Верный, даже не обидевшись, с лаем бросился на него снова, но было поздно. Пионерчиков ласточкой прыгнул в бассейн. Вслед за этим раздался страшный треск, посыпались искры. Юный штурман, вылетев обратно, сделал в воздухе тройное сальто и плашмя шлёпнулся на палубу. - Убило! - выкатив глаза, заорал артельщик.- Пионерчикова убило! На крик со всех сторон бежала команда. Из большого бассейна вылетали купальщики. - Как убило? Кто убил? - кричали вокруг. - Солнышкин и Перчиков электрическим скатом. Опыты проводили, - развёл руками Стёпка.- А я предупреждал, я предупреждал! - И он сокрушённо закачал головой. - Дорогу! Дорогу! - крикнула Марина. Толпа расступилась: к месту происшествия спешил с чемоданчиком в руке Челкашкин. Он наклонился к штурману и сам себе сказал: - Шприц! Это слово произвело на штурмана удивительное действие. Пионерчиков открыл глаз, потом другой, сорвался с места и припустил в коридор. Вокруг него с треском разлетались быстрые искры. А пятки его мелькали ещё быстрей. Из коридора, с удивлением посмотрев на штурмана, бежали Перчиков и Солнышкин. В руках у радиста был плакат. Друзья готовились продолжать начатое дело. Но, увидев толпу, остановились. - Ага, вот вы! - Челкашкин взял чемоданчик и приказал: - За мной, к капитану!
ПОЖАР
Моряков ходил по каюте громадными шагами, бросая на Солнышкина и Перчикова сердитые взгляды. Он был так возмущён, что пароход покачивался от его шагов влево и вправо. - Подумать,- взмахнул капитан указательным пальцем,- чуть не убили своего товарища! - А кто его просил туда прыгать? - сказал Перчиков. - И пса посадили, чтобы не пускал,- добавил Солнышкин. - "Пса"! - рассердился Моряков и вдруг остановился: - Позвольте, а почему вы в таком виде? Почему не по форме? Челкашкин смущённо прикрылся чемоданчиком, так как из всего комплекта формы на нём были плавочки и фуражка. Солнышкин покраснел, а Перчиков выставил вперёд плакатик, на котором красовалось: "Осторожно, высокое напряжение!" - Да как вы смеете?! - возмутился Моряков.- Как вы можете шутить в такую минуту? Перчиков смутился. Он хмуро заявил, что это вовсе не шутка, но капитан сказал: - Хватит экспериментов! Марш на бак! Следить за морем и красить палубу! И хотя Солнышкин выкрасил ее только недавно, друзья решили, что сейчас вступать в спор бесполезно. Тем более что они чувствовали себя виноватыми. - А ваш Пионерчиков тоже хорош! - разозлился Перчиков.- Уткнётся носом в свои бумаги и ничего не видит. Он, того и гляди, вылетит в море, а ты отвечай! И такая идея из-за него пропадает! - Перчиков хлопнул дверью и вышел. Идеи Морякову тоже было жаль, но он даже не подал виду. А Пионерчикова все не было. Моряков сердито приоткрыл дверь и вдруг услышал крик: - Горим! Горим! Шланги! По коридору тянулся дым.
ЯРЫЙ ВРАГ КУРЕНИЯ
Нужно сказать, что Пионерчиков был ярым врагом курения. И когда видел курильщика, с презрением уходил на другой борт или на другую сторону тротуара. А если у него в каюте лежала пачка папирос, то только для иностранных гостей. Но во всех фильмах и песнях в горькую минуту герои тянулись за папироской. А такой минуты, такого горького момента, как сегодня, у Пионерчикова ещё не было. В толпе около доктора Челкашкина стояла буфетчица Марина. Пионерчикову, конечно, не было до неё никакого дела, но оттого, что она видела, как он шлёпнулся и как побежал, рассыпая искры, Пионерчиков почувствовал себя несчастным мальчишкой. Нет! Надо становиться взрослым, пора браться за ум. И штурман взялся за папиросы. Но курить в каюте было как-то неловко. Волны от любопытства прямо толпой лезли в иллюминатор. И, потихоньку оглядываясь, Пионерчиков направился к туалету. Он закрыл дверь и, отставив папиросу в сторону, припалил её спичкой... Наконец он взял папиросу в рот и вдохнул дым. В глаза штурману словно забрались чёртики. На него напал такой кашель, что он закрыл ладонью рот. Так курить ему не нравилось! Он повернул папиросу другой стороной и стал в неё дуть. Из мундштука покатились голубые колечки дыма. Они расплывались, как волны. Штурман смотрел на них и в каждом голубом кружке видел себя мужественным капитаном с трубкой во рту. Голова тихо кружилась... А за дверью стоял боцман и с ужасом смотрел, как в коридор ползут клубы дыма. Бурун потянул дверь, но увлечённый штурман этого не заметил. Боцман подналёг плечом, но это не помогло. Тогда-то он и издал клич: "Горим! Горим! Шланги!" Пионерчиков повернулся. От него во все стороны посыпались искры, и он тоже закричал: - Горим!!!
САМЫЙ ГОРЬКИЙ ЧАС ЮНОГО ШТУРМАНА
В рубке замигали сигналы. Пожар. Боцман тащил брандспойт. Моряков командовал: - Ломать дверь! Там кто-то горит! И тогда из двери, весь в клубах табачного дыма, появился Пионерчиков. Бурун выпучил глаза. Моряков присмотрелся и, отогнав ладонью дым, спросил: - Пионерчиков, что это значит? Вы курите? В трубах испуганно зажурчала вода. - В туалете? - снова спросил Моряков. И Пионерчиков почувствовал, что самый горький час его наступил. Бурун, сворачивая шланг, сочувственно посмотрел на штурмана. - Та-ак,- сказал Моряков.- Так-ак... А я-то думал, вы будете капитаном.- И Моряков, горько усмехнувшись, пошёл к трапу. - Я буду капитаном,- вздохнул Пионерчиков. В горле у него скребло, будто туда сунули сапожную щётку. Но Моряков сурово оглянулся и сказал: - Сначала на вашем месте я бы пошёл и извинился перед Перчиковым и Солнышкиным. - За что?! - воскликнул штурман. - За то, что вы сорвали им великолепный опыт,- сказал Моряков.- За отсутствие обыкновенной внимательности! Он был так взволнован, что полчаса ходил по каюте. Потом достал из шкафа ящичек с сигарами, которые тоже держал для иностранных представителей, подумал и вышвырнул его в иллюминатор. Ящичек нырнул, вынырнул и быстро побежал вперёд за течением. В дверь постучали. - Войдите! - сказал Моряков. И в каюту, насупясь, вошёл Робинзон. - Ах, Евгений Дмитриевич,- сказал он,- что-то мне не по себе. - Да что вы, Мирон Иваныч,- забеспокоился Моряков.- Где Челкашкин? Вы у него были? - Челкашкин тут ни при чём,- сказал Робинзон.- Не могу видеть, как наказывают невиновных! Моряков тоже нахмурился и потёр ладонью затылок: - Эх, Мирон Иваныч, я и сам жалею. Но ведь чего не случается! Он хмуро выглянул в иллюминатор, потом улыбнулся и хлопнул в ладони: - А знаете, кажется, всё складывается неплохо! Несмотря на все события, океан сверкал. Солнышкин красил палубу, Перчиков чинил транзистор. А к друзьям, описывая круги, робко приближался Пионерчиков.
"ТАК ЭТО ВЫ!" - КРИЧИТ ПИОНЕРЧИКОВ
Пионерчикову начинать разговор с извинения было неудобно. Он несколько раз потёр ухо, потом посмотрел на море, на Солнышкина, на Перчикова и глухо спросил: - Что это за эксперимент вы там устроили, из-за которого меня чуть кондрашка не хватила? - Сначала надо спрашивать, а потом лезть,- сказал Солнышкин. - А человеку некогда голову от бумажек поднять,- сказал Перчиков и ввинтил в приёмник шурупчик.- А то кто же красивые слова и законы будет придумывать?! Это замечание задело Пионерчикова. - Если бы вас волновали пионерские дела, вы бы об этом тоже думали,сказал он. - Вы думаете, только вы были пионером? - усмехнулся Солнышкин. - Во всяком случае, я был председателем совета отряда,- вспыхнул задетый за живое Пионерчиков. - Ну зачем же так скромничать? - заметил Перчиков. - Скромничать? - Конечно, вы умаляете свою роль. Вы ведь были председателем совета дружины,- подмигнул радист. - А вам откуда известно? - спросил Пионерчиков. Это было действительно так, но хвастать было не в его привычках. - А вы меня как-то вызывали на совет,- сказал Перчиков и ввинтил ещё один шурупчик. - Не может быть! Я вас раньше и не видел. - Видели! - сказал Перчиков.- Просто не замечали. Некогда было. А я вас ещё клюшкой по носу на хоккее съездил, на "Золотой шайбе". - Так это вы! - воскликнул Пионерчиков и бросился к Перчикову: - А что же вы не признавались? - А вы бы обиделись,- сказал Перчиков и, замигав, посмотрел на Пионерчикова. Но какие могли быть обиды! Посреди океана встретились два земляка, два товарища. Попробуйте сами встретить среди океана однокашника, да еще такого, который съездил тебя когда-то по носу клюшкой, и вы поймёте, какое это счастье! От радости Пионерчиков сел на выкрашенную Солнышкиным палубу. Солнышкин отбросил кисть, Перчиков отставил приёмник. Все недавние недоразумения были забыты. И Пионерчиков сказал: - А бумажки - это и вправду ерунда! Но ведь охота придумать такие слова, чтобы всем захотелось сделать что-то хорошее, а может быть, и совершить подвиг. Солнышкин давно без всяких слов мечтал совершить настоящий подвиг, но сказал: - А ты бы написал стихи. Пионерчиков пожал плечами. Поэтом становиться он не собирался. Во-первых, на земле и так много поэтов, а во-вторых, он вовсе не хотел, чтобы его ругали школьники, которым зададут учить лишнее стихотворение из "Родной речи". Напечатают, а потом отдувайся на каждой улице! А в общем, им всем было очень хорошо. Небо синело без единого облачка. Солёный ветер овевал лица друзей. Они мечтали о подвиге. И в это время далеко-далеко, у горизонта, двадцатью градусами ниже экватора, появилось маленькое пятнышко. - Остров! - крикнул Солнышкин. - Нет,- сказал Перчиков,- это облако. - Человек за бортом! За бортом человек! - закричал Пионерчиков и, с трудом оторвавшись от крашеной палубы, бросился в рубку.
