Я не стал дожидаться, пока Воскресенский поднимется. Направил на него силу, на сей раз решив разрушить и без того хрупкие кости толстяка. Однако стоило лишь начать, как меня едва не согнуло от боли во всем теле. Но хуже было другое — я ощутил голод. Настолько сильный, что захотелось броситься на противника, впиться зубами ему в горло, отрывать куски мяса и есть, есть, есть.
Что происходит, я понял сразу. Моя магия стала связующей нитью между мной и Воскресенским, и все еще живущее в его теле проклятие решило воспользоваться ею, чтобы перекинуться на новую жертву. Меня.
Я тут же разорвал связь и попятился. Боль и жуткий голод мгновенно схлынули, и я облегченно выдохнул. Похоже, пронесло, проклятие не успело меня «заразить».
Однако легче от этого не становилось. Раз уж я не мог использовать магию от слова совсем, то разбираться с Воскресенским придется голыми руками. Которые, ишт-илхо, были по-прежнему закованы в наручники.
Толстяк, тем временем, все же поднялся. Постоял пару секунд, покачиваясь и хрипя, затем сфокусировал на мне горящие оранжевым глаза, оскалился и рванул вперед.
Я не ожидал, что он будет двигаться настолько быстро. Среагировать успел лишь когда Воскресенский был уже рядом и тянул ко мне руки. Я поднырнул под них, ушел в сторону и тут же заработал сокрушительный удар по спине.
Он был настолько силен, что я грохнулся на пол, попутно уронив тележку с инструментами и едва не приложившись лбом об угол стола. А тварь позади меня угрожающе зарычала, явно готовая вновь атаковать.
Рядом со мной лежал уже знакомый длинный зазубренный нож. Схватив его, я перевернулся на спину и тут же ударил — прямиком по ноге, уже занесенной надо мной.
Остро заточенное лезвие пробило стопу Воскресенского насквозь. Однако тот, похоже, даже не почувствовал этого. Он навалился всем весом на раненую ногу, я не выдержал и отпустил нож, а сам откатился в сторону. И очень вовремя: не сделай я этого, и толстяк припечатал бы меня к полу своей лапищей.
Мне все же удалось встать — и почти тут же пришлось уворачиваться. Воскресенский, по-прежнему рыча и разбрызгивая изо рта черную дрянь, принялся гонять меня по всей комнате. Раз за разом он пытался достать меня руками, действуя невероятно быстро. И так могло продолжаться очень долго: проклятие превратило толстяка в машину из мяса, жира и костей, которая наверняка не знала усталости.
Нужно было срочно что-то придумывать, иначе ублюдок попросту загоняет меня. Уже сейчас я двигаюсь на пределе возможностей, а мое тело по-прежнему очень слабо. Долго в таком темпе я не продержусь.
Воскресенский взревел особенно яростно и грохнул ручищами по столу. Лишь сейчас я заметил лежащий там тесак.
Что ж, какое-никакое, но оружие…
Парой обманных движений мне удалось отвести толстяка подальше от стола. Затем я рванул назад и успел-таки схватить тесак до того, как ублюдок оказался рядом.
Взмахнув оружием, оставил длинный порез на обвисшем брюхе, из которого тут же хлынула черная дрянь. Воскресенский взревел — больше от ярости, чем от боли, — и взмахнул рукой. Я чудом смог увернуться и попутно рубанул тесаком жирный бок урода. Но на этом все, развить успех мне не дали: толстяк качнулся в сторону и едва не сбил меня с ног.
Следующие пять минут напоминали сражение тореадора с разъяренным быком. Только вместо бандерильи у меня был тесак, и наносить им урон оказалось ох как непросто. Однако время от времени я доставал ублюдка, так что на туше появилось еще несколько ран.
В какой-то момент мы с Воскресенским замерли друг напротив друга. Рядом со мной была та самая тележка из-под инструментов, и, как только толстяк рванул в очередную атаку, я толкнул ее ногой ему навстречу. Не ожидавший подобного урод не успел остановиться и, споткнувшись, грохнулся в каких-то двух шагах от меня.
Не теряя ни секунды, я принялся работать тесаком.
Раз за разом я обрушивал лезвие на затылок толстяка, превращая его в месиво и надеясь, что этого наконец окажется достаточно для победы.
Но нет: Воскресенский зарычал, а затем очередным взмахом руки попросту подсек меня. Я рухнул рядом с ним, больно приложившись о кафель локтем, но тут же вновь оказался на ногах.
