- Спрошу, - кивнул Ким. - Сейчас пойду и спрошу... - его пытливость границ, похоже, не ведала.
- Иди-иди, шнурки только погладь, - опять обозлилась Танька, да и Настасья Петровна с легким осуждением на Кима глянула: мол, скромнее надо быть, коли серьгу нацепил.
Ким был мальчик неглупый, сообразил, что своими пионерски наивными вопросами создал в женском ранимом обществе нервозную обстановку, грозящую последствиями. Последствий Ким не хотел, поскольку целиком зависел от милых дам - как в смысле ночлега, так и в смысле питания: про трешку он не соврал, столько и было у него в кармане джинсов, сами понимаете - особо не разгуляешься, надо и честь знать.
- Сюда бы гитару, - вспомнив о чести, тактично перевел он тему, как стрелку перевел - если использовать желдортерминологию, - сыграл бы я вам и спел. Хотите - из Розенбаума, хотите - что-нибудь из "металла"...
- Ой, а где ж ее взять? - встрепенулась Танька.
И Настасья Петровна равнодушной не осталась.
- У Верки нет? Я ее видела перед посадкой, в девятом она, кажется...
- Я сбегаю!
Но чувство долга у Настасьи Петровны было сильнее, чем чувство прекрасного. Таньку она осадила коротко:
- Сначала чаем пассажиров обеспечим, а потом и музыку можно.
Вот и предлог, решил Ким, вот и повод. Встал, звякнул "Георгием".
- Я схожу, - заявил. - В девятом, говорите? У Верки?
- Только возвращайся, - уже ревниво сказала Танька. - Ты у Верки не сиди, не сиди. Если хочет, пусть сама сюда идет.
- Ясное дело, - подтвердил Ким, уже будучи в низком старте, уже срываясь с колодок. - Верка для нас - средство, "металл" - цель...
И с этими непонятными словами унесся по вагону, оставив двум приютившим его женщинам сладкие надежды и свою спортивную сумку как гарантию вышеупомянутых надежд.
Окно в коридоре было открыто. Ким высунулся, хлебнул горячего ветра, увидел: по длинной лысой насыпи дугой изгибался спецсостав, впереди трудился все-таки тепловоз, гордость отечественного тепловозостроения. Ким насчитал за ним шестнадцать вагонов, включая Настасьин и Танькин, и только на одном имелась надпись - "Ресторан", а все остальные катились инкогнито, без опознавательных маршрутных трафареток, и ни один шпион не смог бы определить конечную цель поезда особого назначения.
В тамбуре курили.
Лысый мужик в ковбойке и тренировочных штанах шмалял суровый "Беломор", седой ветеран - весь пиджак в значках победителя многочисленных соцсоревнований, куда там Ким с одиноким "Георгием"! - слюнил "Столичную" сигаретку, сбрасывая пепел в пустую пачку, а парень в белой майке с красной надписью "Вся власть Советам!" пыхтел короткой трубочкой, пускал дым столбом и вещал.
Вот что он вещал:
- ...ать мне на ихние хлебные лозунги, пусть больше платят за такую паскудную работу, где надбавка за вредность, а то я могу и...
Это было все, что услыхал Ким с того момента, как открыл тяжелую дверь в тамбур, до той секунды, когда парень оборвал текст и все курящие разом обратили мрачные взоры на пришельца.
- Привет, - сказал пришелец. - Бог в помощь.
Ответа не последовало.
- Далеко путь держите, мужики? - не отставал пришелец.
- Ты откуда такой дурной взялся? - отбил вопрос седой ветеран.
- Из Москвы, - довольно точно ответил Ким. - А что?
- Что-то я тебя не помню при оформлении...
- Я позже оформлялся, - мгновенно среагировал Ким. - Спецназначением.
- От неформалов он, - уверенно сказал борец за Советскую власть. - Я слыхал: от них кого-то заявляли...
- Точно-точно, - подтвердил Ким. - Меня и заявляли.
- Докатились, блин, - со злостью брякнул лысый, плюнул на "беломорину", затер ее об ладонь и кинул в угол. - Уже, блин, патлатых оформляют, докатились. А может, он "голубой", а? Ты блин, на серьгу посмотри, Фесталыч...
Ветеран Фесталыч с сомнением смотрел на серьгу.
Ким размышлял: врезать лысому в челюсть или стерпеть ради конспирации?
А парень с трубкой веско сказал:
- Серьга - это положено. Это у них по инструкции.
Но лысого он не убедил.
- А я на твою инструкцию то-то и то-то, - довольно подробно объяснил лысый свои действия в отношении неведомой инструкции, шагнул к Киму и замахнулся:
- Ты куда прешься, ублюдок?
Сладострастно улыбаясь, Ким легко отбил руку лысого и вторым ударом рубанул его по предплечью. Лысый ойкнул и бухнулся на колени.
- Эй, парень, не надо, - испуганно сказал Фесталыч. - Ну, ошибся человек. Ты же без пропуска...
- Ладно, живи... - Ким вышел из стойки, расслабился.
Лысый вскочил, прижимая руку к груди, баюкая ее: грубовато Ким его, жестковато... Но с другой стороны: хаму - хамово?..
- Я задал вопрос, - сухо сказал Ким: - Далеко ли путь держите? Как надо отвечать?
- До конца, - по-прежнему испуганно отрапортовал Фесталыч.
- Я серьезно, - сказал Ким.
- А серьезно, блин, такие вопросы не задают, - пробурчал лысый, все еще баюкая руку. - Сел в поезд и - ехай. А мучают вопросы, так не садись... У-у, гад, руку поломал...
Ким понял, что номер здесь - дохлый, ничего путного он не выяснит. Эти стоят насмерть. То ли по дурости, то ли по ретивости. Будет лезть с вопросами - слетит смутный ореол "оформленного спецназначением". Слетит ореол - отлупят. Он хоть и не слабак, но трое на одного...
- Береги лапу, лысый, - сказал Ким, - она тебе там пригодится...
Открыл межвагонную дверь: опять ветром дохнуло, гарью полосы отчуждения, а еще оглушило на миг громом колес, лязганьем, бряканьем, скрежетом, стуком...