МИСТЕР ПОНЧ, ЧТО ЗА ВСТРЕЧА!
Это было невероятно. Среди пустынных волн Индийского океана ясно обозначилась фигурка, размахивающая руками. Перчиков в отчаянии схватился за голову: где-то неподалёку случилось кораблекрушение, и он не принял сигнал SOS! А Солнышкин метался по палубе. Настоящий аврал, настоящее кораблекрушение! Всё короче становилось расстояние до потерпевшего, и Перчиков с недоумением поворачивался к Солнышкину, а Солнышкин к Перчикову. Навстречу им бежал по волнам маленький аккуратный плотик под белым треугольным парусом. Впереди паруса, в креслице, сидел коричневый старичок, и, положив ногу на ногу, приветливо помахивал шляпой. В правой руке он держал бамбуковую удочку, на которой висел большой кусок солонины. На висках старичка сверкала морская соль, на ногах блестели надраенные ботинки. И - поразительно! - его плотик бежал против ветра и против течения... Но это было ещё не самое удивительное. Необычный мореход поравнялся с судном. Друзья ответили на его приветствие и ахнули, а Солнышкин даже выронил за борт кисть: плотик тащила в упряжке огромная акула. Кусок солонины манил хищницу, и подгонять её не было никакой надобности. Стоило отвести в сторону приманку, и рыба меняла направление вслед за ароматным куском. Трижды описав возле судна круг, плот подпрыгнул и остановился. На борту "Даёшь!" уже толпилась вся команда. И теперь посмотреть на странного мореплавателя торопился капитан Моряков. Но едва он подлетел к борту, как протянул вперёд руки и воскликнул: - Мистер Понч, что за встреча! - Мистер Моряков! - Привстал от удивления старик и так дёрнул удочкой, что едва не улетел следом: акула прыгнула за мясом. - Поднимайтесь же к нам! - торжественно пригласил Моряков и протянул Пончу руку. - Не могу,- сказал мистер Понч, показывая на упряжку. Без него акула утащила бы плот или сбежала сама, а рисковать плотом, таким "рысачком", ему, конечно, не хотелось. - Везёт же нам на встречи! - сказал Моряков. - Да,- усмехнулся Понч,- помните, как мы с вами встретились за мысом Доброй Надежды? Это, кажется, было лет двадцать назад. - И при каких обстоятельствах! - заметил Моряков.- Вы плыли, кажется, на последнем бревне плота.
- О да! - сказал старичок и улыбнулся: - Мистер Борщик угостил меня тогда прекрасным салатом! Польщённый Борщик гордо посмотрел на всех и тут же выбрался из толпы. - Я помню,- сказал Моряков,- вы предприняли тогда плавание с очень интересной целью. - О, я просто доказывал, что в пятьдесят лет можно совершить кругосветное плавание в одиночку,- вспомнил мистер Понч. - Ого! - сказал Солнышкин и, навострив уши, придвинулся к самому борту. - А помните, как мы встретились с вами десять лет назад? - спросил Моряков.- У берегов Южной Америки? - Конечно! - воскликнул мореплаватель.- У мыса Горн! Ещё бы! Мистер Борщик угощал меня тогда щами! - И он так сладко вздохнул, будто не было ничего на свете вкуснее, чем щи, приготовленные Борщиком десять лет назад. - Кажется, вы тогда тоже доказывали что-то очень интересное? - припомнил Моряков. - О да! - сказал Понч и быстро приподнял удилище, потому что из воды слишком высоко высунулась акулья морда.- О да! - повторил он.- Тогда я доказывал, что можно совершить одиночное кругосветное плавание в шестьдесят лет.- И он отодвинул ногу: акула уже начинала пожевывать башмак. - Вот это да! - застонал Солнышкин.- Вот это жизнь! Он уселся на борт и свесил вниз ноги. Солнышкин решительно был готов перебраться юнгой к старому мореплавателю! Но Перчиков ревниво посмотрел на него и втянул на палубу. Радист сделал это очень вовремя, потому что лошадка мистера Понча начала резво менять направление. - Теперь всё понятно! - Моряков повёл могучими плечами.- Сейчас вы доказываете, что все океаны можно пересечь и в семьдесят? - Вы угадали, мистер Моряков! - поклонился Понч. - А куда же вы сейчас держите путь? - К острову Тариора. - О! - воскликнул Моряков.- Так мы идём туда же. Давайте мы вас немного подбросим, вы отдохнёте. - Что вы! - закачал старик головой так, что с висков на ботинки посыпалась тонкая морская соль. Он аккуратно сдул её.- Это уже не будет считаться одиночным плаванием! - Но ведь это совсем немного,- попробовал убедить его Моряков. - Честность - до дюйма,- строго сказал Понч и посмотрел в глубину, как там ведёт себя его живая машина... Вода тихо плескала между брёвнышками плотика, ножки кресла мягко погружались в неё и тут же всплывали.
"КОМАНДА, СМИРНО!" - ГОВОРИТ МОРЯКОВ
В это время произошло нечто неожиданное. Дело в том, что не один Солнышкин был бы рад пуститься в дальний путь с Пончем. На борту парохода "Даёшь!" был ещё один человек, который мечтал о чудесах и необыкновенных странствиях. Из-за спины Морякова показалась седая голова и раздался голос старого Робинзона: - Мистер Понч, так, может быть, вы возьмёте с собой до острова одного пожилого джентльмена, который всю жизнь думал о таком плавании? - И Робинзон с улыбкой приподнял фуражку.- Мне кажется, ваше плавание только выиграет, если на плоту некоторое расстояние пройдут два семидесятилетних моряка. Понч с интересом посмотрел на Робинзона и, не колеблясь, сказал: - С удовольствием! Но всё зависит от капитана. Старый Робинзон повернулся к Морякову. Тот бросил взгляд на акулу, потом на Понча и махнул рукой: - С мистером Пончем куда угодно! Но Робинзон уже сбегал вниз по трапу с криком: "До встречи на острове!" Из кармана его кителя торчал окуляр подзорной трубы. В это время, расталкивая команду, к борту протиснулись Борщик и Пионерчиков с тарелками в руках. - Отведайте! - крикнул раскрасневшийся кок. - Я очень тороплюсь,- извинился Понч. - Ну хотя бы компот! - взмолился Борщик. - Ну, компот, пожалуй,- сказал мистер Понч. Качая от удовольствия головой, он выпил компот и положил в кружку косточки от ягод, чтобы не засорять океан: Понч гордился своей аккуратностью. Потом он поклонился экипажу "Даёшь!", благодаря за гостеприимство, и протянул акуле бамбуковую палку с солониной. Плотик тотчас же рванулся вперёд. - Стойте, мистер Понч! - крикнул капитан вслед.- Может быть, вы в чём-нибудь нуждаетесь? - Ровным счётом ни в чём,- махнул Понч шляпой.- Сегодня океан подарил мне даже коробку великолепных сигар. Старик показал на коробку, которую часа два назад вышвырнул в океан Моряков. Старый моряк ещё раз махнул рукой, повёл шестом, и плотик, как весёлый кузнечик, поскакал к горизонту. - Команда, смирно! - крикнул вдруг Моряков и подтянулся, выпятив грудь.Перед такими стариками нужно стоять по стойке "смирно". И Солнышкин тоже вытянул руки по швам. - Слушайте, слушайте, мистер Понч! - спохватился вдруг капитан.- Но когда же мы встретимся? Старый мореплаватель придержал колесницу и, сделав в воздухе сальто, прокричал: - Лет через десять, в океане! Я надеюсь доказать, что это можно сделать и в восемьдесят.- И, перевернувшись ещё раз, он погнал к синему горизонту свою зубастую кобылку. Уже наступил вечер, а визит Понча никому не давал покоя. Петькин бурчал: - Задаром я бы ввек не поехал! - Дурак! - посмотрел на него Федькин. Солнышкин метался по палубе. Ему снова не повезло: Перчиков катался на ките. Робинзон едет на акуле, а он на обычном пароходе. Солнышкину хотелось чего-то необыкновенного!
