Порой мне кажется, что женщины слишком удивительные создания, чтобы и вправду существовать во вселенной. Они могут одновременно радовать и раздражать, могут вызывать острое чувство обоюдной непереносимости, а могут и вовсе — рассмешить.
Я хохотал до упаду. Истеричный смех настолько захватил моё тело, что оно скрючилось, как у младенца, и стало походить на что-то весьма жуткое.
Сначала дама смотрела на мои судороги с выражением полнейшего непонимания, а после — даже с обидой. Щёки её надулись, как у хомяка, лицо нахмурилось, руки сложились одна на другую и еле сдерживались, чтобы не схватить меня за зелёные патлы.
— Ох... — я принялся утирать градом набежавшие слёзы. — Говоришь, ты убийца?
— Мгм. — надутая добрячка безутешно закивала.
Я подошёл к ней, сел на корточки и взялся за осколки.
— Смотри, некромант оживляет их! — я поднял рабочую руку и подвесил осколки в воздухе. Спустя секунду они начали складываться обратно в тарелки.
Вскоре перед нами предстал полностью целый сервиз. Дама посмотрела на него, пощупала рукой, словно не веря, что такое может быть, и затем радостно сложила тарелки обратно на полки, напевая песенку.
«И зачем я это сделал... Разве такая фурия заслужила хорошее к себе отношение?»
Сложив тарелки, Маргарита присела на диван и прошептала что-то на подобие «спасибо».
— Что-что? Кажется, я не расслышал.
— То-то и слышал, глухой! — дама фыркнула. В профиль её лицо выглядело ещё лу... Никак оно не выглядело, ведь её лицо меня ничуть не интересовало. И точка. Жирная такая, с кляксой.
Я уселся напротив и принялся ожесточённо пялиться в потолок — на нём имелись дивные вензеля. Самое то для времяпровождения... Кого я обманываю.
— Эй, Мар... — ещё ни разу за время нашего знакомства я не обращался к графине по имени. Это несколько смущало. — Мар... Мур... Ав...
— Что? Гав-гав? — женщина оскалилась. Её клыки вызвали у меня вынуждение лицевое побеление.
— Не смешно. — я повернулся к хищнице спиной.
На стене висела картина, изображающая женщин в купальниках. В её углу чернела надпись: «Италия. 1759».
— Это после третьего курса. — послышалось за моей спиной. — Мы тогда знатно напились...
Я печально вздохнул.
— Если ли в вашей компании занятия, никак не связанные с алкоголем?
— Дай подумать... Хм, пожалуй, что и нет. — весело заключила собеседница. — А разве это плохо?
— Нет, что ты, — заговорил я с такой приторной интонацией, что даже дурак бы понял, что я жутко иронизирую. — Чем же ещё можно заниматься, кроме распития алкоголя? Изучением алгебры, физики, геометрии, иностранных языков? Вот глупость. Так нормальные люди не делают.
Дама недолго искала подходящий ответ, и вскоре самое ожидаемое утверждение слетело с её саркастичных уст:
— Ну да, нормальные люди все как один курят траву, и все это знают.
— Ну... Ты показываешь мне язык? — я резко развернулся, и дама быстро спрятала язычок на место.
— И вовсе нет. И вообще, откуда ты узнал? — проказница села по-турецки и в ожидании сложила руки на выдающейся грудной клетке.
— Императоры чувствуют, когда люди что-то показывают у них за спиной. Это умение спасает их от глумливых поданных... А вообще, сбоку от картины висит зеркало. Видишь? — я указал на предмет декора.
Девушка прыснула от смеха.
— Слушай, а чего у вас, императоров, ещё есть интересного?.. — и тут же резко оборвалась, словно постыдилась своего поведения. — Ну так, к слову. Убьём время, пока не придёт Джулия. А вообще ладно, не надо, это лишнее...