Как и сам толстяк.
Бой продолжился, однако на сей раз противник двигался не так быстро. Вдобавок он время от времени замирал и дергал развороченной башкой, подставляясь под удары тесаком. Я продолжал рубить голову Воскресенского, и вскоре та попросту развалилась. Однако и после этого ублюдок продолжал стоять на ногах, хоть и стал практически беспомощным. Все, на что его хватало, — слепые взмахи руками, от которых я уворачивался без особого труда, и беспорядочные перемещения из стороны в сторону.
На то, чтобы зарубить его, потребовалось не меньше четверти часа. И когда изувеченная безрукая туша с вываливающимися внутренностями наконец рухнула и замерла, я едва стоял на ногах, тяжело дыша и обливаясь потом.
Убедившись, что больше этот кусок мяса не представляет угрозы, я дошаркал до стены, сел и прикрыл глаза. Руки и ноги тряслись, мозг едва не кипел, а из-за вони от трупа Воскресенского к горлу то и дело подкатывала тошнота. Но при всем при том мне хотелось есть. Очень сильно.
Кабо я вызвал минут через десять, когда более-менее пришел в себя. Красавица, по своему обыкновению, просто материализовалась — на сей раз сидящей на том самом столе, где Воскресенский убивал проституток. Новый наряд девушки представлял собой переплетение широких бирюзовых лент из шелка, плотно обхватывающих ее божественное тело. Я поневоле залюбовался, и Кабо, ответив довольной улыбкой, очень соблазнительно потянулась.
— Как дела у моего героя? — промурлыкала она, не торопясь опускать руки. — Ты выглядишь уставшим, Пайн.
— Пришлось потрудиться, — ответил я. — Уже побежденный противник захотел второй раунд.
Кабо понимающе покивала, затем перевела взгляд на то, что осталось от Воскресенского. Прищурилась, явно изучая труп, и спустя три-четыре секунды я впервые увидел на прекрасном лице ненависть. Глаза красавицы потемнели, ноздри гневно раздувались, а верхняя губа чуть заметно задрожала.
— Какая же тварь… — процедила Кабо, не отрывая яростного взгляда от груды мяса. — Просто… подонок…
— Да, — я попытался подняться, но желудок свело жесточайшим спазмом. А голод, и без того сильный, стал терзать меня еще яростнее.
— Что с тобой, Пайн? — встревожилась Кабо.
— Не знаю, — просипел я, борясь с желанием кинуться к мертвому Воскресенскому и начать его жрать. — Что-то…
Я оборвал себя на полуслове, когда осознание происходящего молнией сверкнуло в одурманенном голодом мозгу.
Проклятие, превратившее Воскресенского в ненасытную тушу, все же перебралось по «мосту» моей силы и теперь осваивалось в новом теле. Моем теле.
Ишт-илхо…
— Погоди-ка, — Кабо соскользнула со стола, приблизилась и присела напротив меня.
Красавица прикрыла глаза и обхватила мою голову теплыми ладонями. От ее прикосновения сразу стало легче.
— Ох, Пайн, — вздохнула девушка. — Как же ты так?..
— Да вот, видимо, заразился, — я заставил себя усмехнуться, хотя на самом деле мне было очень тревожно.
Голод не ослабевал, и я поневоле представил, как начинаю жрать круглыми сутками, постепенно превращаясь в заплывшее жиром нечто. А самое паршивое, что моя магия была совершенно бесполезна против проклятий.
— Да уж, заразился, — озабоченно произнесла Кабо.
— Все плохо, да?
— Сейчас выясним. Пойдем-ка.
Девушка взяла меня за руку и потянула. Я поднялся и вслед за ней подошел к столу.
— Ложись на спину, — велела Кабо и, как только я устроился на жесткой металлической поверхности, забралась на меня сверху.
— Неожиданно, — выдавил я, любуясь девушкой и чувствуя, что накатившее возбуждение немного ослабило голод.
Та легким движением губ обозначила улыбку, но взгляд ее оставался серьезным.
— Сейчас, Пайн, тебе может стать очень больно, — сказала Кабо, упираясь руками мне в грудь. — Но нужно терпеть. Ладно?
— Да, — кивнул я. — Действуй.
Несколько секунд ничего не происходило. Кабо замерла на мне, я продолжал скользить взглядом по соблазнительной фигуре и прекрасному лицу, больше всего жалея, что руки скованы стальными браслетами с короткой цепью. Очень хотелось положить ладони на бедра девушки. Или даже чуть повыше.