ЧТО-ТО НУЖНО ДОКАЗАТЬ
- Вот это да! - всё ещё вздыхал Солнышкин. - Вот это дед! - сказал Пионерчиков.- Такого можно занести и в Книгу почёта. Только вот то, что он третий раз доказывает одно и то же, это, по-моему, ерунда! - Ерунда?! - возмутился Солнышкин.- Да я бы проплыл десять раз. Зато все моря, все океаны! А, Перчиков? И один, кругом акулы, кальмары, штормы, а он один и ничего не боится! - Десять раз я, может, и не поплыл бы,- подумал вслух Перчиков,- но один раз в жизни что-то доказать нужно. Каждый человек что-то должен в жизни доказать. Из-за океана поднялась такая громадная луна, что Перчикову казалось: через десять минут пароход, как ракета, ткнётся в неё носом и можно будет вступить на лунный берег. "Но до лунного берега,- думал он,- надо ещё добраться! Это нужно ещё доказать!" Перед Пионерчиковым в воздухе носились тысячи прекрасных слов. Они проплывали рядом. Казалось, только дотянись - и они в руке. В руке! Но и это ещё требовало доказательства! Солнышкин не знал, что он будет доказывать, но ему хотелось доказать что-то очень хорошее. Большое и светлое, как луна, которая скользила за лёгкими облаками. - А доказывать нужно каждый день, каждый час,- решительно сказал Перчиков.- Вот хотя бы энергия моря! - Он ткнул пальцем за борт, посмотрел вниз и вдруг с воплем повис на борту. Солнышкин и Пионерчиков подбежали к нему: уж не кальмар ли вцепился радисту в носик? Но они и сами вскрикнули от восторга: вокруг парохода горели миллионы зелёных и голубых светлячков. Одни поднимались вверх, сверкали, а потом, как на парашюте, ныряли в глубину, и там становилось светло и уютно. Другие колебались на поверхности, будто вместе с волнами вежливо кланялись большому знаменитому пароходу. Южные моря приветствовали "Даёшь!" дружеским салютом. - Банки! Сачок и банки! - крикнул Перчиков.- И вы сейчас увидите такое зрелище...- Он даже присвистнул от удовольствия. Через десять минут Солнышкин и Пионерчиков тащили банки, а с ними Борщика, который никак не хотел расставаться с такой замечательной посудой!
- Чудак,- сказал Перчиков,- смотри! - Он зачерпнул банкой воды, и на палубе, как маленькая ракета, загорелся ясный фонарик.- Смотри, вот тебе твои банки! - говорил Перчиков и ставил на палубу фонарик за фонариком. И в каждом из них, будто улыбаясь, покачивался большой и добрый огонёк. - Секунду,- сказал Перчиков.- Одну секунду! И все почувствовали, что он затевает что-то необычное. Радист бросился в рубку и протянул руку к рубильнику. - Что вы делаете? - спросил у радиста озадаченный Моряков. - А вот что! - крикнул Перчиков и выключил на палубе свет. И в тот же миг вся палуба осветилась волшебными огоньками, будто на палубе шёл какой-то очень весёлый карнавал. Команда расхватывала банки, а Перчиков улыбался: это только начало! - Что же это? - спросил Солнышкин, когда радист спустился вниз. - Это такие светлячки,- торжественно сказал Перчиков,- за которых жители ближайших островов отдают самые большие драгоценности. Ведь даже в этих морях они встречаются очень редко. Мы осветим ими весь пароход! - При таких светлячках можно делать любую операцию! - восхитился Челкашкин. - И ни одна мышь не заскребётся, если их поставить на камбузе! - сказал Борщик. "И можно писать стихи",- подумал Пионерчиков. - При их свете очень хорошо петь морские песни,- усмехнулся Федькин и, тронув струны гитары, завёл песню про то, как на далёком острове Таити жил с попугаем бедный негр Тити-мити. Словно большой светлячок, "Даёшь!" уютно покачивался под эту песню. А на трюме, под тентом, лежал бывший артельщик Стёпка. Он смотрел на зелёные огоньки и бормотал: - Милые светлячки, добрые светлячки! Это очень хорошо, что за вас платят самыми большими драгоценностями! Солнышкин любовался яркими огоньками из рубки. Он заступил на вахту и стоял у штурвала.
ТЕПЕРЬ СВЕТИТЕ СКОЛЬКО УГОДНО!
Ещё вся палуба нежилась в крепком, предутреннем сне, когда артельщик открыл глаза и приподнял голову. За бортом вода нашёптывала колыбельную и покачивала юный экипаж. Стёпка протёр глаза и осторожно стал пробираться между спящими. У камбуза он прихватил громадную банку, на цыпочках подошёл к борту и с досады плюнул. Хоть бы один порядочный светляк! Он трусцой подбежал к другому борту - там тоже было темно. - Драгоценности! Вот тебе драгоценности! - От злости он чуть не швырнул банку за борт. Но вдруг что-то смекнул. Рядом с Федькиным тихо, словно боясь его разбудить, мерцали два маленьких огонька. Артельщик подполз к банке, но огоньки зорко вспыхнули. "Тихо",погрозил им пальцем Стёпка и, взмокнув от страха, запустил в банку пятерню. В руке что-то затрепыхалось. "Есть!" - весело ухмыльнулся артельщик. Но, раскрыв ладонь, он ничего не увидел. В потном кулаке светлячки не горели! Тогда артельщик опустил их в банку, и светлячки замерцали. "Ничего, загоритесь!" - пригрозил он и потрусил по каюте. Отовсюду лился мягкий зеленоватый свет. - Хорош,- сказал Стёпка и потихоньку стал вылавливать светлячков в свою банку. В каютах становилось темно. Но зато в его руках банка так засветилась, будто в ней кипело зелёное солнышко, и артельщик испуганно завертел головой. "Хе-хе, хватит, хватит света,- подумал он и, забежав к себе в каюту, бросил на банку старый фартук.- Теперь светите сколько угодно, пожалуйста!" Он ещё себя покажет! Закрыв дверь на ключ, Стёпка отправился в рулевую драить палубу.
ЭТО НЕ ПОЖАР, СОЛНЫШКИН!
Едва ступив на порог, артельщик услышал крик птиц, посвистывание ветра и голос Морякова: - Право руля, Солнышкин! Вы слышите эти крики? - Слышу,- ответил Солнышкин. - Это близко земля, это скоро рассвет,- сказал Моряков. Солнышкин повернул судно, и впереди по носу загорелась тонкая и быстрая полоска зари. Но острова пока не было видно. - Подтянитесь,- сказал Моряков,- скоро он появится, и мы увидим фуражку Мирона Иваныча! Солнышкин поднялся на цыпочки, слегка налегая на штурвал. И судно потихоньку начало просыпаться. Кое-кто слетел с трюма и стал потирать бока. Но Моряков этого не замечал. Начиналось чудесное утро. Рокот океана бодрил, и, несмотря на бессонную ночь, капитан был возбуждён. - Слышите гул, Солнышкин? Это разбивается прибой о коралловые рифы! Сегодня у нас будут такие кораллы, такие кокосы, такие раковины, которые украсят лучший дворец! Нужен только хороший нож, нужны рукавицы, и вы увидите, что такое подводный мир! Ветер раздувал за спиной Солнышкина невидимые крылья. Солнце слегка подмигивало ему. И не только ему, потому что разбуженные лёгкой качкой среди полного штиля в рубке уже стояли Перчиков и Пионерчиков. А на пороге с ведром и шваброй на редкость бодро и весело трудился Стёпка. - Возьмите своих товарищей,- сказал Моряков,- денёк поныряете - и музей Робинзона будет полон! Перед Солнышкиным, Перчиковым и Пионерчиковым распахивались глубины океанской лагуны. - Хе-хе,- приблизился к Морякову Стёпка.- А нельзя ли и мне понырять? Я буду хорошо работать,- заверил он,- очень хорошо. Перчиков скорчил гримасу, но Пионерчиков сказал: - Раз человек хочет поработать, почему бы не взять? - Конечно,- сказал Моряков.- Конечно. Но учтите: осторожность. Иногда в лагуну заходят акулы... Но какое это имело сейчас значение! Друзья готовы были кричать, как птицы. И Солнышкин закричал: - Смотрите, смотрите, там впереди пожар! - Это не пожар, Солнышкин,- улыбнулся Моряков, всматриваясь, не видно ли впереди Робинзона.- Это на острове пылают алые тропические цветы. - Но впереди клубится дым! - крикнул Солнышкин. - Это не дым,- сказал взволнованно Моряков.- Это поводят кронами могучие фрамбойаны! - Но ведь над ними взлетают искры! - Это не искры, Солнышкин,- сказал Моряков,- это просыпаются тропические птицы. Вы же слышите, как они кричат? Да, это кричали незнакомые птицы, а вдали зеленел лес, к воде опускались лианы, и ярко пылали цветы. Их озаряло солнце. Оно горело уже вовсю. Солнышкин правил прямо на остров. Но чем ближе становился берег, тем тревожнее всматривался в него Моряков. Над пароходом летали сотни чаек. Но ни мистера Понча, ни Робинзона на берегу не было. Едва смолк гул машины, а старый Бурун с грохотом опустил якорь, Моряков приказал: - Бот на воду!
НОВОЕ УДИВИТЕЛЬНОЕ СОБЫТИЕ
Через несколько минут маленькая экспедиция уже сидела в боте. Солнышкин держал брезентовые рукавицы, Пионерчиков укладывал под скамью ножи. Марина, выглянув в иллюминатор, кричала: - Пионерчиков, привезите и мне кораллы! Только артельщик всё ещё спускался по трапу, прижимая к боку обёрнутую тряпкой банку. - Тащит всякое барахло,- возмутился Солнышкин. - Это не барахло,- хитровато, но удивительно вежливо сообщил артельщик.Это, хе-хе, лекарство, которое выписал мне Челкашкин. - Ладно, садись,- нетерпеливо сказал Перчиков, и волны сами понесли бот навстречу стелющимся по ветру пальмам. Солнышкин, привстав, смотрел туда, где в белоснежном воротничке морского прибоя поднимался остров. Он думал, почему Марина попросила привезти кораллы Пионерчикова, а не его. Но это не мешало ему смотреть вперёд. В глубине, в синей прозрачной бездне, мелькали рыбы, а впереди, среди рифов, гудел и взрывался белый поток. Маленький бот быстро приближался к нему, и Солнышкин невольно старался поставить ногу потвёрже. - Держись! - вдруг крикнул Моряков. Могучая волна подхватила бот на самый гребень и швырнула вперёд. Солнышкин почувствовал, как правая нога оторвалась от днища, левая завертелась в воздухе, как на педали, и он полетел в пучину. Когда он вынырнул, на него пахнуло таким ароматом, будто Борщик открыл свои кастрюли с компотом. Бот бежал впереди Солнышкина по синей-синей воде, вокруг лежала настоящая лагуна. Со всех сторон светился белый коралловый песок. Среди упругих зелёных листьев желтели бананы и пылали цветы. А на берегу, размахивая руками, плясали десятки курчавых людей в юбочках из пальмовых листьев. Они кого-то ожидали. Солнышкин хотел взобраться на бот, но вдруг почувствовал, как под ноги ему поднырнуло какое-то животное. Он издал испуганный вопль и увидел, что летит к берегу на настоящей дельфиньей спине. На боте раздался смех, и по лагуне пронёсся лёгкий ветерок. Это облегчённо вздохнул Моряков. Он сразу понял, чьи это проделки. Конечно, все это устроил Робинзон: старик любит чудеса! Капитан расправил плечи и весело протрубил приветствие: - Иа ора на! Он подождал ответа и застыл в изумлении. И не только он. У притихшего Перчикова носик стал ещё острее. На берегу хором ответили: - Иа ора на, Перчиков! И бросились надевать венки на Солнышкина, которого дельфин уже вынес к берегу. - Вы что, бывали в этих местах? - удивлённо спросил Моряков. Сам он здесь был только юнгой. - Нет,- ответил Перчиков. - Так что же это значит? - спросил Пионерчиков. - Не знаю,- развёл руками радист и вздрогнул: прямо на него из воды лукаво смотрела дельфинья голова с удивительно знакомым розовым носом и нежно произносила: "Пер-чиков!" А на берегу Солнышкин снимал с себя гирлянды и тоже показывал туда, где сидел Перчиков. Едва бот ткнулся носом в песок и радист вышел на берег, на него полетели десятки венков. Толпа, смеясь, прыгала вокруг с весёлой песней: "К нам приехал Перчиков!" А вода закипала от дельфиньих спин. Наконец все притихли. К Перчикову подошёл старый вождь племени. Он был высок, необыкновенно толст и важен, но, прижав руки к сердцу, низко поклонился. - Да что же все это значит?! - воскликнул Моряков. Тогда из толпы вышел маленький лысый проповедник в белой сутане и с крестиком на груди. Он поклонился и сказал: - Это всё сказка... - Что? - спросил Моряков, уже совершенно ничего не понимая.
- Я всю жизнь,- поднял глаза к небу старичок,- всю жизнь старался им доказать, что есть бог... Пионерчиков кашлянул, но из вежливости промолчал. - Я доказывал им это самыми красивыми словами, но тариорцы только смеялись и плясали,- прослезился старичок.- Они верили своим дельфинам, каждому их слову! А теперь поверили в Перчикова! - Кому поверили? - удивился капитан. Под его ногами мягко хрустнул песок. - Дельфинам! - всплеснул руками старичок.- Они давно говорят с дельфинами. А теперь дельфины принесли сказку, будто какой-то Перчиков спас их товарища. Вон того.- Проповедник показал на красноносого дельфина.- И островитяне поверили в Перчикова. Теперь нет бога, а есть Перчиков! - Но это не сказка,- подскочил Перчиков. Его голова едва выглядывала из цветов. - Это не сказка! - крикнул Солнышкин. И выложил всю историю, которая произошла с Перчиковым в далёких морях, совсем у другого острова. - Да, это не сказка! - вздохнул артельщик. Уж он-то знал, в чём тут дело. Моряков даже вспотел от волнения. Он не мог этому поверить, но рядом с ним из воды выскакивали дельфины, которые на десятки ладов посвистывали, покрикивали, потрескивали: "Перчиков, Перчиков!" Капитан махом разбил валявшийся на берегу кокосовый орех и от волнения осушил его до капельки. - Да ведь это же ценнейшие научные данные! - потряс он перед Перчиковым рукой.- Что же вы молчали? Но тут другая мысль остановила его: "А где Робинзон? Не терпят ли они бедствие с Пончем? Ведь можно попросить дельфинов разыскать их!" Вождь островитян только улыбнулся. Он повернулся к морю, что-то пропел, хлопнул в ладоши, и десятки живых быстроходных ракет ринулись вперёд, за рифы, на поиски старого Робинзона. А Перчикова и его друзей островитяне подхватили под руки и повели к зарослям цветов, на поляну. Молодые островитянки несли туда на банановых листьях жареных поросят, громадных красных омаров. На острове начинался весёлый пир. И только артельщик повернул в сторону. - Идём,- позвал его Пионерчиков. Но Стёпка схватился за живот и показал на банку с лекарством.
ДРАГОЦЕННОСТИ СТЁПКИ-АРТЕЛЬЩИКА
Конечно, каждому читателю понятно, что ушлый артельщик удалился совсем не для того, чтобы лечить живот. И конечно, не для этого он выудил ночью светляков из чужих банок. Пока на лужайке звенели протяжные песни, трубили раковины, он торопился набить карманы драгоценностями Тариоры. Нужно было только найти, у кого бы их выудить. Стёпка прогулялся между бамбуковыми хижинами, но не встретил ни одного человека. Все были на празднике. Только ветер колыхал громадные листья бананов. Правда, в одной из хижин кто-то заворочался, и артельщик дипломатично сказал: "Хе-хе". Но оттуда высунулось свиное рыло и дружелюбно ответило: "Хрю-хрю". Артельщик откатился в сторону и прислушался. Музыка и пляски были в самом разгаре. Вдруг над артельщиком что-то пронеслось, и неподалёку раздался удар, следом другой! Стёпка отлетел на верный десяток метров, словно катапультировался. И вовремя! На верхушке кокосовой пальмы родственник вождя рубил орехи для праздника. - Эй! - крикнул Стёпка и махнул рукой. Островитянин швырнул в него орехом: ему было совсем не жаль для гостя! Стёпка пригнулся и ещё раз махнул рукой. Громадный орех, как ядро, просвистел у самого уха. - Хватит! - зло заорал Стёпка. Но вдруг, опомнившись, он улыбнулся и, поманив островитянина пальцем, показал ему банку. Тот, отломив лист пальмы, приземлился, как на парашюте. Артельщик хихикнул: дело пошло на лад! Он приблизился к островитянину, пальцем прикрыл ему один глаз, а к другому быстро поднёс приоткрытую банку. Тот отпрянул, потом посмотрел на Стёпку и заглянул в банку ещё раз. Губы у него сразу вытянулись трубочкой, а глаза заблестели, как две лагуны. - Вот это дело! - подмигнул Стёпка и показал: - Я - тебе, ты - мне.- И, оглядываясь, он пощёлкал толстыми пальцами. - Пальму с кокосами,- предложил островитянин. Но Стёпка поморщился: - Нашёл чем удивить! - Свинью с поросятами,- показал пальцем на хрюкающее у хижины семейство раззадоренный родственник вождя. - У меня дома таких десять тысяч! - отмахнулся артельщик. Тогда, что-то сообразив, островитянин стукнул себя по лбу, радостно вскрикнул и помчался домой за самой большой на острове драгоценностью. Через минуту он вернулся с маленьким плетёным сундучком и потряс им перед ухом артельщика. Внутри что-то звякало, шелестело, будто пересыпающийся жемчуг. - Вот это другое дело! - причмокнул артельщик.- Это другое...- Он хотел приоткрыть крышку сундучка, но островитянин оглянулся и замахал руками.Понятно,- сказал артельщик. Он сам сегодня полночи оглядывался. И, отдав счастливому островитянину банку со светлячками, Стёпка припустил к берегу. Над ним вприпрыжку бежали лёгкие облака, и оттого что у него в руках был тяжёлый сундучок, артельщик тоже чувствовал себя лёгким облаком среди пальм. А если ещё потрогать хоть один драгоценный камень, хоть одну жемчужину, он сиял бы, как само солнце! Артельщик приоткрыл сундучок, сунул палец. И в тот же миг ему под ноготь вонзилось что-то острое и жгучее. Он с воем швырнул сундучок на землю, и оттуда с гудом взметнулись крупные золотистые пчёлы. Обхватив руками голову, Стёпка бросился в банановую рощу. Он с треском продирался сквозь заросли. А драгоценности, за которыми он гонялся, звенели у самого его уха и никак не хотели отставать. Каждый раз, когда в него впивалось жало, он подпрыгивал и лягал пятками воздух. Внезапно артельщик рухнул в кустарник и замер. Обманутый рой словно споткнулся и заметался из стороны в сторону. "Ну, мимо! Мимо! - не дыша следил артельщик.- Дальше, дальше...- И, увидев, что пчёлы наконец взяли направление на звуки пира, ухмыльнулся: Попробуйте, попробуйте, Солнышкин! И вы, Перчиков, тоже!" Но вдруг до его слуха донёсся какой-то гул, потом треск и крик Солнышкина: - Лови! Лови! "Узнали о светлячках! Разведали!" - решил Стёпка. Послышались удары барабана, охотничьи крики, и артельщик, не разбирая дороги, ринулся в дебри напролом.
ГИППОПОТАМЫ
Ещё минуту назад Солнышкин сидел на поляне и думал, как бы поскорее улизнуть из этого круга. Конечно, всё было здорово: и катание на дельфиньей спине, и кокосовое молоко, которое он пил прямо из ореха. Перед ним лопались на костре бананы, а листья банановых пальм овевали его, как опахало. Но в нескольких шагах шуршал песками белый коралловый пляж, синела прозрачная вода лагуны, сверкало тропическое небо. И Солнышкин, приподняв венки, из-за которых ему совсем не было видно Перчикова, подмигнул: - Пошли! Перчиков и сам мечтал улизнуть. Он не любил сидеть в президиумах. И он подтолкнул Пионерчикова: - Слушай, посиди за меня. Радист выскользнул из-под венков, ещё раз подтолкнул Пионерчикова, который смотрел, как на соседней пальме орудует клешнями взобравшийся на верхушку пальмовый вор, и наметил самый близкий маршрут. Но вдруг рядом с ним раздался крик, и на поляну, путаясь в сутане, выбежал старый проповедник. Глаза его от ужаса вертелись, как колесики, а губы вздрагивали и лепетали: - Гиппопотам, гиппопотам! - Да где? - воскликнул Моряков. Это было невероятно: на островке в Тихом океане гиппопотам? В банановой роще действительно стоял невообразимый треск. И Моряков, а за ним вся команда и островитяне, хватая палки, с боевыми криками бросились вперёд. Гремели ореховые колотушки, трубили раковины, стучали палки. Целая армия охотников мчалась к банановой роще, где, отбиваясь от пчёл, орудовал толстый Стёпка. Он чувствовал себя сейчас не лучше, чем в медвежьей шкуре, но, конечно, не знал, что перепуганный священник обрядил его теперь в шкуру гиппопотама. Он только слышал, как за ним несётся толпа и раздаётся крик Солнышкина: "Лови! Лови!" Солнышкин, как всегда, летел впереди. Артельщик бросился в сторону, но споткнулся и вдруг над самым ухом услышал голоса Солнышкина и Перчикова: - Ну что, видел? В лицо ему ткнулись два вспотевших носа. - Кого? - спросил затравленный артельщик. - Гиппопотама. Так вот кого ловили, вот что за топот стоял сзади! Подскочив, Стёпка ухватился за висевшую над головой лиану, оттолкнулся и ринулся наугад над рощей, над плантацией, не зная куда. Мало ему было пчёл, теперь ему не хватало только зубов гиппопотама! - Стой! - крикнул Солнышкин.- Подожди! - Он тоже схватился за лиану и понёсся за артельщиком. Сзади, хлопая себя по затылку, летел Перчиков, а внизу бежала вся шумная компания, над которой воинственно гудели пчёлы. Чем громче становился за спиной топот, тем быстрее летел артельщик. Бамбуковые стебли стукали его по лбу. Вокруг стоял грохот. Лианы цеплялись за ноги. Артельщик мчался, пока наконец не шлёпнулся в светлую воду лагуны. "Хватит рубинов, хватит топазов, хватит алмазов!" - думал он.
НОВОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ ПЕРЧИКОВА
Солнышкин выпустил из рук лиану, мягко приземлился на берег и обомлел. Под ногами, как снег на морозце, хрустел белый песок. Морские звёзды горели в прозрачной воде всеми цветами, и бегущие к ногам синие волны так и шуршали: "Ну, здравствуй, Солнышкин! Хорошо, Солнышкин?" "Хорошо-о!" - повторял гул океана. И ветры всех океанов, кажется, тоже спрашивали: "Хорошо?" Солнышкин сразу забыл про гиппопотамов и пчёл. Из воды вынырнула голова Перчикова. В одной руке у него был нож, в другой - громадная розовая раковина. - Там тысячи кораллов, там тысячи раковин для всех дворцов! - Глаза его были широко раскрыты. Солнышкин взял из бота нож и плюхнулся в воду. Прямо перед носом порхнули пузырьки, а у глаз повисли голубые быстрые капли. Солнышкин отогнал их рукой, и сквозь пальцы промчалась стайка голубых рыбёшек. Он попробовал их поймать. Но рядом появилась какая-то глазастая красная рыба. Она распустила золотистый плавник и, посмотрев на Солнышкина, поплыла в глубину.
Солнышкин нырнул за ней. Он проплыл мимо громадного рака-отшельника, которого погоняла пышная оранжевая актиния. Потом проскользнул над важным усатым омаром. И впереди увидел язычки яркого пламени. Солнышкин прикрыл один глаз - костёр горел. Он прикрыл второй глаз костёр продолжал гореть. Перед ним колыхался алый коралловый лес! Солнышкин выставил вперёд руки - и целый фейерверк рыб метнулся в стороны. Повсюду шевелились настоящие цветные букеты... Над ними парил Перчиков и протягивал руки к большой раковине. - Ну как? - подмигнул он Солнышкину. - Здорово! - крикнул Солнышкин и, давясь, вылетел наверх. - Нашёл где кричать! - засмеялся Перчиков и сам пробкой выскочил за другом. Но, видно, им понравилось разговаривать в воде, потому что оба тут же нырнули снова. Вода была прозрачнее воздуха. Солнышкин парил в воде, как дельфин. Он опустился возле кораллов и стал срезать ножом ветку за веткой. Это для музея, это для бабушки, это... Руки Солнышкина наткнулись на громадный, как факел, коралл. Солнышкин срезал его и, всплывая, поднял над собой. Алые капли повисли над головой... - Это... для Марины! - вздохнул Солнышкин, положил коралл в бот и нырнул. Перчиков трудился рядом. Он выносил наверх то громадную раковину, то звезду. Но бот был уже полон, и Перчиков махнул рукой: хватит! Солнышкин, будто в лохань, плавно опустился в громадную перламутровую раковину и смотрел, как над ним переливаются волны и нежно пульсируют медузки. А Перчиков, закинув ногу на ногу, присел напротив на поросший травой камень. Вдруг лицо у него странно изменилось, и он закусил губу: под ним оказался настоящий морской ёж. Теперь Перчикову хотелось открыть рот шире лагуны, но он молчал, чтобы не портить другу настроение. Однако Солнышкин и сам заметил, что Перчиков странным образом вращается по дну и пониже спины у него торчат четыре антенны, как у спутника. Нет, радист и здесь не мог обойтись без изобретений! А Перчиков уже с космической скоростью летел на берег мимо бота, в котором сейчас сидел артельщик. Стёпка решил начать новую честную жизнь и мирно глодал поросячью ножку, которую прихватил из котла на месте недавнего праздника.
САМАЯ НАСТОЯЩАЯ АКУЛА
Перчиков лёг под пальму. А Солнышкин, расставив ноги, стал рядом. - Тяни, только осторожно,- сказал Перчиков. Но предупреждения показались Солнышкину излишними. Лично он - под гул волн, шум пальм на коралловом острове - готов был перенести любую операцию. - Тяни, - крикнул Перчиков,- любуется ещё! Солнышкин выдернул из Перчикова иглы и опустился на камень, недоумевая, как это всё-таки его друга угораздило сесть на ежа! Но пока Солнышкин рассуждал, камень, на котором сидел он сам, встал на лапы и высунул из-под панциря голову. Сохраняя равновесие, Солнышкин взмахнул руками и завертел головой. Он ехал в море верхом на огромной черепахе! Стёпка оторопело отложил в сторону поросячью кость и приподнялся со скамьи. Он видел, как Солнышкин въехал в лагуну и, уцепившись за панцирь, нырнул вниз. Сквозь прозрачную воду было видно всё до песчинки. Вот черепаха проплыла мимо бота. Вот она прошла узким коралловым коридором и сделала круг над маленькой площадкой. Там было прохладно и сумрачно. На дне лежали обросшие травой старые тяжёлые триадакны, мерцали обломки перламутра. Солнышкин разглядывал их, быстро работая ногами. - Пусть плывёт! - решил Стёпка, снова посасывая кость. Теперь его не интересовали никакие морские диковинки и побрякушки. Он начинал новую, добрую жизнь! Но вдруг Солнышкин отпустил черепаху, нагнулся, и тут артельщик увидел, как у Солнышкина на ладони сверкнула радугой жемчужина. Невиданная жемчужина! С голубиное яйцо! Стёпкино сердце вздрогнуло и отчаянно заколотилось. Тысяча топазов! Тысяча алмазов! - Стой! - крикнул он Солнышкину, зажав в руке кость. В это время в сотне метров от бота Стёпка заметил громадную акулу; привлечённая мясным запахом, она всё ближе и ближе описывала круги. Но внизу сверкало такое богатство! И артельщик, забыв о страхе, ринулся в воду. В тот же миг Солнышкин был сбит с ног. Его завертело и закружило в водовороте. "Жемчужина!" - хотел крикнуть он, но только выпустил стайку пузырьков и следом за ними вылетел наверх. У самой поверхности он заметил, как мимо него с разинутой пастью ринулась вниз здоровенная акула. Хвост её, как наждак, прошёлся по пяткам Солнышкина, и он с ужасом увидел, как от хищницы отбивается танцующий в воде артельщик. - Перчиков, на помощь! - заорал Солнышкин, снова бросаясь с ножом в воду. Но, кажется, было поздно. Акула уходила в сторону. В зубах у неё были Степкины штаны, из которых торчала свежая обглоданная кость. Солнышкин поднырнул под задыхающегося артельщика и вынес его на плечах к берегу.
