1
Где-то далеко лаяла псина. Утреннее солнце вклинивалось мутными лучами в щели заколоченных окон. Тишину комнаты нарушали нудные удары капель о доски пола, срывающиеся с потёка на потолке. Снова лай пса нарушил утреннюю прохладу затуманенного поля, расположившегося на севере перед лесом.
Солдат вскочил с дивана, от боли в голове его пошатнуло, глаза непонимающе забегали по свисающим со стен сырым обоям. Он перевёл глаза на окно, запрыгнул коленями на почти развалившееся кресло и ногтями содрал со стекла полоску газеты. Лоб приник к холодной поверхности, беспокойный взор напряг зрение. Сильно захотелось пить: немудрено — после банки мёда с сухарями во рту поселилась пустыня.
Ну, конечно, как же он не подумал, что сюда придут его искать если не в первую очередь, то во вторую точно: ведь дом отца. После квартиры бывшей жены он забежал к другу, взять некоторые вещи, в том числе дождевик, занял денег и отключённый старый кнопочный мобильник с сим-картой, несколько лет назад купленной в переходе, надеясь, что по нему его не вычислят: а то, где он ещё сможет купить в ближайшее время? Через час от друга пришла эсэмэска: «Вали скорее, растворись, тебя везде ищут. Грозятся завалить». По дороге Виктор выкинул новый айфон, разломал сим-карту, снял с запястья электронные часы, зашвырнул в озеро, следом запустил шагомер: кто их знает эти электронные штучки — все за всеми шпионят.
Солдат потёр пальцем грязное стекло и ещё раз присмотрелся, сердце нещадно ринулось в бега. По тропе через поле в его сторону шли люди с собаками, кажется, полицейские: но это точно по его душу. По дороге с восточной стороны колыхался чёрный джип, а с запада — микроавтобус. Виктор знал — там притаились беспощадные омоновцы.
— Офигеть, они меня что, обложили? За своего — они меня здесь повесят. Но я ведь не виноват.
Ногой сбив алюминиевую кастрюльку на кирпиче, Солдат схватил рюкзак, проскочил на кухню. Он слышал отчётливые голоса, подумал, что, если промедлит ещё минуту, уже не уйдёт. Быстро расстегнул молнию, кинул внутрь пачку патронов, швейцарский нож, схватил обрез и ринулся обратно в комнату. Пробежал коридорчик, забежал в дальнюю угловую комнату и примкнул лицом к окну. По центру зияла дыра: кто-то когда-то метнул кирпичик. Повеяло прохладой и луговыми травами. Мысль промчалась: «Хорошо они без вертолёта. Но могут запустить какой-нибудь дрон».
— Эй, загляни в тот дом. Там что-то мелькнуло!
Виктор вздрогнул. Если они так спокойно шумят, значит, всё окружили. Что делать-то? Вспомнил, когда один раз приезжал сюда в детстве, с местными ребятами лазили в катакомбы: так деревенские называли старинные кирпичные склады, пролегающие под землёй метров на двести. Вход был почти завален, но худые пацаны пролезали в любую щель, а выход находился под насыпью старой узкоколейной железной дороги, прямо перед озером.
— Туда, только туда нужно щемиться. — До начала оврага, где был вход, метров сорок. Солдат внимательно вгляделся: трава высокая, можно быстро на карачках проползти незамеченным. Если только там омоновцы шашлыки уже не жарят. А что, если поднять руки и сдаться, сказать, что я не при делах? Ага, мгновенно нашпигуют башку сталью, да ещё контрольный влепят. Потом скажут — убегал, отстреливался, наших маленьких бугаёв обижал. «Эх, Барбара, зачем ты только родилась? Чтобы мне и себе жизнь испортить? Если бы мог в прошлое попасть, то не замедлил себя ждать, впорхнул и выпорхнул, но уже с твоей глупой головой в руке — хоть и люблю тебя ещё».
Неожиданно раздался выстрел, эхо пронеслось над крышами заброшенных полуразвалившихся лачуг. Виктор вздрогнул, побледнел, не обращая внимания, что режется, поломал оставшиеся стёкла и вывалился на улицу. Грохнул ещё один выстрел, свист пули рассёк воздух где-то над трубой. Солдат машинально поднял лицо, не понимая — по нему лупят или нет. Глаза задержались на обрезе, зажатом в ладони: может, выкинуть? Да нет, без оружия нельзя. Виктор согнулся, представляя, как его сейчас увидят и выпустят из автоматов в спину такие жужжащие и визжащие смертельные рои, что он разлетится кровавой пыльцой и унесётся ветром. Ноги понесли его через сырую болотную траву, высоко задирая колени, а душа замерла в ожидании смерти. В лицо бились всякие мошки.
