Когда настало время уходить, я пообещал тодалфемам остановиться по пути к Внешнему океану и сказать им "лахал". Также я пообещал себе осмотреть эту чудесную Дамбу Давних Дней, ее ворота и шлюзы, так как, судя по Великому Каналу, она должна быть инженерными сооружением колоссальных масштабов.
Тодалфемы подарили мне приличную тунику из белой ткани и сумку, в которую положили любовно завернутый в листья запас батонов хлеба, немного сушеного мяса и фрукты. За спину я повесил обильно усыпанную палинами ветку. После чего, обмотав вокруг пояса скатанную кольчужную рубашку и наголовник и с мечом, висящим на паре ремней у меня на боку, в сандалиях на ногах, я тронулся в путь.
Они вышли проводить меня всей толпой.
- Рембери! - попрощались они. - Рембери, Дрей Прескот!
- Рембери! - крикнул я в ответ.
Я знал, что если попытаюсь сейчас выбрать какой-то другой курс, меня тут же вышвырнут обратно на Землю. Хотя мне очень хотелось устремиться на всех парусах к Делии, хотя я до безумия жаждал снова заключить ее в объятья - я не смел сделать ни одного явного шага в ее направлении.
Я угодил в капкан каких-то планов Звездных Владык или Савантов - хотя подозревал, что эти спокойные, серьезные люди желали мне добра, хотя они и выставили меня из рая. И был уверен: стоит мне попытаться подняться на борт корабля, идущего в Вэллию, как меня немедленно поглотит та окутывающая голубизна, а очнусь я в каком-нибудь отдаленном краю Земли, планеты, на которой родился.
Поскольку меня не снабдили ни зоркой, ни вавом - верховыми животными Великих Равнин Сегестеса, - мне пришлось идти пешком. Так я и прошагал почти все шесть буров9.
Будущее меня совершенно не заботило. Этот раз отличался от всех других разов, когда я шел навстречу опасностям и приключениям. Я мог попробовать наняться в солдаты. Мог устроиться матросом на корабль. Это не имело значения. Я знал, что силы, игравшие мной и гнавшие меня неизвестно куда, направят меня совершить то чего они там для меня наметили.
Не обвиняйте меня. Если вам кажется, будто меня радовал такой оборот дела, то вы прискорбно заблуждаетесь. Меня вынуждали забыть о том, что мне было всего дороже в этих двух мирах. Я более-менее примирился с мыслью, что мне никогда больше не вернуться - мне этого не разрешат - в Афразою, Город Савантов. На Земле и Крегене мне требовалось лишь одно - моя Делия Синегорская. Однако я был уверен, что стоит мне сделать хоть один шаг в ее сторону, как манипулирующие моей судьбой силы небрежно выбросят меня обратно на Землю. Меня переполняли злость и жажда мести. И я отнюдь не лучился от счастья, когда вышел в смешанном свете двух солнц, чтобы отыскать город поклонников Гродно. Человеку или зверю, что могли попасться мне на пути, стоило поберечься и вести себя смирно, когда я шел мимо.
Побережье выглядело странно пустынным, словно вымершим.
Двигаясь вдоль берега, я не миновал никаких селений, никаких рыбацких деревушек, ни одного даже мелкого городишки, ни одного хутора, который бы окружали росшие в изобилии деревья. Пышная растительность сопровождала весь путь моего следования; в воздухе витал волнующий запах моря, соленый и острый. Зеленое и красное солнца изливали свои опалиновые лучи на ландшафт и блистающий простор голубой морской глади. Но за все время пути я не встретил ни одной живой души.
Когда предоставленная мне тодалфемами провизия подошла к концу, я воспользовался умениями, приобретенными в бытность мою кланнером, и поохотился для пополнения провианта. Вода в ручьях и родниках казалась столь же сладкой на вкус, как и эвардовское вино из Зеникки. По пути я медленно работал над длинной кольчугой, расшивая соединенные звенья вдоль позвоночника и по бокам и соединяя их заново кожаными ремешками, чтобы получить более широкую кольчужную рубашку. С работой этой я не спешил, и шагал тоже не спеша. Если эти навознобрюхие Звездные Владыки хотели, чтобы я делал за них грязную работу, то сроки буду устанавливать я сам.
Я не мог быть уверен, что организовали все это именно Звездные владыки. Однако я испытывал уверенность, что если бы они не желали моего путешествия туда, куда сейчас лежал мой путь, то уже давно остановили бы меня. Как мне представлялось, Саванты, каким бы таинственным могуществом они не обладали, не могли, в конечном счете, навязать свою волю Эверойнай, Звездным Владыкам.
Кто вынуждал меня лечь на этот курс, не имело значения. (Я не сбрасывал со счетов возможность появления на арене боевых действий и конфликтов, совершенно недоступных моему пониманию, какой-то третьей силы). Главное было то, что на Крегене меня использовали. Меня использовали в Зеникке для свержения Наизнатнейшего Дома Эстеркари. Я добился этого, став по ходу дела князем Стромбора. А затем в миг победы, когда я собирался обручиться с моей Делией, меня перебросили обратно на Землю. О да, меня использовали - как хитрый и неумелый капитан использует своего старшего помощника, заставляя того выполнять работу, выходящую далеко за рамки его служебных обязанностей. Так что я хорошо помню тот миг, когда шагал вдоль цепочки невысоких утесов над морем, над гладью внутреннего моря Турисмонда, при свете двух солнц, а соленый бриз дул мне в лицо. Если уж меня и должны использовать в качестве того, кого современный мир, мир двадцатого века, называет аварийщиком, то я буду аварийщиком для Звездных Владык, Савантов или кого там еще, но на своих условиях.
Ничто сделанное мной не должно быть помехой поставленной мной цели найти Делию. Но, равным образом, я ничего не мог предпринять для ее поисков, пока не разберусь с наличной задачей. И потому я, соответственно, шагал вперед - если не с легким сердцем, то, по крайней мере, не слишком угнетенный душевно. И я жаждал столкнуться со сталью в руке с каким-нибудь осязаемым противником.
Прежде моя жизнь не была особо счастливой. Счастье, как я имел склонность думать в те давние дни, - это своего рода мираж, который видит в пустыне умирающий от жажды. Я нашел много чудесного и приятного среди своих кланнеров и приложил немало усилий, чтобы завоевать Делию на-Дельфонд только для того, чтобы потерять ее в тот самый миг, когда добился успеха. Мне хотелось бы знать, буду ли я когда-нибудь в состоянии сказать вместе с мистером Ратующим-за-Правду из "Пути Паломника" Бэньяна: "С огромным трудом я добрался сюда, однако не сожалею теперь обо всех тех тяготах, с коими столкнулся, дабы прибыть туда, где сейчас нахожусь".
Проходил день за днем, а я все не видел никаких следов человеческой жизни. Единственным событием было то, что я уклонился от столкновения со стаей грундалов. Посмотрев на пустынное море, я зашагал через безлюдную сельскую местность.
Увиденное мной в Ахраме, и те знания, которые я приобрел - в основном за долгие часы чтения в свободное от вахт время - побудили меня сделать крюк в сторону от моря. На картах тодалфемов внутреннее море - или "Око Мира", как оно значилось курсивом на древнем пергаменте - выглядело напоминающим формой боб, сгорбленный на севере и протянувшийся более чем на пятьсот дуабуров10 с запада на восток. Из-за извилистости береговой черты его усеивали заливы, полуострова, острова и речные дельты. Ширину его было трудно точно измерить, хотя форма боба дает хорошее представление о пропорциях.
Средняя ширина могла быть порядка ста дуабуров; однако при этом не принимаются в расчет два меньших, но все же приличного размера моря, врезающихся в южное побережье, куда ведут узкие проливы. Я по-прежнему находился в северном полушарии Крегена, и, как мне представлялось, Вэллия лежала по другую сторону внешнего океана, того моря, которое в Зеникке мы именовали Закатным - на восток и чуть на север отсюда. Между восточной оконечностью внутреннего моря и восточным концом континента Турисмонд лежат огромные и скалистые горы. За ними простираются равнины, населенные негостеприимными народами, жизнь которых окружена ореолом самых устрашающих и леденящих душу легенд, каких только стоит ожидать от таинственной страны. Также я понял, что жители внутреннего моря - Ока Мира - столь же страстно обожали эти байки, как и народ Сегестеса.
Поэтому я решил податься чуть вглубь материка, прочь от сияющего моря.
На третий день я был вознагражден, оказавшись среди ухоженных кустов сах-лаха с невероятно душистыми цветками, такими же яркими как виденные мной на Великом Канале миссалы. В данный сезон их почки набухали и обещали после созревания богатый урожай и все шансы снять еще и второй.
Я внимательно следил за окружающей местностью, так как имел уже достаточный опыт общения с жестоким Крегеном, чтобы не кидаться куда ни попади, очертя голову, без предварительного наблюдения из укрытия. Увы, под давлением следующих непрерывно одно за другим чрезвычайных обстоятельств я постоянно забываю строгие правила. Здесь, однако, ничего чрезвычайного как будто не присутствовало. Фактически, я тогда рискнул бы предположить, что тут не ведают ни о нападении, ни об опасности. Я ошибся бы в своих предположениях. Но не по тем причинам, которые высказал самому себе, когда затаился в кустах, пристально глядя на упорядоченные ряды хижин, на занятых работой в поле мужчин и женщин, на эти ощущающиеся повсюду порядок и дисциплину.
Когда я убедился, что это, должно быть, какая-то ферма колоссальных масштабов, за вычетом исчезнувшей словно по волшебству всей обычной, неотделимой от деревенской жизни неразберихи и грязи, мне пришла в голову мысль, что прежде, чем показываться кому-то на глаза, следует вымыться. Найдя ручей, я разделся - и вот в таком положении, совершенно нагим, стоя в струящейся по мне воде, и увидел выехавшего на берег всадника в кольчуге. Мне не раз доводилось быть застигнутым купающимся, в голом виде, и это зачастую влекло за собой взаимонепонимание, так как мужчины, раздеваясь, сбрасывают нечто большее, чем одежду. В данном случае мне не дали никакой возможности что-либо объяснить, никакой возможности заговорить, никакой возможности показать, что я здесь чужой, не один из их подданных.
Закованный в сталь всадник свесился со своего скакуна и с размаху обрушил мне на голову меч.
Я пригнулся и ушел от удара, но меня подвела щипавшая мне глаза вода, повлияв на четкость моего зрения. Кроме того, я стоял в воде по пояс и оказался как бы стреноженным ею. В итоге клинок угодил мне плашмя по черепу.
Думается, меня вполне можно назвать человеком твердолобым, поскольку мой лоб вынес достаточно ударов, чтобы доказать свою крепость, прочность, а также, признаться, и упрямство. В данном случае, однако, мой бедный череп смог сделать только одно - спасти мне жизнь. Я не смог остановить внезапно обрушившейся на меня черноты и потери сознания.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Магдаг
- Я убедил Холли, - Генал поднял взгляд прищуренных глаз от места, по которому он шлепал шпателем, придавая нужную форму глиняному кирпичу, принести нам, когда солнца будут в зените, лишнюю порцию сыра.
- В один прекрасный день, Генал, ты попросишь эту бедную девушку сделать слишком многое, - ответил я с лишь наполовину притворной резкостью. - И тогда охранники прознают и...
- Да Холли так просто не поймать, она девушка умная, - возразил
Генал, шлепая твердой умелой рукой по изготовляемому кирпичу.