ЦЕЛЫЙ ДВОРЕЦ ДЛЯ РОБИНЗОНА
Всё это произошло так быстро, что Перчиков едва успел вскочить. - В чём дело? - крикнул он, глядя на Солнышкина. Солнышкин, отфыркиваясь, рассказал про акулу и про жемчужину. Перчиков удивлённо посмотрел на лежащего Стёпку, скользнул взглядом по его рёбрам: все рёбра артельщика были на месте. - А тебе не показалось? - усомнился Перчиков. - Что? - И кость, и твоя жемчужина? Солнышкин оскорбился. Показалось! Жемчужина, за которую можно построить целый дворец для Робинзона! - Именно такие и кажутся! - подмигнул Перчиков.- Особенно в воде. Преломление лучей - и готов обман зрения! - И акула тоже показалась? - налетел на радиста Солнышкин.- Если бы не Стёпка, видел бы ты меня сейчас рядом! - О-ох! - зашевелился вдруг артельщик, услышав своё имя.- Ох! - Открыв глаза, он схватился за раздутую щеку, и из носа у него брызнули струйки воды. Он сел и, посмотрев на Солнышкина, прогнусавил: - Жив, Солнышкин? И снова схватился за щеку. Потом он застонал: - Ох, мои штаны, мои зубы! Нужно заметить, что, хотя на щеке у артельщика остался отпечаток акульего хвоста, зубы у него были на месте, и могло даже показаться, что один, довольно крупный, прибавился. А что касается штанов, то их действительно не было. Но Перчикова это не волновало. Прихрамывая, он сделал шаг в сторону, сорвал несколько банановых листьев и протянул артельщику. Симпатии к нему радист, конечно не испытывал, но уважал благородные поступки. - Ну, пошли,- сказал Солнышкин. Он готов был перевернуть всё дно, лишь бы только найти жемчужину. И Перчиков, взяв нож, бросился за ним в воду. Они снова проплыли над кораллами и стали тихо кружить у той самой площадки. Перчиков заглядывал под каждую раковину, Солнышкин ощупывал каждый осколок перламутра. Жемчужины не было. А хитрый артельщик, пританцовывая в пальмовой юбочке стряхнул с себя песок и что-то быстро повернул языком во рту. Вдруг песок захрустел. На пляже появились в венках Моряков и Пионерчиков. За ними на берег высыпали островитяне. Увидев их, Солнышкин вышел из воды. Он ещё раз пересказал всю историю и попросил капитана задержаться хоть на один день. Но Моряков молчал. - Да ведь это целый дворец для Робинзона! - воскликнул Солнышкин. - Во-первых, не для Робинзона, а для Мирона Ивановича,- сказал Моряков.- А во-вторых, нужно найти его самого, а потом уже думать о дворцах. Кажется, я слишком доверился вашим фантазиям: дворцы, дельфины, тарелки, плоты, жемчужины! И вот результат! - Неожиданно он рассмеялся и, повторив: "И вот результат!", протянул руки к лагуне: к берегу под весёлое хрюканье дельфинов катился плот, на котором размахивали руками мистер Понч и старый Робинзон. - Мы, кажется, чуть-чуть задержались,- улыбнулся мистер Понч. - У нас были причины,- сказал Робинзон. Из рукавов его кителя валил пар, и вокруг распространялся острый ароматный запах.
ЛЕВО РУКАВ, ПРАВО РУКАВ!
Ночь на плоту была великолепна. Сначала Робинзон прислушивался к плеску океана, и океан напевал старому инспектору свои самые добрые песни. О тёплых тропических ветрах, о неведомых берегах. Иногда он, правда, подбрасывал плотик, чтобы старик не заснул. Но Мирон Иваныч спать не собирался. Он думал о своих воспитанниках, которые плывут далёкими морями, и порой всплеск волны казался ему добрым дружеским приветом... Мистер Понч не мешал ему думать. Он слушал, как попискивает рядом транзисторный приёмничек. И лошадка мистера Понча вела себя очень смирно. Но на рассвете, когда старый Робинзон с разрешения Понча взял штурвал в свои руки, акула взвилась в воздух и потянула плот в сторону. - Мы, кажется, резко меняем направление! - сказал Понч и поторопился Робинзону на помощь. - Видимо, она ко мне не привыкла! - смутился Робинзон. Но Понча лошадка тоже не признавала. - Послушайте, уважаемая, посмотрите, какая прекрасная солонина! Будь я на вашем месте, я бы обязательно попробовал! - взмолился Понч, подсовывая акуле приманку. Но солонина привлекла её не больше, чем сытого кота съеденные вчера колбасные шкурки. Хищница придерживалась какого-то точно заданного курса. И чем дальше, тем она летела быстрей. - Такое впечатление, будто мы плывём над какой-то подводной рекой,- сказал Понч. - Да-да,- согласился Робинзон,- да-да.- И протянул Пончу подзорную трубу. За гребешками волн Понч увидел занятную картину: среди океана один за другим появлялись быстрые фонтаны, а около них клубились облака пара. - Интересно,- сказал Понч, направляя окуляр.- Интересно.- Но смотрел он не вперёд, а вниз. Акула мчалась по настоящей реке из ухи, глотая рыбные хрящики и крабьи лапки. А впереди булькала и пузырилась вода, будто там стоял гигантский котёл с ухой. - Лево руля! - крикнул Понч.- Лево руля! Но он опоздал. Акула махом перелетела через какой-то подводный барьер и так подпрыгнула, что вокруг разлетелись горячие брызги. Над плотом пыхнул пар, и всё пропало из виду. Робинзон ухватился за мачту. Понча он не видел и только слышал его восклицания: - Уха! Настоящая уха! Наконец пар улетучился, и на краю плота снова показался Понч, который пробовал из ложки густой рыбный навар. - Кажется, в этой ухе сварилась наша лошадка! - заметил Робинзон. Акула медленно опускалась в глубину, а плотик по инерции бежал вперёд. - Но целое озеро ухи, видимо, стоит этого! - заключил Понч, доставая маленькую солонку. Он потряс ею над дымящейся водой и потянулся за термосом, чтобы наполнить его ухой: Пончу предстояла ещё очень дальняя дорога. Вода вокруг забурлила, и струйки пара побежали веселей. - Ого, кажется, моя фуражка пахнет сейчас повкусней, чем камбуз у Борщика! - сказал, обмахиваясь мичманкой, Робинзон, - А подошвы моих ботинок могут быть самым вкусным блюдом в любом лондонском ресторане,- произнёс Понч и наклонился с термосом над кипящим озером. Плот качнулся. И рядом с Пончем ударил ввысь такой фонтан, что мореплаватель отлетел прямо в руки старому Робинзону.
- Гейзер! - сказал он.- Настоящий гейзер. И кажется, нам пора немедленно выбираться. Мы находимся над кратером подводного вулкана! Да, теперь можно было явственно различить окружающие плотик края вулкана, которые едва выступали из-под воды. Озеро во многих местах начинало дымиться и клокотать. - Быстрей! - энергично сказал Понч.- Парус! Выровнять парус! Робинзон выполнил команду. Но ветра не было, и плотик тихо вертелся на месте. Положение становилось безвыходным. Наступила такая жара, что из рукавов струйками повалил пар. Робинзон хотел снять китель и вдруг, озарённый мыслью, сказал: - Мистер Понч, а почему бы нам не использовать паровой двигатель? - Но где же он? - Вот он. Китель. Обыкновенный китель! - Здесь, кажется, не до шуток, мистер Робинзон,- сказал Понч. - Но я не шучу. Смотрите! - Робинзон энергично снял свой кителёк и, распахнув, быстро его встряхнул. Из рукавов, как из выхлопной трубы, мгновенно вырвались два облачка. - А пожалуй, пожалуй! - подхватил Понч.- Подойдите к краю плота. Так! Робинзон распахнул китель пошире. Понч взмахнул парусом и погнал к Мирону Иванычу облако пара. Рукава кителя распрямились, из них ударили две паровые струи. Плотик качнулся и дрогнул. - Тронулись! Тронулись! - закричал Робинзон. Мистер Понч заработал парусом ещё быстрей, пар стал плотней, и плотик побежал к выходу из озера. Вода взбугрилась, заклокотала, и из глубины один за другим стали подниматься вверх горячие фонтаны. - Лево рукав! - скомандовал себе Робинзон, и плот увернулся от обжигающей струи. - Право рукав! - скомандовал через несколько секунд Понч. Гейзеры, шипя и взрываясь, били чуть не под облака. Но маленький плот ловко лавировал между ними. Он почти перевалил за жерло вулкана, когда Робинзон вдруг опустил китель. - Мистер Понч, кажется, вы хотели запастись ухой? - О да,- спохватился Понч,- одну секунду! - Он достал из кармана крохотную перечницу, потрусил ею над озером, потом взялся за солонку, но вдруг схватился за голову. - Что случилось? - тревожно спросил Робинзон. - Я ч-чуть,- задохнулся Понч: перчинка попала ему в нос,- я чуть не посолил озеро дважды. Потом он завернул крышку наполненного термоса и отчаянно чихнул. От энергичного рывка плот перевалил за кратер. И, к полной неожиданности стариков, его подхватило на спины появившееся откуда-то стадо дельфинов. Гейзеры взлетали и дымились далеко позади. Робинзон встряхнул китель и, надев, аккуратно застегнул его на все пуговицы. Понч снова сел в кресло и положил ногу на ногу. Дельфины неслись прямо к острову. Запахи ухи постепенно таяли, и вокруг всё больше пахло глубинной солью, йодом и вольными морскими травами. - Знаете, мистер Робинзон,- сказал Понч, прижимая к себе термос,- я вас буду всё время вспоминать. - Я вас тоже,- взволнованно ответил Мирон Иваныч. - Я охотно совершил бы с вами кругосветное плавание,- признался Понч. - И я с вами тоже,- мечтательно произнёс старый инспектор Океанского пароходства. - Так в чём дело? - воскликнул Понч.- Давайте отправимся сегодня же, сейчас! На это Мирон Иваныч ничего не ответил. Он смотрел, как вдали возникает берег, над которым уже поднималась могучая фигура Морякова.
КАК ЖЕ ТАК, МИРОН ИВАНЫЧ?