— Каждое утро я просыпаюсь в огромной башне. — заговорил я, перебив женское лепетание. — Подо мной лучший матрас, какой только можно себе представить. Я встаю, и мне в ноги сразу кидается десяток слуг. Они вносят одежды. Я зарываюсь в красный халат, весь расшитый золотом, и выхожу на балкон... На балкон... — горло ненадолго свело. — А там, на площади, тысячи людей. Они знают, в какое время я подымаюсь с постели, знают, что я просто обожаю, когда мне кричат здравицы, и поэтому орут их во всё горло и кидают на забор, ограждающий дворец от остального мира, цветы. Самые разные. Начиная от южных и заканчивая северными. А потом... Потом я вхожу в тронный зал. Все присутствующие становятся на колени. Я в гордом молчании сажусь на трон и начинаю принимать многочисленных просителей. Раньше я думал, что это очень надоедает, но сейчас и по этому скучаю...
Я и не заметил, как упёрся взглядом в колени и начал болтать сам с собой. От такого позора мои щёки запылали предательским румянцем.
Всколыхнувшись, я поднял потяжелевшую голову и застал Маргариту, мечтательно прильнувшую к изголовью. Она с упоением слушала мои бредни, приложив руку к щеке. Такой живой щеке... Пухлой, розовой, не как у дворянок.
Заметив, что я остановился, девушка встрепенулась.
— Почему ты остановился?
Я испытал ощущение неловкости, от которой сводит скулы.
— Разве это интересно слушать?
Даме хватило лишь одного взгляда на мою удручённую физиономию, чтобы понять, в чём тут дело, и стоит отдать ей должное — она не стала ничего говорить. Замолчала, словно бы ничего и не было.
Возникло неловкое молчание. Я несколько раз раскрыл рот, чтобы вымолвить хоть слово, но буквы просто не хотели складываться в осмысленные сочетания, поэтому я упорно продолжал блюсти тишину. Да и нечего мне было сказать. Что у нас двоих было общего, кроме плетения заклинаний? Я убил её слуг, разворотил сад, забрал к чёрту на куличики и выбросил где-то по дороге. Не с этого обычно начинают знакомство... Хотя я и не знаю, как это — начинать знакомство. Ко мне всегда подходили сами. Или падали и молили об аудиенции.
— Хорошая на улице погода... — заговорила девушка, неловко скаля зубы. Слова давались ей не менее тяжело, чем мне — стоило ей издать звук, как её пальцы автоматически начинали выплясывать джигу.
— Да, замечательная. — я обратился ко входу на балкон. Вдруг вспомнив, что через него-то я сюда и попал, мне стало плохо. Дама заметила это и ещё больше смутилась.
«Герган, пора контрактовать тишину»
— А вы... а ты любишь грибы? — «Что ты несёшь, ублюдок! Какие к херам грибы? Давно не получал?»
— Гри-грибы? — девушка сконфуженно поправила волосы. — Ну... Ну, в общем-то, да!
«Вот же. Отступать уже поздно»
— Знаешь, внизу такие вкусные грибы.
— Ты... приглашаешь меня? — несмело спросила собеседница.
«Ай, мама! Просто они были такие вкусные, что я не удержался и ляпнул что-то невпопад, а так я больше ничего и не смыслю ни в беседах, ни в этих чёртовых грибах!»
— Ах, понимаю, ты не это имел в виду, и просто грибы там очень вкусные. — быстро исправилась девушка, сразу за этим смущённо потупив взгляд.
— Ну, мы могли бы и сходить туда, если ты, конечно, не против составить мне компанию... Сугубо ради грибов, разумеется! — я поправил воротничок рубашки, намертво прилипший к вспотевшей шее.
— Да-да, кончено. Сугубо ради грибов. — девушка попыталась издать смешок. Вышло хуже некуда.
Мы одновременно повскакивали с мест и, нацепив маски, пошли на первый этаж. Девушка вышла первой. Я шёл сразу за ней, но Рейнаван зачем-то остановил меня в дверном проходе и озабоченно искривил рот. В нормальных обстоятельствах это бы называлось улыбкой.
— Могу сыграть на скрипке. Нужно?
— Нет-нет, мы за грибами! — неловко пробормотал я, после чего закрыл дверь с обратной стороны.
Рейнаван недоумённо почесал затылок.
— Грибы... Одно слово — травокур. — и, повалившись на стену, сладко захрапел.
Выйдя на улицу, я обратил внимание на Авдееву, которая что-то там вытворяла со своими волосами. Заметив моё появление, девушка перестала менять расположение локонов и направилась ко мне слишком решительным шагом. Мы встретились и, держась друг от друга на приличествующем полуметровом расстоянии, направились к злокозненным грибам.