В удушающе-знойном воздухе плавали знакомые звуки: шлепанье и стук шпателей, плеск воды, тяжелое дыхание сотен рабочих, изготовляющих кирпичи.
- Слишком умная - и слишком прекрасная для человека вроде тебя, Генал, кирпичник ты эдакий.
Он рассмеялся.
О, да. Рабочие здесь, в городе Магдаг, могли смеяться. Мы не были рабами, нет - по крайней мере, в словарном значении этого гнусного слова. Мы работали за жалование, которое выплачивалось натурой. Нас снабжали продовольствием с тех громадных ферм, которыми владели магнаты, облаченные в кольчуги, хозяева Магдага. Нас, конечно, секли плетьми, дабы мы постоянно производили свою квоту кирпичей. Если мы недодадим продукцию, то не получим своей еды. Но рабочим дозволялось покидать свои маленькие злосчастные лачуги, притулившиеся у стен воздвигаемых ими великолепных зданий, и отправляться на выходные в располагавшиеся неподалеку, в "нахаловке", более постоянные дома.
Я сделал здесь пометку деревянным стилом на мягкой глиняной табличке в деревянной книце.
- Тебе лучше шевелиться попроворнее, Генал, - уведомил я его.
Он схватил еще один ком кирпичной глины и принялся шлепать и постукивать по ней своим деревянным шпателем, одновременно побрызгивая на нее водой. Глиняный кувшин уже почти опустел, и Генал сердито крикнул:
- Воды! Воды, бесполезный ты крамф! Воды для кирпичей!
Подбежал юный паренек с бурдюком воды, из которого долил в кувшин. Воспользовавшись случаем, я сделал большой глоток. Солнца, плывшие по небу вблизи друг от друга, нещадно жарили, сияя во всем своем блеске.
Повсюду вокруг меня раскинулся город Магдаг.
Мне доводилось видеть египетские пирамиды; я видел Ангкор, видел Чичен-Ицу, вернее, то, что от нее осталось; видел Версаль и, конечно же, легендарный город Зеникку. Ни одно из этих сооружений не может соперничать с массивными комплексами Магдага - хотя бы просто в отношении размеров и обширности. Огромные архитектурные ансамбли тянутся миля за милей. Они подымаются с равнины в своего рода ненасытной жажде роста. На них работали неисчислимые тысячи мужчин, женщин и детей. Строительство в Магдаге не прекращалось никогда.
Что же касается стиля этой архитектуры, то за много поколений и веков он изменился, так что тут вечно будет возникать новый облик и вырастать новый силуэт, открывая новую грань в этой овладевшей магнатами Магдага мании мегалитического строительства.
В то время я был простым моряком, лишь слегка затронутым опытом пережитого на Крегене, все еще по-настоящему не осознавшим того, что же это на самом деле такое - быть князем Стромбора. Домом мне долгие годы служил качающийся скрипучий шпангоут кораблей, как на нижней палубе, так и в кубрике среди офицерского состава. Для меня здание из кирпича и камня означало постоянство. Однако эти магнаты все строили и строили. Они продолжали воздвигать огромные строения, сердито глядящие на равнину и хмуро взирающие на внутреннее море и многочисленные гавани, сооруженные магдагцами в качестве неотъемлемой части их мании. Какое там постоянство в этих колоссальных строениях? Они по большей части пустовали. В них обитали пыль да пауки наряду с темнотой, великолепными украшениями, бесчисленными кумирами, святилищами, нефами и алтарями.
Магнаты Магдага лихорадочно строили свои гигантские монументы и безжалостно подгоняли своих рабочих и невольников, а результат, в конечном счете, был один - еще больше огромных пустых зданий, посвященных непонятным мне тогда темным целям.
Генал, темное живое лицо которого показывало, что его быстрый и гибкий ум лишь наполовину сосредоточен на нуждах нескончаемого процесса изготовления кирпичей, бросил взгляд на небо.
- Почти полдень. Где же Холли? Я проголодался.