Перед глазами появился пологий край оврага. С мыслью, что, кажется, пронесло, Солдат прыгнул, упал на бедро и несколько метров шумно скользил по траве; подошвы берцев проборонили вязкую сырую землю. Он вскочил на ноги и побежал, ища глазами вход в подземелье. Боковое зрение уловило движение, которое материализовалась в человеческую фигуру; мысль с сожалением простонала: «Не успел! Увидели! Теперь заблокируют выход!» Кирпичная разбитая арка появилась слева через пять шагов, всюду валялись кирпичи, какие-то балки, брёвна, мотки колючей проволоки, грязная шерсть мёртвой разложившейся козы. Виктор увидел полуметровую щель высотой, но узкую. Он упал, рьяно начал откидывал половинки кирпичей и камни, часто оборачиваясь. Он увидел, как омоновец в шлеме наметил на него ствол. Солдат обречённо перевернулся на спину, расставил руки и, остановив дыхание, приготовился к смерти. Наверное, прошла вечность, но омоновец не открывал огонь. Виктор попятился, подполз ближе к дыре, не отводя глаз в ожидании смерти; омоновец опустил автомат, зачем-то снял шлем, повернулся и пошёл к домам.
— Друг, — простонал Солдат, не понимая, почему его оставили в живых или не увели с собой. — Ты — человек. — Покрепче сжав в одной руке обрез, в другой рюкзак, он протиснулся в щель и оказался в темноте. Переведя дыхание, Виктор сомкнул ресницы и вслушался: ничего — кроме тишины и запаха пыли. Хруст открывающейся молнии на рюкзаке нарушил спокойствие, ладонь достала фонарик, щёлкнуло, столбик лучика высветил полукруглый кирпичный свод потолка. Осветил земляной пол, который тянулся к следующему проходу и резко поднимался: значит, дальше придётся идти гуськом, или ползком, если вообще там не завалено. В неглубоких нишах стен покоились глиняные черепки.
— Валим дальше… а то передумают. — Что-то впереди мелькнуло, а потом раздался такой визгливый кошачий звук, что все волоски на теле прошлись холодной волной. Солдат вытянул впереди себя фонарь и обрез, всмотрелся в скачущую тень. — Это какой-то не кошачий вопль, больше какой-то бесовской. — Пнул банку от тушёнки. — Кто-то недавно жрал. — Виктор подпрыгнул на месте, поправил лямки на плечах и, шаркая подошвами, направился к тёмному провалу. Лучик света старался найти, кому принадлежал душераздирающий визжащий вопль.
Солдат уже прошёл шесть проходов, шёл в полный рост — здесь земляной пол сильно опал, даже по центру глубоко треснул, впереди замаячила серая прореха, потянуло свежим воздухом, пыль в столбике света неслась к глазу фонаря.
«Сильно дует. И пахнет озоном. Не хотелось, чтобы вновь началась сильная гроза». Неожиданно в глазах сильно щёлкнул свет, перед взором пронеслась ужасная кровавая картина с растерзанными телами, всё потемнело. Виктор упал на колени и выругался, фонарь выпал из руки, прокатился, но не погас и не разбился.
— Что это было? — Солдат часто покачал головой, словно скинул кровавый морок, от которого едва не потерял сознание. — Не из-за вчерашнего ли удара головой с балкона? — Он поднял фонарь и осветил потолок, земляной пол, стены. На правой стене за ржавыми перилами разметалась высокая надпись: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА КРОВАВУЮ ФЕРМУ. ТВОЯ ИГРА ПРОКЛЯТИЙ — НАЧАЛАСЬ!» С обеих сторон от потолка до пола тянулись перевёрнутые кресты.
— Надо же. Краска на кровь похожа. Ведь делать нечего кому-то — нести краску и черкать тупые изречения.
Неожиданно подул сильный ветер, утробно завыл, а с ним под потолком пронеслось очень тонким женским голосом: «Зачем ты так?»
— Че-е-ерти бешеные, по-моему, у меня глюки. — Виктор никогда не был трусливым, наоборот, про таких, как он говорят — безбашенный, но женское стенание заставило его покрыться мурашками и холодным потом: ведь голос сильно напомнил бывшую жену. «Может, здесь какие-то испарения, из-за которых возникают слуховые галлюцинации, какие-нибудь грибковые споры, плесени?» На всякий случай он поводил фонарём и поспешил выйти в следующий проход.
Кирпичная арка выходила из земляного обрыва, взору предстала гладь огромного озера, между входом и водой илистый островок, как ковром покрытый толстым слоем сухой тины. На стыке воды и суши воткнут покосившийся деревянный столбик, облюбованный мхом, от него тянулась полусгнившая верёвка к носу лодки, на полкорпуса занесённой на сушу.
Солдат часто моргал, опешивши расставив руки: на небе светились редкие блёклые звёзды, месяц разложил свои рога, а чернильная ночь окутывала весь горизонт, где шумели листвой высокие деревья.
— Что-то я не понимаю… — Виктор подошёл к лодке, осветил фонарём. — Затмение наступило?.. Какое на хрен затмение, на месяц хоть ведро вешай. — Он озадаченно посмотрел на темнеющий вход, откуда только что пришёл, перевёл взгляд на череп барана, приютившийся на последней скамье лодки. «Не тот ли, чья кожа с шерстью валялась у подножия входа?» Солдат присел на корточки и провёл столбиком света по боку лодки и засомневался, что сможет на ней добраться до другого берега: слишком вид гнилой. Фонарь задержался на названии: «ПУТЬ В АД».
— Путь в ад, — шёпотом повторил Виктор. Он не понимал, как такое возможно: не мог он проходить двести или триста метров целый день, от силы прошло полчаса-час. Он был сильно обескуражен и не знал, что дальше предпринять. — Может, я упал… и провалялся без сознания? Отсюда и глюки потом словил?
Три громких выстрела трижды осветили проём выхода — Солдат определил как из дробовика. Раздались мужские крики, короткие очереди, потом грохнула граната, выбив из темноты прохода щепки, камушки, пыль. Виктор не намерен ждать, когда перестрелка придёт к нему. Яростно толкая лодку в воду, он собрал все силы, чтобы её сдвинуть. Потом одно за другим выдернул из ила вёсла. Визги пуль перед самым носом подобные «сциф-ф-ф, сциф-ф-ф» и фонтанчики на воде заставили запрыгнуть в лодку и бешено грести прочь.
2
Лодка подплыла к крутому берегу, высокие плакучие ивы склонили ветви над самой водой, длинным полумесяцем пролегал песчаный пляж. Солдат был доволен, что успел доплыть. Как он и предполагал — судёнышко слегка дырявое: сквозь мизерную дырочку натекло, лодка наполовину наполнилась тинистой водой и к тому же вонючей, словно в ней давно утопили много живых существ. Виктор откинул вёсла в воду и спрыгнул на пляж, осмотрелся, потом повернулся взглянуть на дальний вход северного берега. Когда лодка доплыла до середины озера — в подземном складе, — если это вообще когда-то был склад, — произошёл мощный взрыв, и всех, кто там устроил стрельбу, навеки похоронило под грудами кирпича и земли.
Некоторое время Солдат стоял на кромке воды и песка, обдуваемый слабым тёплым ветром, и всматривался в арку засыпанного входа: почему-то ему было жаль омоновцев. Он не мог понять: то сначала его отпустили, затем снова начали преследовать. И главное — с кем они устроили мощную перестрелку? — ведь никого в подземелье он не встретил. В его зрачках плясал огонёк, казалось, выбивающийся из какой-то щели завала. Виктор задал в мыслях вопрос: «Какая же там температура, что яркая точка от огня доходит до этого берега?» Он грустно усмехнулся: «А может, демоны включили мощные прожектора, чтобы подсветить новую преисподнюю с новыми потерянными душами?»
За спиной где-то на высоте шумно проехала машина, музыка и веселье донеслись до пляжа, девичий смех удалялся. Солдат глубоко вздохнул, на сердце стало спокойнее: люди веселятся — жизнь продолжается.
— Это хорошо. Это здорово. — Вот только его жизнь — пропала. Впереди светила — вечная дорога проклятого бродяги, вечный путь скитальца. — Ладно, парни (он обращался к погибшим друзьям на войне) — прорвёмся. Ста смертям не бывать… а одну — мы постараемся отодвинуть как можно дальше. Погибать — так не в вонючей постели под маразм и собственное ссаньё. — И он закричал так, что эхо дважды пронеслось над гладью озера, а сухая ветвь ивы грохнулась где-то рядом:
— Суки-и-и! Я не свой — я божий!
