Словно солнечные лучи вдруг утратили свое тепло, Мара вздохнула:
- Только корни наших нынешних раздоров: смерть отца и брата.
Из соседней комнаты донеслось приглушенное чириканье птицы ли.
- Закрой, пожалуйста, клетку, - отослал Хоппара слугу, а затем взглянул на гостью. - Ты разрешишь?..
Мара кивнула, и он, встревоженный, повернулся к Кевину:
- Эти Минванаби... со странностями. Хотя и не подобает осуждать людей из другой благородной семьи, если в обществе они ведут себя вполне достойно, в природе Минванаби есть нечто такое, что делает их... более чем просто опасными.
- Любой могущественный дом опасен, - возразил Кевин. - И, на мой взгляд, Игра Совета - это просто предательство и вероломство, которые совершаются по установленным правилам.
Если откровенность раба и покоробила Хоппару, он сумел хорошо скрыть недовольство и терпеливо попытался изложить все более доходчиво.
- Ваше присутствие здесь в большей мере объясняется способностью госпожи Мары стать для кого-то опасной, чем ее неподражаемым обаянием. - Он слегка поклонился гостье. - Но Минванаби не просто опасны. Они...
Мара перебила его:
- Они безумны.
Хоппара поднял руку:
- Это грубо. Тебя можно понять, но все-таки это грубо. - Для Кевина он добавил:
- Вернее будет сказать, что всем Минванаби свойственны такие вкусы и пристрастия, которые большинство считает нездоровыми.
Кевин усмехнулся:
- Ты имеешь в виду, что они с вывертом?
Хоппара повторил:
- С вывертом? - Потом он засмеялся. - Мне нравится такое определение. Да, они действительно с вывертом.
- Минванаби наслаждаются болью. - Взгляд Мары уткнулся в одну точку, словно перед ней встало видение куда менее приятное, чем светло-лиловая гостиная госпожи Изашани. - Иногда своей собственной, и всегда - болью других людей. Они убивают ради удовольствия, медленно. Прежние властители Минванаби охотились с собаками на людей, как на диких животных, и держали пленников специально для этой цели. Они пытали заключенных в темнице и нанимали поэтов, чтобы те воспевали в хвалебных одах агонию их жертв. А другие... другие приходят в возбуждение от вида и запаха крови.
Жестом показав слугам, что пора убрать тарелки и подать вино, Хоппара добавил к сказанному Марой:
- Некоторые Минванаби скрывают это лучше, чем другие, но им всем присущ один и тот же "выверт" - извращенный интерес к страданию. Рано или поздно эта особенность проявляет себя. Пороки Джингу были общеизвестны. Несколько его наложниц оказались убитыми в постели, и, если верить слухам, его первая жена была задушена во время соития с ним. У Десио страсть к насилию не принимала столь чудовищных форм, но даже уличные нищие знают, что он избивал своих молоденьких рабынь. Ты никогда не задумывалась, - этот вопрос был обращен к Маре, - почему при всех богатствах и могуществе, которыми владеет Минванаби, благородные властители не слишком торопятся посылать им брачные предложения для устройства замужества своих дочерей? Вопрос остался без ответа, но это его не обескуражило. - Тасайо более осторожен. Я служил вместе с ним в воюющей армии и видел, что он насилует захваченных пленниц как грубый солдат. А еще у него было обыкновение во время обхода лагеря являться в шатры целителей и задерживаться там отнюдь не для того, чтобы принести утешение своим раненым воинам, а ради того, чтобы упиваться зрелищем их мучений. - Слуга принес и разлил вино по кубкам. Хоппара поспешил закончить:
- Тасайо не тот человек, которого я хотел бы видеть на троне Имперского Стратега.
- Он с очень большим вывертом, - заметил Кевин.
- И очень опасен, - заключил Хоппара. Он поднял кубок и осушил его до дна, после того как Мара отхлебнула глоток из своего. - Вот почему я должен либо исподтишка препятствовать попыткам Тасайо облечься в белое с золотом, либо открыто поддержать его и тем завоевать его благосклонность.
Мара поставила кубок на стол и, опустив ресницы, обдумывала возможные решения.
- Итак, ты просишь, чтобы я придумала для тебя способ поддержать еще какого-то претендента, который не станет с тобой ссориться из-за твоего негласного союза с Акомой, так, чтобы не навлечь при этом гнев Минванаби на семью Ксакатекас?