- Но как же вы теперь обойдётесь без вашей лошадки? - спросил Моряков, как только Понч закончил рассказывать эту маленькую историю. - О, за лакомый кусочек нам послужит ещё не одна пегая! - сказал Понч, кивнув на кусок солонины, и спрыгнул на песок. Следом за ним, высоко подняв голову, на берег сошёл Робинзон. - Теперь нам остаётся пополнить запасы фруктов, и мы можем отправляться в путь! Моряков исподлобья посмотрел на Понча, потом на Робинзона и спросил: - О ком вы говорите, мистер Понч? - О нас с мистером Робинзоном! Моряков был потрясён и обижен. - Как же так, Мирон Иваныч? - сказал он. Но Робинзон мягким движением руки успокоил его. Конечно, путешествие с Пончем было очень заманчивым, но он не собирался покидать товарищей. Просто мистер Понч поторопился принять за него решение. И когда увешанный бананами мореход сел в своё кресло, Робинзон обнял его на прощание. Понч понимающе кивнул головой. - Мистер Робинзон,- сказал он,- я буду вас помнить, и, если вы соберётесь в следующее плавание, вас на моём плоту всегда будет ждать лучшее место. Робинзон кивнул головой. Ему было грустно расставаться с новым товарищем и с пахнущим ухой плотиком, на котором он совершил маленькое, но удивительное плавание. - Ну что же, пора собираться и нам,- сказал Моряков. - А жемчужина? - подскочил Солнышкин. - Но её никто не видел,- сказал Моряков. - Никто не видел! - пробормотал Стёпка. - Я видел! - крикнул Солнышкин. - Но ведь нас ждут в Антарктиде! Что же нам дороже? - сказал капитан, окинув Солнышкина суровым взглядом. - Да, нас ждут люди,- прогундосил артельщик, держась за щеку. И Перчиков вспомнил, что раньше артельщик держался за другую. Радист внимательно посмотрел на Стёпку, но ничего не сказал. Экипаж взгромоздился на бот, полный раковин, звёзд, кораллов. Сверху положили венки, предназначавшиеся Перчикову, а сам Перчиков никак не мог вырваться из рук островитян. Наконец Пионерчиков втащил его в бот. Моторчик затарахтел, кашлянул. Моряков кивнул: "Тронулись!" Закачали верхушками пальмы, затрубили вслед раковины, рядом с ботом заскользили дельфины, крича: "Перчиков, Перчиков!" А на берегу среди своих неверующих островитян стоял маленький лысый проповедник, потирал ухо и не знал, за кого же теперь агитировать - за бога или за Перчикова. Волны летели мимо бота. И Солнышкин оглядывался на них. Там, где-то в глубине, оставалась жемчужина. Он видел её! Она лежала на его ладони! И ему было очень грустно - то ли оттого, что он не смог этого доказать, то ли оттого, что сзади, за спиной, исчезал первый в его жизни остров, над которым прощально вился лёгкий дымок недавнего праздничного костра...
НОВЫЙ ВОЖДЬ МАЛЕНЬКОГО ОСТРОВА
До парохода оставалось совсем немного, уже было хорошо видно, как на мостике размахивают фуражками Ветерков и Безветриков, когда Пионерчиков тронул Морякова за локоть и кивнул в сторону острова. - Окружают! - взвизгнул Стёпка и завертелся на месте. Из лагуны одна за другой быстро вылетали пироги, и в каждой подпрыгивали воины. Океан покрылся щитами, копьями и огласился криками: "Пер-чи-ков! Пер-чи-ков!" - Провожают,- сказал Солнышкин. Но всё это ни капельки не было похоже на проводы. Перчиков встал. Мотор от испуга замер. Пироги обошли бот и сомкнулись. Солнышкин посмотрел вокруг. Со всех сторон сверкало кольцо щитов и копий. Крики смолкли. С передней пироги поднялся грузный вождь островитян, что-то сказал на местном наречии и поклонился Перчикову. - Великий Перчиков,- перевёл появившийся тут же проповедник,- мы просим тебя быть нашим вождём! Перчиков заморгал. Ему везло! Губернатором его уже на одном из островов делали, вождём приглашают, осталось только попасть в председатели кабинета министров!
- Я уже старею,- сказал вождь,- и очень прошу тебя занять моё место. - Но какой же я вождь! - усмехнулся Перчиков. - Да, ты ещё, конечно, очень худой,- покачал головой старый вождь (на этих островах стать вождём тощий человек не мог),- но мы для тебя будем каждый день жарить поросёнка в кокосовых орехах, и ты станешь важным и великим, как я! - И великий вождь, чтобы показать свою мощь, так подпрыгнул, что воины на другом конце пироги, взлетев вверх, едва не сели на копья своих товарищей. Моряков нахмурился. Артельщик крякнул от удовольствия. А Робинзон почесал за ухом. Положение становилось довольно острым. Только Солнышкин и Пионерчиков были уверены, что их друг скажет "нет", но Перчиков рассмеялся и сказал: - Да, я буду великим, как ты. - Предатель! - выпалил Пионерчиков. А Солнышкин дал другу такого пинка, что Перчиков тоже подпрыгнул. На обидчиков тотчас, нацелился десяток копий. Моряков вскочил, артельщик полез под скамью, но великий вождь островитян Перчиков великодушно махнул рукой: - Я их прощаю! Он еле сдерживался от смеха. Радист, конечно, не собирался бросать ни друзей, ни свою рубку, в которой так весело попискивали сигналы спутников. Просто он неожиданно обнаружил в себе дипломатические способности. - Я буду вождём,- сказал он, и над океаном пронёсся радостный вопль. Бот вдруг взлетел вверх: это дельдьфины подбросили Перчикова, как солдаты подбрасывают своего полководца. - Но сейчас я очень занят,- сказал Перчиков.- Каким бы я был вождём, если бы так просто бросил свой пост? (С этим доводом все согласились.) Поэтому, пока я плаваю, я должен назначить заместителя.- Он посмотрел на каждого из своих друзей. Все притихли. Артельщик всплеснул руками: - Это очень правильно - заместителя! - И во рту у него, кроме трёх золотых зубов, что-то ярко блеснуло. Но Перчиков этого не заметил, потому что Солнышкин показывал ему в это время кулак, а Пионерчиков, испугавшись, как бы не назначили заместителем его,- сразу оба! - Я оставлю заместителем тебя,- сказал Перчиков и посмотрел на старого доброго вождя островитян.- Ты будешь править островом и каждый день съедать вместо меня по жареному поросёнку! Старый заместитель был польщён. Он улыбнулся. Воины застучали копьями о щиты и разомкнули кольцо. Солнышкин сиял, Пионерчиков алел. И под шум океана дельфины вынесли бот прямо к борту "Даёшь!" откуда доносился лай: это лаял Верный, который всё время охранял островок Робинзона. Рядом с ботом летела пирога, нагружённая кокосовыми орехами и бананами. Лучшие воины острова провожали в дальнее плавание своего мудрого вождя и его друзей. Наконец старший из воинов передал Перчикову щит и копьё. И "Даешь!" быстро покатился на юг, к Антарктиде.
ВАЖНАЯ НОВОСТЬ ДЛЯ СОЛНЫШКИНА
Конечно, рубка Перчикова была гораздо меньше прекрасного острова, но зато здесь в руках у радиста был весь мир. Перчиков сел к столу, включил аппарат, и со всех концов земли понеслось: точка-тире, точка-тире... "Сегодня из Океанского порта в героический Вьетнам ушёл пароход с подарками советских пионеров". "Юннаты колхоза "Крепкий аппетит" вырастили дыню небывалой величины. Скоро на Выставке достижений народного хозяйства можно будет увидеть её макет. Сама дыня, к сожалению, не сохранилась. Она издавала такой соблазнительный аромат, что после долгих споров её решили съесть. Ели дыню всем колхозом два дня". Перчиков даже облизнулся. Тоже ещё юннаты! Не могли оставить полдыни для тех, кто в море! И он сердито потянул к себе следующую ленточку... "В Антарктиду пришла настоящая весна. Как нам сегодня сообщили, на побережье ледовитого материка высадился первый пингвиний десант..." Это было так здорово, что Перчиков не мог усидеть на месте. Сообщение было очень кстати! Он схватил ленту и помчался в каюту. Солнышкин укладывал под койку замечательные трофеи, и вся каюта была похожа на морское дно. На столе краснели ветви кораллов, у иллюминатора лежала великолепная гулкая раковина, а по палубе перекатывались орехи. Но главного трофея не было. Он затерялся на дне маленькой лагуны. И Солнышкин, вздыхая, рассматривал коралл, который привёз для Марины. - Грустишь? - сказал, входя, Перчиков.- А в это время поступают такие сообщения! - Радист подмигнул и протянул Солнышкину ленту. Солнышкин равнодушно взял её, но в следующий миг его руки забегали с быстротой телетайпного аппарата. Буквы на ленте чернели, как пингвины на снегу. - И мы увидим их? - крикнул Солнышкин. - Конечно! - без тени сомнения заверил его Перчиков.- Все пингвины Антарктиды будут у нас! - Он сунул руку в карман, словно там лежала Антарктида с пингвинами. В каюте стало светлей и просторней. Перчиков был доволен. Кажется, он утешил друга. - Подумаешь, жемчужина,- усмехнулся Солнышкин.- Разве в ней дело? Впереди сверкала Антарктида. Земля Перчикова. Земля Робинзона. Земля... Марины. И Солнышкин взял с койки алый коралловый куст. В каюте Марины никого не было. Солнышкин быстро положил ей на подушку свой подарок и вышел. Скоро он услышал стук двери, а потом радостный крик Марины: - Пионерчиков, вот так Пионерчиков! Солнышкин побледнел. Ему очень хотелось, чтобы Марина узнала, что Пионерчиков здесь ни при чём... Но не мог же Солнышкин сказать ей об этом сам! И он сердито ходил из конца в конец по палубе парохода, который летел к Антарктиде. А в одной из его кают сиял разукрашенный пчелиными укусами артельщик. Опухоль со щеки, правда, у него уже спала, но зато на груди появился целлофановый мешочек, в котором - хе-хе! - ярче всех Антарктид сверкала жемчужина величиной с голубиное яйцо.