А потом мне действительно стало больно. Желудок словно наполнили лавой или расплавленным металлом, так что я лишь чудом не заорал и не стал дергаться.
— Терпи, дорогой, терпи, — зашептала Кабо, наклонившись к моему уху и сжав мои бока бедрами. — Не думай о боли.
Пытка продолжалась. Я скрипел зубами и со свистом втягивал воздух, а адское пламя в желудке и не думало затухать. Вдобавок меня затошнило.
— Уже очень скоро все кончится, — продолжала Кабо. — Ты молодец. Просто подожди еще немного.
Она потерлась щекой о мою щеку, и я заставил себя улыбнуться. Однако в следующее мгновение тошнота стала такой сильной, что я едва успел повернуть голову.
Из разинутого рта вместе с горькой желчью вырвалось облако бурой пыли. Оно замерло возле стены, а Кабо выпрямилась и нацелила на него ладонь. Сосредоточенная, нахмуренная, девушка боролась с проклятием, не позволяя ему вернуться в мое тело.
И у нее получалось. Крупицы пыли беспорядочно перемещались, само облако пульсировало и постепенно становилось меньше.
Я в это время жадно заглатывал воздух, наслаждаясь отсутствием сильнейшего голода, боли и тошноты.
Облако наконец растворилось. Кабо облегченно выдохнула и с тревогой посмотрела на меня.
— Как ты, Пайн?
— Сейчас — прекрасно, — улыбнулся я. — Спасибо.
Красавица кивнула и, увы, стала слезать с меня. Как только она грациозно соскользнула на пол, я сел, а затем посмотрел на то, что осталось от Воскресенского.
— Так что насчет него? — спросил я. — Подходит?
— Более чем, — ответила Кабо, и ее лицо вновь ожесточилось, а глаза потемнели от ненависти. — Мерзавец… Тварь…
Девушка пару раз вдохнула, справляясь с нахлынувшими эмоциями, затем подошла к останкам толстяка и вытянула над ними руку. Все время, пока труп обращался в пыль, которая исчезала в ее ладони, красавица брезгливо кривилась.
Ни Матвей, ни Конев, ни маг-очкарик не вызывали у нее такой бури чувств. В случае с Воскресенским определенно было что-то личное, но интересоваться я, само собой, не собирался.
— Готово, — облегченно выдохнула девушка, когда толстяк исчез. Устало посмотрев на меня, она улыбнулась и спросила: — Итак, мой герой, что дальше?
Я спустился на пол и протянул к Кабо руки, закованные в металл.
— Можешь помочь?
— Разумеется, — красавица с улыбкой кивнула и взялась за цепь. Серьезно посмотрела на меня и произнесла: — Но тебе снова придется немного потерпеть.
Я кивнул, и от девушки пошла волна магии. Настолько темной и опасной, что мне стало не по себе. А наручники вскоре нагрелись, почернели и рассыпались прахом.
— Круто, — сказал я, заставляя себя сохранять невозмутимый вид. Все-таки Кабо была на моей стороне. По крайней мере пока что.
С дверью, ведущей в помещение с проститутками, я справился сам. Просто выбил ее, усилив удар ноги магией. Таня и светловолосая взвизгнули и сжались в дальнем углу.
— Спокойнее, спокойнее, — произнес я. — Казнь отменяется — палач подох.
Кабо за моим плечом звонко рассмеялась. Стоило проституткам ее увидеть, как лица обеих вытянулись, а в глазах Инги помимо удивления мелькнула зависть.
— Вы еще кто такие? — процедила она, стараясь держаться за Таней, которая глядела то на меня, то на Кабо, растерянно хлопая глазами.
— Свалить отсюда и жить дальше хотите? — спросил я и, дождавшись, пока обе кивнут, продолжил: — Тогда делаете все, что я скажу. Молча и быстро. Понятно?
Проститутки вновь закивали. Ну и молодцы. Я же, обернувшись к Кабо, кивнул на электронный замок.
— А с этой штуковиной сможешь разобраться?
— Это будет еще проще, — мурлыкнула красавица и, соблазнительно покачивая бедрами, приблизилась к двери.
Она вытянула руку, приложила ладонь к замку, и по помещению опять разлилась темная магия. Это почувствовал не только я. Таня просто побледнела, а Инга сжала виски ладонями и оскалилась словно от боли.