Хоппара кивнул с явным облегчением:
- Это был бы наиболее предпочтительный вариант.
Мара поднялась из-за стола, когда молодой Ксакатекас тоже собрался встать на ноги, она жестом показала ему, чтобы он оставался на месте:
- Твой отец никогда не разводил со мной церемоний в частных беседах, и я хотела бы сохранить этот обычай. - Пока Люджан выстраивал ее охрану у наружной двери, Мара сказала лишь то, что могла. - После того как я все хорошенько обдумаю вместе со своими советниками, я сообщу тебе о принятом решении, властитель Хоппара. Но ты должен понять: чтобы я смогла спасти тебя и защитить твой дом, мне потребуется от тебя помощь иного рода.
Юноша молча кивнул.
Коротко поклонившись, Мара направилась к двери.
Кевин задержался, окинув взглядом прелестный сад. Стена и казармы императорской стражи располагались на расстоянии не менее пятидесяти ярдов от перегородки. Весь тот час, что продолжалась беседа, военачальник Акомы не позволил себе расслабиться ни на миг.
- Прислушайся к доброму совету, - сказал Кевин властителю Ксакатекаса. - Расставь на посты двойную охрану и начинай превращать эти апартаменты в крепость. Трое или четверо властителей уже убиты у себя в постелях, и если у Имперских Белых нет крыльев, они нипочем не смогут перемахнуть через ту заднюю стену достаточно быстро, чтобы прийти тебе на выручку.
Он не успел еще догнать Мару и ее эскорт у дверей, когда их гостеприимный хозяин вызвал своего военачальника. Покидая апартаменты семьи Ксакатекас, Мара услышала за спиной твердый и резкий голос Хоппары, звучавший словно эхо приказов Чипино:
- Если здесь нечем воспользоваться, кроме пурпурных подушек и птичьих клеток, - это не мое дело! Просто закройте и закрепите эти дурацкие окна и забаррикадируйте все перегородки. Советы рыжего варвара некогда спасли жизнь моего отца в Цубаре, и я намерен серьезно отнестись к его предостережению!
Слуга, растерявшийся при этой вспышке, поспешил закрыть дверь, и Мара улыбнулась своему рабу-мидкемийцу:
- Хоппара очень славный юноша. Надеюсь, он доживет до того дня, когда сможет облачиться в мантию правителя своего дома.
- Я надеюсь, что все мы доживем, - хмуро откликнулся Кевин, когда товарищеский толчок Люджана послал его на положенное место в строю. - От этих игр вокруг избрания нового Стратега у меня уже живот болит.
Глава 3
ОКРОВАВЛЕННЫЕ МЕЧИ
Совет завершился. Близился вечер, для возвращения в апартаменты Мары был выбран не тот путь, каким они добирались до Палаты. Хотя собрание само по себе закончилось вполне спокойно, в воздухе чувствовалось напряжение, заставлявшее даже наиболее сильных властителей соблюдать осторожность. Текума Анасати не возражал против предложения Мары объединить отряды обоих домов на пути к занимаемым ими покоям. При том, что клан Ионани неожиданно оказался на виду - хотел он того или, нет: молодой властитель Тонмаргу рассматривался как один из претендентов на бело-золотой трон, и поддержка, которую Текума мог оказать ставленнику этого клана, приобретала жизненно важное значение. Для любого, кто хотел посеять замешательство в клане Ионани, самым верным средством добиться цели было бы убийство Текумы.
Когда Текума и его воины свернули по коридору в сторону окрашенной в красный цвет двери, он не кивнул на прощание и вообще держался так, словно никакой Мары и близко не бывало: вражеским соглядатаям не следовало ни видеть, ни предполагать, что между Анасати и Акомой существуют хоть мало-мальски теплые отношения.
Времена были для всех беспокойными.
Измотанная до изнеможения Мара наконец достигла своих покоев. После просторной, полной воздуха гостиной Ксакатекасов и огромной Палаты Совета ее собственное временное пристанище казалось душным и тесным. Мара устало опустилась на подушки в средней комнате, и к ней сразу приблизился Джайкен с запиской, которую оставил Аракаси.
Мара сломала печать, прочла сообщение и, нахмурившись, распорядилась:
- Скажи Люджану, пусть не снимает доспехов.
После этого она послала слугу за перьями и письменной доской.
Смирившись с неизбежным и пристроившись в привычном уголке, Кевин наблюдал, как его хозяйка поспешно написала два коротких послания и вручила их своему военачальнику со словами: