Тэлия изо всех сил старалась блокироваться и заслоняться от боли и окружающего мира ментальным барьером, который давным-давно научилась воздвигать, но по мере того, как Анкар продолжал свои "забавы", ее щиты и барьеры постепенно разрушались. Тэлия начала до тошноты ярко воспринимать все, что ощущали принц, Хулда и безымянный колдун. Острое сексуальное наслаждение, которое испытывал Анкар, истязая ее, было хуже изнасилования, а Тэлия терпела слишком сильную боль, чтобы смочь заблокироваться от него. Хулда получала от зрелища такое же извращенное и отвратительное удовольствие. По сути дела, то, что они делали с Тэлией, довело сексуальное возбуждение обоих до предела, и они находились на волосок от того, чтобы сорвать друг с друга одежду и насытить свою страсть здесь и сейчас.
Дважды Тэлия пыталась обратить свою боль на принца, но колдун всякий раз прикрывал его. Колдун получал от пытки почти такое же наслаждение, как Анкар и его "дорогая нянюшка", и Тэлия страстно мечтала (пока могла мыслить настолько связно, чтобы о чем-то мечтать) добраться до них до всех.
Спустя какое-то время она могла уже только кричать.
Когда ей раздробили ноги, у нее уже не осталось сил даже на крик.
* * *
Когда у Тэлии пропал голос, ее отволокли обратно в камеру, поскольку принц получал гораздо меньше удовольствия от пытки, когда жертва не реагировала на его эксперименты. Он постоял над Тэлией, злорадно глядя на то, как она лежит на соломе, где ее бросили, не в состоянии пошевелиться.
- А теперь, детка, ты должна отдохнуть и поправиться, чтобы мы смогли повторить нашу игру, - промурлыкал он. - Возможно, я скоро устану от нее, а может, и нет. Неважно. Подумай о завтрашнем дне - и о моих словах. Когда ты мне надоешь, я смогу найти тебе применение. Сначала мои люди снова развлекутся с тобой, им все равно, даже если ты будешь уже не так привлекательна, как прежде: некоторые из них, подобно мне, сочтут твой вид весьма возбуждающим, моя дорогая. А затем ты станешь моим посланцем. Как понравится твоей обожаемой королеве, если она получит своего любимого Герольда, но постепенно, по кусочкам?
Он расхохотался и вышел бок о бок с Хулдой, начав гладить ее грудь еще прежде, чем дверь за ним захлопнулась.
На это ушла вся воля Тэлии без остатка, но она не трогалась с места до тех пор, пока не стемнело настолько, что она могла быть уверена, что никто не увидит, что она делает. Тогда она перекатилась на бок, отодвинула в сторону солому и отыскала место, где закопала драгоценную бутылочку с аргонелом.
Только мысль о том, что ждет ее в камере, поддерживала Тэлию весь день, и она молилась про себя, чтобы тюремщики не устроили там обыск и не нашли ее сокровище.
Не нашли.
Тэлия заставляла себя оставаться в сознании, не расслабляясь ни на секунду, зная, что иначе никогда не сможет докончить начатое.
Ее пальцы так распухли, что совершенно не повиновались ей, но Тэлия предвидела такую возможность. Ей удалось разгрести рыхлую землю ребром ладони, ухватить горлышко зубами и так вытащить бутылочку наружу.
От этого усилия Тэлия чуть не провалилась в беспамятство; она долго лежала, задыхаясь и плача от боли, не в силах шевельнуться. Когда же снова смогла двигаться, то зажала бутылочку между ободранными до мяса запястьями и зубами вытащила пробку.
Снова пришлось отлеживаться; сознание грозила вот-вот поглотить тьма. Такое избавление стало бы лишь временным, а Тэлии нужно было окончательное.
Она выплюнула пробку, перекатилась на бок, невзирая на мучительный протест истерзанного тела, и вылила все содержимое бутылочки себе в рот. Снадобье обожгло ободранное горло и огнем протекло в желудок, где легло, словно расплавленный свинец. Казалось, оно собралось проесть дыру и вытечь наружу.
Тэлия рыдала от боли, не сознавая ничего, кроме снедающей ее муки. Ей казалось, прошла вечность. Но наконец от огня начало распространяться онемение, отодвигая боль. Чем дальше, тем оно двигалось быстрее, и вскоре Тэлия уже ничего не чувствовала, вообще ничего. Сознание, казалось, плыло в теплой темной воде.