Подлый лавочник обозвал нас парой и предложил любовный грибной суп. Маргарита избила его первой. Я вторым. После этого он поломанной рукой насыпал нам по отдельности жаренных грибов и, пожелав всего наилучшего, отправил куда подальше.
Дальше мы просто ходили по террасе и ели грибы. Где хотелось — останавливались. Но не на долго: по большей части, нам ничего вокруг не нравилось.
— Бе-е-е-е! — из кустов выпрыгнул козёл.
Маргарита взвизгнула и спряталась за моей спиной.
— Д-д-д-а-а-а-й в-в-в-о-о-д-к-и!
Я обошёл хитрого козла и дёрнул его за хвостик... Но козёл нисколько не смутился — он повернулся, сказал, что не является Марком, и начал просить спиртное с удвоенной силой. Тогда девушка рассмеялась и предложила дёрнуть козлика за что-нибудь другое: дескать, тогда он наверняка согласится. Козлик, услышав это, очень активно закивал и принялся сладострастно тереться вокруг моей спутницы...
Я закатал рукава и свернул козла в узел, после чего быстро сбегал за пузырьком водки и залил в рогатого извращенца сразу пол-литра. Он распластался на земле хвостом вверх.
Графиня прыснула в ладошку и прошлась по козлу, как по бревну, а после закончила своё короткое путешествие элегантным реверансом. Горячо отметив её выдающуюся грацию, я проводил девушку к выставке французской выпечки.
— Сейчас мы с вами сделаем brioches, моя public, с наидивным flan...
Дама неожиданно зазевалась, и тут я вспомнил, что готовить-то она не умеет. Я предложил пойти женщине в другое место, но она из жалости согласилась остаться и досмотрела жуткое представление до конца. Когда булки уже допеклись, даже я заклевал носом.
Мне хотелось предложить пойти обратно в башню и дождаться некромантки, как тут девушка с писком пробралась сквозь толпу и вывела нас на обозрение бытовой магии.
Какая-та бабушка в растянутом платье с увлечением демонстрировала применение магии на грязной посуде, пыльной доске и грязном белье. Многие зрители являлись магами и поэтому повторяли за ней.
Маргарита добродушно взялась за колдовство с половой тряпкой, которую надо было очистить от сажи. Она долго подходила к созданию плетения и, когда уже почти каждый маг сдал положенную ему вещицу, направила энергию на создание бытового заклинания... И чуть не спалила бедную тряпку. Благо, бабушка помогла ей и окатила вещицу струёй из пальца. Маргарита попробовала ещё раз — с тем же успехом. Разозлившись, она попросила у бабушки ещё вещей и с тройным усердием, покраснев, как помидор, принялась использовать на них бытовую магию. Ничего не вышло: боевому магу никак не удавалось использовать простые заклинания, зачаровывающие предметы. Из-за этого девушка знатно расстроилась.
«Император не чистит тарелки...»
Авдеева незаметно направила энергию на тарелку и, не добившись успеха, злобно скрючила пальцы.
— Ты всё делаешь не так, — чопорно пожаловался я, посматривая на удручённую графиню.
— Да? Наверняка убийца всех, кто на него косо посмотрит, справляется куда как лучше...
Я пожал плечами и, взяв из кучи чёрную от грязи рубашку, за секунду сделал её белее морской пены. Окружившие плацдарм зрители удивлённо захлопали.
Даме стало некомфортно стоять рядом со мной, всеми признанным мастером уборки, и она принялась неловко переминаться с ноги на ногу. Поняв её чувства, я выбросил рубашку в грязную кучу и сказал:
— Дай мне руку.
Дама несогласно замотала головой.
— А вот и не дам. Мы с тобой мало знакомы. К тому же, ты недавно обозвал меня хамкой... — девушка обиженно прикусила губу и резким, почти демонстративным движением спрятала руку за спину.
— Дай и не упрямься, — продолжил я стоять на своём. — Не бойся, ничего я с ней не сделаю.
Девушка немного скованно преподнесла мне ладонь, и я взялся за неё и направил на одну из грязных тарелок.
— Расставь пальцы.
— Я расставила.
— Расслабься...
Дама коротко пискнула. Несмотря на это, я продолжил соприкасаться с чужой аурой и направлять её хаотичные движения в нужное русло.
