В руках у него был кошелёк с пресловутыми шестьюдесятью рублями.
— Здесь восемнадцать рублей мелочью. — Фикус приподнял пузатый кошель и горько хмыкнул. — Эта сволочь нас всё же обманула.
Я закатил глаза и поднял руки к небу.
«Всё же, боги не любят меня, раз не позволили получить выигрыш. Проклятые карты!»
Вскоре к нам вернулась культя. В её пальцах не нашлось ничего интересного, кроме каких-то дамских трусиков. Я покрыл длань дьявола матом и огорчённо сел на козлы телеги.
— Может, станем купцами?
— Если ты ещё раз скажешь что-то подобное, то я буду вынужден отправить тебя обратно.
Демон вздохнул. К нам подошли Микола и чёрный Богдан. Они были ещё пьянее, чем час назад.
— Хозяин, ик! Ловко вы уделали этого гада... ик! Все талдычили нам с Миклой, когда мы садились за стол, что этот гад, ик, шулер, ик, первостатейный! Мол, столько уже долгов людям породил, что и не счесть. А усач тот херов, несмотря на запрет властей вмешиваться в азартные игры, всячески этому потакал. Как правило, ик, обкрадывали они, ик, всякую шелупонь, а вот сегодня за нас взялись...
— А мы не шелупонь? — я поправил украденный персидский халат. — У нас восемнадцать рублей мелочью и бесполезный обоз...
— Позвольте! — послышалось громкое обращение откуда-то со стороны постоялого двора.
Я напряг зрение и усмотрел Лоренца Гелена, пугливо озирающегося по сторонам. Когда он увидел, что опасности поблизости нет, он подошёл к нам и протянул мне какой-то мешочек.
— Знаете, этот обоз потянет на три сотни рублей. Я имею представление, как выгодно продать такого рода груз. Не хотите ли вы его мне отдать?
Я посмотрел на иностранца, как на умалишённого.
— По-вашему, эти доски и ножи можно продать за три сотни? Не смешите!
— Я говорю чистую правду. — немец и вправду был очень серьёзным. Складки на его лбу искривились, как моё лицо при виде содержимого телег. — Здесь три сотни. Ровно.
Гелен приподнял уже раздражающий его кошель на уровень глаз.
— Вы согласны совершить сделку купли-продажи?
«Не нравится мне этот тип» — Фикус стоял позади Лоренца и корчил рожицы. «Какой человек в здравом уме купит такое дерьмо за три сотни рублей?»
«Тот, у которого эти три сотни рублей есть»
— Хорошо, я согласен! Забирайте обоз и продавайте его хоть за тысячу рублей, я не расстроюсь!
Я слез с козел и, пожав глупому иностранцу руку, забрал заслуженные три сотни. Монеты приятно тяготили руку.
— Что ж, на этом я с вами прощаюсь. — Лоренц кивнул и двинулся в начало обоза. Я не представлял, как он собирался выехать с довольно узкой улицы, но ловкач, чёрт бы его побрал, действительно это сделал: развернув обоз, он в гордом одиночестве погнал вереницу телег на выезд из города. Пока мужчина не скрылся из виду, я продолжал смотреть ему в спину. Когда же Лоренц укатил, я похлопал себя по щекам и оповестил моих помощников:
— Готовьтесь, этим вечером у нас много работы!
Солнце клонилось к закату. Но времени до закрытия рынка у нас было ещё много...