МИНУТА МОЛЧАНИЯ
Тот, кто думает, что в плавании всегда и у всех прекрасное настроение, глубоко ошибается. Настроение кое у кого было совсем неважное. На берегу побывали не все. Борщик не взял рецепты новых блюд у островитян и не пополнил запасы для компота. Бурун не запасся орехами для своих медведиков. Челкашкин не собрал лекарственных трав и попросту не выкупался. Он проходил около стенгазеты, в которой Пионерчиков написал о поединке артельщика с акулой, и бросал язвительные взгляды: - Этой филькиной грамотой нас хотят успокоить, чтобы не плакали о прекрасном пляже! - И добавлял:- Ну ничего, мы ещё позагораем! А скорей всего, настроение у команды было таким из-за ужасного тумана, который забирался в рукава и под воротники, закладывал уши и носы, иллюминаторы и клюзы. Даже привычный к подобным неприятностям Бурун зло ворчал и отмахивался от него тяжёлой палкой. Каждые две минуты "Даёшь!" гудел, а в остальное время мрачно сопел и спотыкался. Чтобы не заблудиться на палубе, Солнышкин надел на руку старый бронзовый компас. Стало так холодно, что островок Робинзона с пальмой сам начал потихоньку подкатываться к коридору, и Солнышкин с Федькиным отнесли его в столовую, посадив рядом Верного. Солнышкин подтянул брючки и пошёл навестить Перчикова. Носик у великого вождя островитян совсем перестал светиться. Едва Солнышкин открыл дверь рубки, Перчиков приложил палец к губам. - Что? - тихо спросил Солнышкин. - Минута молчания,- сердито ответил Перчиков и плотнее прижал наушники. Со стенных часов Солнышкину погрозила остреньким пальцем быстрая секундная стрелка. Он притих. И как только окончилась минута, Перчиков набросился на него: - Ты что, не знаешь, что в это время нельзя разговаривать? Из-за тебя может погибнуть целое судно! - Из-за меня? - удивился Солнышкин. - Из-за твоей болтовни! - сказал Перчиков.- В эти минуты тонущий корабль передает сигнал бедствия. Он может быть таким далёким, что один раз его и услышишь. А попробуй услышать, когда кто-то бубнит тебе в ухо! - Но если пароход так далеко, то чем ему поможешь? - Как - чем?! - возмутился Перчиков.- Сообщим тому, кто ближе. И ему помогут. Вот и получается, что мы - самые далёкие - окажемся ближе всех. А если никого не слышишь, так и не сможешь помочь даже тому, кто возле твоего носа. Солнышкин хотел огрызнуться. Он поднял руку и вдруг заметил, что стрелка на его бронзовом компасе сделала лёгкий полуоборот. Будто он и вправду виноват и не видит у себя под носом чьей-то беды. Солнышкин поднёс компас к лицу - стрелка настойчиво вращалась, словно подавала сигнал тревоги. Солнышкин вышел на палубу. Вокруг было сыро, ноги скользили, как на катке, но никто из темноты не просил помощи. За бортом не слышалось ни одного крика, ни всплеска. Солнышкин вернулся в коридор, остановился и щёлкнул по компасу пальцем: "Спятил старик". Но стрелка компаса тоже остановилась и указала прямо на север - прямо на каюту Робинзона. Солнышкин постучал и приоткрыл дверь. В каюте мерцал свет и никого не было. В распахнутый настежь иллюминатор влетали первые снежинки и посвистывал ветер, как когда-то в Океанске, на сопке, в домике старого инспектора. - А, Солнышкин, здравствуйте! Солнышкин вздрогнул. Голос Робинзона доносился откуда-то из-под медвежьей шкуры. - Что с вами, Мирон Иваныч? - Солнышкин подошёл к койке и отвернул шкуру. Старик лежал тихий и грустный. - Ах, Солнышкин,- улыбнулся вдруг Мирон Иваныч, как угасающий светлячок,что-то мне не по себе. Видно, старому катеру пора набок. - Что вы, Мирон Иваныч! - нагнулся к нему Солнышкин. (Унылая погода шепнула что-то на ухо и старому Робинзону.) - Может, позвать Челкашкина, Морякова? - Не надо, Солнышкин, они мне не помогут! - сказал старик, и за бортом по-собачьи взвизгнул ветер.- Жизнь заново не начнёшь. Да и не надо. А всё-таки жаль. Кое-что старый Робинзон опоздал... - Да что же вы опоздали? - запротестовал Солнышкин.- Остров открыли! Дворец будет! В Антарктиду плывёте! - Эх, Солнышкин,- огорчённо подмигнул Робинзон,- это верно. Но пока я мечтал о плаваниях и вертел стоявший на земле штурвал, кто-то пересекал океаны! - Тут Робинзон энергично сел и оттолкнул подушку.- А разве я не мог бы, как мистер Понч? - Конечно, могли бы! - Солнышкин в этом ни капли не сомневался. - То-то! - повысил голос Робинзон.- То-то! Нужно торопиться. В жизни нельзя опаздывать, Солнышкин! Чего было мечтать? - насмешливо спросил он сам себя.- Нужно было брать чемоданчик и идти хотя бы матросом... - Да что вы, Мирон Иваныч! - утешил его Солнышкин.- Это вы и сейчас успеете! И не только матросом... - Успею? - лукаво спросил Робинзон.- Это в семьдесят-то? - Конечно! А что? - сказал Солнышкин.- Это мы сделаем! Сделаем! - И, весело кивнув Робинзону, он быстро скрылся за дверью. Старик рассмеялся и опустил ноги на пол. Грустные мысли улетучились, и, хотя стрелки барометров по-прежнему предвещали дрянную погоду, чувствовал он себя бодро. Ему было интересно, что же предпримет Солнышкин.
СЕКРЕТ БОЦМАНА БУРУНА
Целый день Солнышкин разыскивал Буруна. Но боцман словно провалился. А поймать его вечером вообще было невозможно. Если кто-то его и встречал, он говорил: "Некогда, некогда" - и немедленно исчезал. Поведение боцмана становилось просто загадочным. Так вот, ночью, когда пароход уже покачивался от храпов, Солнышкин отстоял вахту и возвращался в каюту. Вокруг гудело, стучало, трещало. "Вот даёт!" - подумал Солнышкин. Антарктида уже дышала в лицо. Неожиданно раздался такой грохот, что Солнышкин присел на ступеньку трапа. И увидел занятную картину: по коридору, жонглируя кокосовыми орехами, бегал Бурун. Один орех вертелся у него на носу, другой - на указательном пальце. Но вот орехи покатились по палубе, и океан загудел с особенной силой... Боцман расстелил у стенки коврик и, став на четвереньки, сделал стойку на голове. Через минуту он отряхнул руки, потёр лысинку и, поглядывая на то место, где только что были его собственные ноги, ласковым голосом сказал: - Молодец, Мишенька, хорошо послужил, получай угощение! Направившись в каюту к Солнышкину и Перчикову, Бурун с оглядкой вытащил оттуда ещё один орех. Боцман репетировал номер: "Антарктический боцман Бурун с любимыми медведями". - Вот это да! Вот так угощение! - сказал Солнышкин. От неожиданности Бурун выронил орех и, подскочив, заработал ногами, как велосипедист. - Значит, угощаешься? У Буруна язык прилип к нёбу, но он всё-таки выдавил: - Это не я... Это Мишенька. - Хороший Мишенька,- сказал Солнышкин, оглядев Буруна с ног до головы.Значит, воруешь, грабишь вождя островитян? - И, усмехнувшись, он свистнул: - Верный, Верный, Верный! Из столовой раздался лай. Боцман вцепился Солнышкину в руку: - Что ты! Я же для наших медведиков! - Знаем мы этих медведиков,- сказал Солнышкин и прошёл мимо. Только теперь Бурун почувствовал, что ради медведей совершил преступление. И перед кем? Перед друзьями! Чего бы он не сделал, чтобы орехи лежали снова на месте! - Солнышкин, прости! Прости, Солнышкин! - бросился боцман вдогонку.Может, тебе что-нибудь нужно сделать, а? - Сделать? - Солнышкин остановился и посмотрел на боцмана.- А можешь ты сделать,- спросил он,- из одного человека настоящего матроса? - Конечно! - крикнул Бурун.- Послушай,- спохватился он,- а боцманом он стать не хочет? - Старый боцман собирался уходить в цирк и подыскивал себе замену. - Конечно, хочет,- сказал Солнышкин. - А где же он? - тихо спросил Бурун. И Солнышкин кивнул на каюту старого Робинзона. Боцман присвистнул от радости и сделал стойку на руках. Из Робинзона он был готов сделать самого адмирала! - Тогда пошли к нему! - сказал Солнышкин. - Пошли! - согласился Бурун, и оба, как по команде, повернулись налево. Но дверь каюты открылась, и на пороге появился старый инспектор. - Спасибо, друзья! - с улыбкой кивнул Робинзон и приподнял фуражку. Он слышал весь разговор.- Спасибо.- Старику была приятна дружеская забота.Правда, становиться боцманом,- улыбнувшись, сказал он,- я думаю, мне не имеет смысла. Но матросскому делу у Буруна я подучусь охотно! И Робинзон ещё раз приподнял фуражку. Во-первых, его знания могли очень пригодиться юным морякам из будущего Дворца пионеров. А во-вторых, мистер Понч ещё не отменял предложения.