Виктор поправил лямки рюкзака, из приоткрытой молнии которого торчала ручка обреза; подсвечивая фонариком, пошёл искать выход с пляжа, обнесённого густой растительностью, надеясь пробиться вверх к дороге. Пятачок света бегал по камням, по сухим отшлифованным ветрами корягам, доскам — словно однажды здесь мощнейшим взрывом разметало рыбацкий посёлок. Попадались огромные валуны и искривлённые брёвна могучих деревьев. Выход нашёлся почти в конце правого края пляжа. Это была начинающаяся широкая дорога, которая плавно поднималась вдоль горы и скрывалась среди зелёных кустов и деревьев. В начале подъёма слева возвышался полутораметровый камень с глубоко вырезанными словами, весь замшелый. Солдат прошёлся светом фонаря и посветил дальше. Под размашистыми ветвями ив приютился покосившийся домик с низкой двускатной черепичной крышей, три окна с проржавелыми решётками взирали чёрными провалами, напротив открытой двери спрятался джип «Вранглер».
Виктор отбежал ближе к стеле, присел на одно колено. Поставил рюкзак на песок, и на всякий случай достал обрез. Кнопка фонарика щёлкнула под большим пальцем, кусок пляжа погрузился в темноту. Ухо прислушалось. В глубине домика что-то тихо журчало. «Уйти незамеченным или посмотреть, может, удастся прокатиться на джипе? Рискованно. А если машинка брошена?».
— Я даже не предполагаю, куда мне дальше, — прошептал Солдат. В кармане совсем мало денег, наверняка уже во всероссийском розыске. Если только пройтись по всей стране от одного схрона к другому, всё съесть, а дальше уйти в тайгу, делать налёты на людей и грабить: в тайниках под Екатеринбургом и Красноярском есть две винтовки с кучей патронов. Нет, конечно, он такое творить не будет. И срока давности за убийство омоновца не будет. И чем дальше, тем меньше шансов доказать, что невиновен как младенец, только появившийся на свет. Да и бывшую жену с распятым мужем тоже к делу пришьют, повесят на судьбу как стопудовый камень на шею перед сбросом в омут.
Виктор тяжело вздохнул. Никто из домика не выходит и не шумит. Он решился включить фонарь и подойти. Шаги тихо прошуршали по песку, ладонь коснулась вывернутой металлической ручки двери. Солдат быстро осветил джип, ничего подозрительного не увидел и вошёл внутрь.
— Эй, эй, выйди, выйди отсюда! — прогремел женский голос, в глаза ударил свет, Виктор зажмурился. — Ну выйди, пожалуйста, отсюда.
— Извини, извини, — пролепетал Солдат и выскочил наружу, беззвучно смеясь. Он успел лицезреть справлявшую нужду молодую женщину, сидевшую на корточках с припущенными джинсами. И подумал: «Интересно, она успела увидеть в моих руках обрез?» Поставил рюкзак на капот «вранглера», как можно скорее поспешил всунуть обрез внутрь, торчавшую ручку обрезанного приклада накрыл дождевиком.
— Эй, какого… возле моей машины трёшься? — воскликнуло за спиной. Виктор накинул рюкзак на одно плечо и повернулся. На него смотрела приятной наружности молодая женщина, можно сказать, девушка. Её глаза светились добром. Она подтянула джинсы на водолазку, поправила широченную овальную пряжку на ремне и уставила фонарь в чужие глаза.
— Убери свет, — попросил Виктор, приподнял ладонь на уровень бровей. — Не боишься одна лазить по темноте?
— Хм, — хмыкнула женщина, попёрла к своей машине как бульдозер, оттолкнула так, что Солдат споткнулся об колесо, еле устоял на ногах. — Я полицейский… из спецназа.
— Ты? — удивился Виктор, сам внутренне напрягся: не по его ли душу уже здесь рыщут? — А у меня создалось впечатление, что тебе сопельки мама ещё подтирает. — Он секунду помолчал. — Сопельки на смазливом личике.
— Ага, спасибо за комплимент. Но не обольщайся, перед тобой здесь не загнусь с припущенными штанами.
— Да ты там их уже приспустила.