Какое-то время у нее еще оставались несколько мыслей. Элспет: Тэлия надеялась, что девочка действительно простила ее надеялась, что новый Герольд Королевы будет любить ее так же, как любила Тэлия. И Дирк. Возможно, лучше всего, чтобы он не узнал, как она его любила; это избавит его от многих страданий. Верно? Одно радовало: что Дирк с Крисом помирились перед отъездом. Дирку и так будет очень больно, когда он узнает о гибели друга.
Если бы только она смогла сказать... если бы только она тогда знала наверняка насчет Орталлена. Он все еще оставался там - не вызывающий подозрений враг, выжидающий удобный момент для новой попытки. И Анкар повелитель чернокнижников, имеющий под рукой армию убийц. Если бы только как-нибудь сообщить...
Пока у нее еще оставались силы и воля, Тэлия еще раз попыталась послать мысленный зов, но магический барьер отбросил ее назад.
А затем оцепенела и воля, и Тэлия могла только плыть по течению.
Странно... Барды всегда уверяли, что, когда человек умирает, ему приходят ответы на все вопросы, но Тэлии никакие ответы не приходили. Одни лишь вопросы, вопросы без ответов, и мысли о незаконченном деле. Почему нет ответов? Казалось бы, человек должен хотя бы узнать, почему ему пришлось умереть.
Быть может, это неважно.
Крис сказал, что там светло. Во всех сказках говорилось, что Гавани светлы. Но света не было. Только тьма - тьма повсюду кругом, и нигде ни проблеска света.
И такое одиночество! Сейчас Тэлия порадовалась бы чему угодно, даже бредовому видению.
Но, возможно, так даже лучше. В темноте проклятый колдун не сможет найти ее и притащить обратно. Если она убежит подальше, он может заблудиться, пытаясь ее разыскать. Стоило попытаться... а теплая цепенящая тьма действовала успокаивающе, если забыть об одиночестве.
Быть может, где-нибудь, там, куда маг не сможет за ней последовать, она найдет Гавани... и там будет свет.
Тэлия позволила тьме увлекать ее все дальше, смыкаясь за спиной, и сами мысли тоже начали цепенеть и чахнуть.
Последнее, что она успела, уплывая в темноту, - удивиться, почему по-прежнему совсем нет света, даже в конце всего.
Глава девятая
Когда королева со свитой наконец выехали, Дирк, несмотря на яростные возражения Целителей и собратьев-Герольдов, уверявших, что он недостаточно поправился для такой экспедиции, тоже ехал в почетном эскорте.
Он отвечал всем, что пригодится. И говорил правду: занятия в Коллегии временно прекратили, и все Герольды, обычно преподававшие там, ехали с королевой в качестве телохранителей; исключение составили только больные или слишком старые, чтобы путешествовать. Кроме того, Дирк утверждал, что гораздо здоровее, чем кажется (лгал, надо сказать), и что ничуть не хуже отдохнет, неторопливо следуя за обозом, чем маясь в лазарете (а вот тут содержалась крупица правды). Целители с отвращением подняли руки вверх, когда Селенэй согласилась на участие Дирка в поездке, и заявили, что королева безумна, а Дирк - самый худший пациент, какого они видели после Керен.
Дирк отлично знал, что Терен и Скиф решили потихоньку за ним присматривать, ничуть не поверив его уверениям, что он здоров. Его это не заботило. Ради того, чтобы не остаться дома, он был готов на что угодно даже стерпеть чужую опеку.
Но характер предстоящей поездки Дирк оценил верно - она обещала быть легкой: самым волнующим событием предстояло стать встрече с Тэлией или Крисом на Границе. Почетный караул из Герольдов являлся скорее данью традиции, чем средством предосторожности перед лицом предполагаемой опасности. В конце концов, Алессандар зарекомендовал себя надежным союзником и верным другом Вальдемара, и вероятность того, что с Селенэй и Элспет случится что-то дурное в Хардорне, была не выше, чем в их собственной столице. Дирк считал, что с ними он будет в такой же безопасности, как в собственной постели.