— Бляха муха, — выдохнула она с таким видом, будто ее вот-вот стошнит. — Что происходит-то?
Замок, тем временем, оплавился, а дверь чуть приоткрылась.
— Готово, — Кабо с очаровательной улыбкой посмотрела на меня.
Я кивнул и первым двинулся на выход. Кабо и проститутки пошли следом.
— Слышь, подруга, — послышался шепот Инги. — А вы вообще кто такие?
— Можешь считать нас добрыми странниками, — ласково ответила Кабо, — которые помогают заблудшим душам, попавшим в беду.
— А-а, понятно, — по голосу проститутки было ясно: ничего ей не понятно.
Секунд десять мы шли в молчании, но затем она снова подала голос:
— Слушай…
— Да? — слегка прохладно отозвалась Кабо.
— А где ты это… сиськи такие сделала? Выглядит потрясно.
Признаюсь, в тот момент мне стало страшновато за светловолосую.
— Ничего я нигде не делала, — слишком уж ровным голосом произнесла Кабо. — Все, что ты видишь, дано мне природой.
Инга, к счастью, почувствовала, что дальше эту тему лучше не развивать, и остаток пути до гаража мы проделали в молчании. А там, рядом с автомобилями, нас ждал один из тех, кто работал на Воскресенского. Или Розу. Впрочем, мне было без разницы, поскольку все они замешаны в этом грязном деле.
— Не понял… — мужик замер, и я улыбнулся: это был тот самый ублюдок с дырявой из-за оспы харей.
Немного силы — и кожа на его щеках и лбу начала набухать волдырями и лопаться. Урод заорал и стал метаться из стороны в сторону. Затем врезался в капот одной из тачек и потерял равновесие. На пол он повалился уже мертвым.
— А ты становишься сильнее, Пайн, — Кабо, судя по голосу, была довольна. — И твой дар действительно впечатляет.
— Нет, — я покачал головой. — Пока что это детские шалости. Вот если бы я превратил его в тварь и подчинил своей воле, то да.
— Не переживай, — красавица оказалась рядом, коснувшись грудью моего плеча. — Скоро будет и то, о чем ты говоришь.
— Что скажешь насчет него? — я кивнул на труп. — Его душа достаточно черна?
Этого покойника, в отличие от Воскресенского, Кабо изучала с абсолютно бесстрастным лицом. Затем удовлетворенно кивнула и сказала:
— Да, Пайн, он тоже нам подходит.
— Охренеть… — выдавила светловолосая проститутка, когда Кабо начала превращать труп в серую пыль и втягивать ее в ладонь. — Да кто вы, блядь, такие?..
— По-моему, мы уже объясняли, — усмехнулся я.
— Ага, добрые, сука, странники, — огрызнулась та. — А Дашку, дуру эту, куда дели?
— Ее здесь и не было, — я пожал плечами.
— Ой, да не пиз… — проститутка замолкла на полуслове, когда я принял облик своей непутевой сестрицы.
— Даши здесь никогда не было, — повторил я Дашиным голосом. — И нас тоже. Как и вас с Таней. Обо всем, что тут произошло, нужно молчать. А еще лучше — забыть. Это понятно?
— Более чем, — процедила Инга.
На этом мы покинули гараж и оказались на улице. Вернее — на территории роскошного двухэтажного особняка.
— Ну что? — я повернулся к проституткам. — Хотите посмотреть, как живут известные актеры?
— Какие еще актеры? — насторожилась Инга.
Отвечать я не стал и направился ко входу в дом. Нужно было разобраться со всеми, кто служил Воскресенскому. Их оказалось четверо. Ублюдки сидели на просторной кухне и заливали в себя дорогущее пойло. Судя по мутным взглядам, немного несвязной речи и периодическим взрывам гогота, веселились они уже давно. Тем лучше было для меня…
Веселье резко прекратилось, когда один из здоровяков захрипел и сполз на пол, выкашливая кровавую пену. Остальные отреагировали встревоженными возгласами и сгрудились вокруг подыхающего товарища, тщетно пытаясь ему помочь.
Разобравшись с первым, я взялся за второго. Потом за третьего. Четвертый, уже практически протрезвевший, рванул было с кухни, но замер на полпути и повалился на колени. Вскоре не стало и его.
Я хотел уже отправиться за Кабо, которая вместе с Таней и Ингой ждала меня в одной из комнат, как вдруг тишину буквально разорвали выстрелы и истошные женские крики.