в лес дремучий прет упрямо.
Не спеша передохнет,
подзакусит - и вперед.
Долго ль, коротко ль шагает
на пещеру набредает.
День и два ползет по ней
смотрит - сделалось светлей.
Вот он выбрался и скоро
вышел в поле. Ростом с гору
задница пред ним лежит
и лукошко сторожит.
Ваня - к ней. Не тут-то было!
Жопу всю перекосило,
поднялась, как на дрожжах,
расщеперилась, дрожа,
вся от гнева покраснела,
заурчала, зашипела.
да как брызнет вверх огнем
жидким пенистым говном!
Мигом небо помутилось,
злая вонь распространилась,
пожелтели все поля,
вся обуглилась земля,
звери сдохли, с неба птицы
стали мертвые валиться,
и с кирпич величиной
за Ивановой спиной
стали говна сыпать градом,
разрываясь, как снаряды.
Чуть живой, зажавши нос,
наш Иван к земле прирос.
Вдруг на время тихо стало:
видно, Жопа отдыхала,
но, лишь дух перевела,
снова дуться начала.
Тут, оправившись немножко,
вспомнив речи Мандавошки,
Ваня во весь голос свой
крикнул: - Самоеб, ты мой!
Боже мой, что с Жопой стало!
Вся-то съежилась, увяла
и поникла, как цветок,
перднув жалобно разок.
Ваня разом оживился,
за лукошко ухватился
и на брюхо под кафтан
спрятал дивный талисман.
И с Гондоном-самоебом
в путь пускается галопом