Имелись у Дирка и другие причины стремиться ехать с остальными, хотя он и не хотел поверить их никому другому. Вынужденная праздность предоставила ему уйму времени для размышлений, и Дирк начал задаваться вопросом, не ошибся ли он в своих предположениях о связи между Тэлией и Крисом. Хотя полностью Крис не самоустранился, он редко, а может, и вообще не оставался с Тэлией наедине с тех пор, как они вернулись из поля. Напротив, он закрутил короткий роман с Нессой, после чего вернулся к своим прежним полумонашеским привычкам. Тэлия тоже не искала встреч с Крисом. Дирк знал все это наверняка, поскольку как одержимый следил за их местонахождением и передвижениями. Сейчас, по прошествии времени, многочисленные дифирамбы Криса в адрес Личного Герольда Королевы казались ему похожими не столько на речи влюбленного, превозносящего свою возлюбленную, сколько на увещевания конского барышника, пытающегося уломать привередливого покупателя! А человек, чьего общества Тэлия действительно искала, ее старательно избегал - и им был сам Дирк.
Потом еще тот странный случай с Керен, сразу после того, как он чуть не грохнулся. Она прорвалась сквозь заслон Целителей в то утро, когда уехали Крис с Тэлией, а Дирк все еще лежал в жару и с затуманенной головой, и прочла ему страстную проповедь, которую он почти не помнил. Последнее доводило Дирка до бешенства, ибо он сильно подозревал, что Керен говорила что-то важное, но не мог собраться с духом, чтобы подойти к ней и прямо спросить, насчет чего, собственно, она так разорялась. Но если смутные воспоминания, которые у него все же сохранились, не обманывали - что вполне возможно - Керен упоминала любовь-судьбу, и неоднократно. И довольно пространно объясняла, какой он идиот и как мучает Тэлию.
Помимо того, Дирку несколько раз снились очень страшные сны, которые, как ему казалось, нельзя было полностью приписать лихорадке, и с той самой минуты, как он узнал о том, что Крис с Тэлией уехали, не оставляло чувство тревоги, связанное со всем нынешним предприятием. Если что-то пойдет не так, как надо, Дирк хотел узнать об этом из первых рук. И еще хотел иметь возможность что-то предпринять, а не просто сидеть и гадать, что происходит; хотя, учитывая, в какой плохой форме он находится, Дирк сомневался, что способен на многое.
Формально он все еще считался больным, поэтому его отправили в хвост кавалькады, перед самым обозом, на пару со Скифом охранять Элспет. Спутница Скифа, Симри, ожеребилась в начале весны, и малыш едва подрос настолько, чтобы его взяли в путешествие.
Элспет нервничала, и Дирк подозревал, что они со Скифом - самая подходящая компания для юной наследницы: шалости отпрыска Симри и непринужденная болтовня бывшего вора поднимали ей настроение, а Дирк с огромной охотой говорил на тему, которая всецело занимала мысли Элспет и наполняла ее чувством вины - о Тэлии.
* * *
Селенэй передала Элспет записку Тэлии, когда наследница, тщетно поискав повсюду Личного Герольда Королевы, в конце концов осведомилась у матери, что та с ней сотворила. Элспет с искренним раскаянием вспомнила свое обещание, данное много лет назад, почти сразу после того, когда Тэлия повернулась к ней спиной и уехала. "Я никогда не разозлюсь на тебя, поклялась она когда-то, - что бы ты мне ни сказала, если только, спокойно все обдумав, не решу, что ты сказала неправду".
А многое из того, что Тэлия сказала ей в ту ночь, было пусть горькой, но правдой. Элспет действительно думала только о собственных желаниях и удовольствиях. Она ни разу не взглянула на свой "роман" более широко.
Предательство несостоявшегося любовника причинило ей боль - но гораздо меньшую, чем мысль о том, что, нарушив обещание, она оттолкнула от себя подругу, которая по-настоящему любила ее. Тэлия наговорила ей гадостей, но отнюдь не незаслуженно... а Элспет сказала немало резкостей и гадостей в ответ.
Если уж посмотреть правде в глаза, то Элспет - хотя воспоминание об этом вызывало у нее еще больший стыд - первой начала обзываться. Сейчас, прочтя записку, она отчаянно хотела извиниться и объяснить свое поведение, вернуть близость, что существовала между ними до отъезда Тэлии в поле. Раскаяние девочки было неподдельным, и ей постоянно хотелось с кем-то поговорить о случившемся между ней и Личным Герольдом Королевы.
В лице Дирка она нашла благодарного слушателя, который, похоже, никогда не уставал от ее бесконечных рассуждений.
Постепенно чувство вины немного притупилось благодаря тому, что Элспет смогла как следует выговориться, и стало не таким нестерпимым.
Но все равно не оставляло ее до конца.
* * *
- Мечтаешь, юная барышня?