— Там… если только один ветер, от него не беременеют. — Женщина обошла машину, с лицом знающего потолкала кроссовкой шину, открыла дверцу.
— Это если просят, то, возможно, не встанешь без штанов, — усмехнулся Солдат. — Но ведь могут и заставить.
— Хочешь попробовать? Рискни. — Женщина села в джип, захлопнула дверь; через секунду заработал двигатель.
Солдат улыбнулся, махнул ладонью ехидному и обиженному взгляду молодой женщины и пошёл к дороге. Лучик света от фонаря бегал перед носками берцев, осветил серый торец домика и упал на камень, где высокие буквы заставили прочесть себя: «ОКУНИ РУКИ В ЧУЖУЮ КРОВЬ ПО САМЫЕ ПЛЕЧИ. ИЛИ СДЕЛАЙ ПЕТЛЮ И УДАВИСЬ». Виктор посмотрел на длинный ствол дерева, сильно вклинивающийся в пляж и нависший над стелой: «Да, вот на нём в самый раз вздёрнуться. Как раз для этого и приготовили».
Фары «вранглера» со спины высветили дорогу. Солдат посторонился, чтобы смазливая полицейская не боднула его кенгурятником или не подцепила крюком на катушку с металлическим тросом. Джип остановился со стороны правого плеча, стекло на дверце сползло.
— Эй ты! Как тебя там?.. — Весёлое лицо молоденькой женщины вместе с плечом высунулось, рука размашисто хотела влепить подзатыльник, но Виктор увернулся. — Любитель раком всех заставить… ты дорогу знаешь?
— Не всех… только женщин.
— Да поняла я… я не об этом. Ты знаешь, где мы находимся?
Солдат внимательно осмотрел чернильную округу — что там можно было рассмотреть в полнейшей темноте? — спросил:
— Кто, мы?
— Ты серьёзно?.. Ты видишь кого-то ещё?
— Так я до этого хотел у тебя спросить.
— А, ясно, — недовольно повела носом женщина. — Ладно, брыкайся возле, будем вместе выяснять.
— А не боишься?..
— Не боюсь. Или я одна поеду.
От радости лицо Солдата расплылось как желе под палящим солнцем, осталось растечься всему самому по пляжу. Он обежал джип и уселся на сиденье рядом с местом водителя.
— Готов ехать? — спросила женщина. — И не надо меня раздевать своими похотливыми глазками. Здесь не место быть любовным прелюдиям.
— Вроде как… мы бы не при людях, если что.
Женщина усмехнулась, выключила в салоне свет и надавила педаль газа. «Вранглер» медленно покатил подниматься по серпантину, высвечивая силуэты причудливых кустов; камушки кузнечиками бились о дно машины.
— Меня — Елизавета. — Правая ладонь крутила руль влево, вписывала джип в крутой поворот, левая ладонь протянулась к Виктору.
— Чё, прям поцеловать? — Нос Солдата чуть не клюнул тыльную сторону женской ладони, а глаза свелись в кучу на красных ноготках.
— Хм. Ну, хочешь — припади губами, можешь даже чмок издать.
— Да не, ну его на фиг. После туалета небось не мылась. Если только не поплевала и об седушку не обтёрла.
— Придурок. — Лиза резко выкрутила руль обеими руками в правую сторону, шины взвизгнули на асфальте, Виктор ударился виском об стекло двери. — Влеплю сейчас, вылетишь жопой по дороге скакать как пинг-понговый шарик. — Елизавета надула губы и отвернула лицо к дверному окну.
Солдат пожалел, что неудачно пошутил, но ведь так сильно ему хотелось смазливую мордашку шуткой подковырнуть.
— За дорогой следи, — посоветовал он. — А то в лобовуху вместе вылетим и уже вдвоём будем жопами скакать — кто кого обгонит на тот свет.
— Дурак.
— Не… меня Виктор. Можно — Солдат.
Лиза на него взглянула, ничего не сказала, но на губах растянулась лёгкая улыбка. Свет фар высвечивал дорогу, шершавой полосой ныряющую под колёса джипа. Впереди маячила темнота, с боков — та же темень. Не видно было даже растительности, ни одной звёздочки на небе, не попалось ни одного знака, ни одного хотя бы дальнего фонаря. Виктор переваривал в мыслях произошедшее с ним за последние сутки, прощался со спокойной жизнью. И тревожили два главных вопроса: между кем велась стрельба в подземелье и как так скоро наступила ночь?