Вскоре у Авдеевой получилось самостоятельно почистить тарелку, и она торжествующе хлопнула в ладоши. Конечно же, ни о какой о благодарности не могло быть и речи — всё это сделала исключительно она одна, а никак не моё редкое умение помогать людям в создании заклинаний.
Перечистив половину бабушкиного инвентаря и поймав на себе недовольный старческий взгляд, мы со смехом перебрались к обрыву, с которого можно было рассмотреть выступление известной иллюзионистки. Оно должно было начаться через пять минут. В толпе я заметил главного обожателя де Вебер — Габдулина, чуть ли не свесившегося с ограждения. Я помахал ему ручкой, а он помахал мне. Учитель и ученик...
Графиня наклонилась, чтобы что-то мне сказать, но её перебил резкий шум — Анна рассекла воздух летящей по небу колесницей. Это мгновенно отвлекло внимание Авдеевой от моей персоны и заставило наблюдать за подругой, вытворяющей немыслимые пируэты прямо над нашими головами.
Я смотрел на спутницу, на её подругу, летящую по небу, на выглядывающую с маленькой террасы некромантку, на потерявшего дар речи Габдулина, на испорченного павлина и двух его друзей — Дмитрия и Бориса, на увлечённых общим действом людей и, скорбно давясь от ядовитой ярости, осознавал — я здесь лишний. Меня не должно тут быть, и моё нахождение рядом с ней — лучшее тому подтверждение.
Дама поймала на себе мой взгляд. Она не почувствовала во мне враждебности, хотя должна была, и не почувствовала злобы, сковавшей мои руки, а лишь зачем-то искривилась в странном подобии улыбки, и клыки её, некогда пугающие, показались мне ничуть не страшными.
«Дружище, на днях она разорвала тебя по частям. У вас ничего общего, так зачем ты смотришь на неё? Не надо...»
— Скажи, если бы я родилась в твоём мире и нас бы не разделяла почти что кровная вражда, мы бы могли стать...
В небо выпустили фейерверк. Девушка закончила говорить и с ненасытным любопытством уставилась на меня. Мне хотелось поймать того ловкого стрелка и сломать ему руки, потому что я ничего не расслышал... Но, конечно же, я наверняка знал, о чём она спросила.
— Смотри, там Лоренц. — проговорив это, я повернул девушку немного в сторону и указал на купца, внимательно наблюдавшего за фейерверком. Тот заметил нас и с нескрываемой радостью кивнул. Рядом с ним стоял старик и Разумовский.
— Да, вижу. — разочарованно ответила Авдеева. — Должно быть, скоро мы исполним обещание, и ты вернёшься домой.
— Обязательно. — скомканно сорвалось с моих окаменевших губ.
Вскоре иллюзии закончились. Анна слетела на землю, и её обступили восторженные зрители, сквозь которых безуспешно пытался пробраться Габдулин. Нам же двоим некромантка пригласительно махнула ладошкой, что означало, что мы должны поскорее отыскать Разумовского.
Он нашёлся на том же месте, где мы его оставили — в ресторане. Когда Лоренц увидел нашу пару, он восторженно залепетал:
— Ну вот, можете, когда хотите! — и обглодал рыбную косточку. После него на белом природном узоре не осталось и крохи мяса. - Что ж, я так понимаю, вы готовы исполнить просьбу моего дорогого Алексея?
Старик, сидящий поде этих двоих, подавился вином.
— Что с вами, мой дорогой профессор? Никак, поперёк горла?
Дедуля не осмелился сказать и слова. Его старческие, полузакрытые глаза слезились, как от нарезания лука.
— Да, мы готовы. — Авдеева вышла на передний план. — Вставайте.
Лоренц кивнул и, вытерев лицо тряпочкой, встал из-за стола. Когда старик попытался встать вместе с ним, Гелен сказал ему, что тот останется здесь и мягко, но настойчиво усадил его обратно на стул.
Мы пошли вчетвером. На прощание неуёмный старик обнял Разумовского, а потом, неизвестно с какой целью — меня.
Лишь на подходе к комнате некромантки я почувствовал, как в карман моих брюк добавилась какая-то скомканная бумажка... Почувствовал, как по моей спине пробежал холод.