В конце августа неподалеку от скульптуры Люды встала и статуя Марины. На поминках Лиза сказала, что мать прожила хорошую жизнь, до самого конца чувствовала себя хорошо, не мучилась как Люда. И что дай бог каждому из нас протянуть до девяносто шести…
А через неделю Катя неожиданно сообщила мужу:
— Мне нужен каррарский мрамор.
— И какие проблемы? Если я ничего не путаю, ты половину мрамора с тамошней каменоломни закупаешь. Только для Никольской башни его тонн пятьсот привезла…
— Мне нужны блоки белого каррарского мрамора длиной в восемнадцать метров и сечением два на два. Цельные блоки. Примерно сорок пять штук.
— Откровенно говоря, я вообще не думаю, что римляне такие вырезать смогут, не говоря уже о том, чтобы их в порт дотащить. А уж погрузить такой блок на корабль…
— Римляне не смогут. А ты — сможешь. Поэтому я тебе и говорю.
— Чисто теоретически… наверное, смогу если постараться. Но зачем?
— Брунн уже шестьдесят, а она — самая молодая из теток. И все они когда-то там будут… рядом с бабулей. И мы будем, но, надеюсь, все же не скоро. Я хочу сделать так, чтобы им там было… уютно. Чтобы все они — уже сейчас — знали, что им будет уютно…
— Ну не плачь… я всё сделаю. И сделаю быстро… И чтобы мама твоя знала, что мы бабулю никогда не забудем… чтобы видела, что мы ее помним и стараемся быть достойными ее памяти… А бабулю Марину мы всегда будем помнить такой, как ее Трофим изобразил: не старой, счастливой и полной сил…
— Трофим… — Катя улыбнулась сквозь слезы, — он мужчина… предусмотрительный. Ходят слухи, что он уже для всех нас статуи изготовил. Только никому их не показывает.
— И кто такие слухи распускает?
— Да много кто, но, думаю, все же врут. Бабуля ведь действительно очень старой уже была, а Люде он статую привез еще теплую… а ведь глиноземная керамика за два дня остывает, я знаю, ведь когда-то печки из нее строила. По крайней мере твоей и моей статуй у него точно нет. А когда ты сможешь такие мраморные блоки привезти?
— Если серьезно, то боюсь, не очень скоро. Машину-то, чтобы мрамор пилить, быстро сделаю. Телегу, на которой их в порт возить, тоже месяцев… за шесть, наверное. Но еще нужно кран в порту ставить, и не только у нас, в Луне тоже, хотя и это решаемо. А вот дорогу от карьеров со скульптурным мрамором до порта…
— Позвони в Русскую виллу Рима, скажи, что я буду ждать там обеих императоров через две недели. Твой самолет за день долетит до Симферополя?
— Двадцать тысяч сильных рабов — это очень много, — задумчиво произнес Гай Валент Гостилиан Мессий Квинт. — Это очень много, повторил он, голосом выделяя слово «очень».
— Уважаемый Марк Ливий Павел не просто умер самым богатым гражданином, — усмехнулся его собеседник, — каждый из трех его сыновей остался более богатым, чем любой другой человек в империи.
— Но двадцать тысяч…
— Чтобы выполнить заказ Катарины Магны, Марк купил пять тысяч рабов. А когда заказ был выполнен, он на выручку от других заказов купил еще семь тысяч и даже после этого остался в прибыли.
— Ты рассуждаешь как торговец, а не как император — с кислой улыбкой попытался возразить Гостилиан.
— Император должен уметь торговать лучше любого торговца, ведь империя и существует на доходы, которые обеспечиваются нами. Я тридцать пять лет служу Империи, причем благодаря богиням служба моя не прервалась тридцать лет назад. И у меня было время заметить, что все, что богини советуют, идет на пользу Империи. Думаю, и на пользу им самим… их стране, но пользу Риму я вижу каждый день — и не только я, все сенаторы тоже успели это заметить. Поэтому если богини чего-то просят… Ты был еще мальчиком, возможно не обращал внимания… сами богини только её называли Великой, очевидно считая себя рядом с ней даже недостойными титула богинь.
— Великая…, — скептически протянул Гостилиан, — а на греческом говорит так, что ее с трудом понять можно.
— Марк Ливий Павел, и пусть память о нем сохранится в веках, изучил язык богинь. По его словам, многое из того, что на их языке звучит совершенно понятно и просто, на греческий перевести почти невозможно, а кое-то — и вовсе нельзя потому что даже в греческом вообще нет нужных слов. Да и кто мы, чтобы судить богинь? Может быть она думает, что это мы на греческом говорим как необразованная деревенщина.
— Наверное ты прав, я не подумав сказал… вероятно, от испуга. Но я не понимаю, зачем… Ведь если в прошлый раз она сотворила целую гору из порфира…
— Как говорил Марк Ливий Павел, да будет его пребывание в мире мертвых безмятежным, смертным не дано понять замыслы богов. Она сотворила гору здесь чтобы выстлать драгоценным порфиром площадь в своем городе за тысячи миль отсюда, и это поначалу выглядело глупо. Но теперь, когда даже эти стены — Гордиан указал рукой на огромные и вырезанные из цельных глыб порфира панели, украшающие комнату — не говорят, а просто кричат о мощи и богатстве Империи, этот дар богинь воспринимается иначе. Может быть, мы поймем зачем ей это нужно, через год — когда она заберет то, что пожелала забрать, может быть — лет через двадцать, а может быть это поймут лишь наши внуки — какая разница?
— Ты прав. Но двадцать тысяч рабов… чтобы их там просто разместить, потребуется выстроить город!
— Можно и город выстроить, это — слава богиням — теперь несложно сделать, — Гордиан усмехнулся. — Я думаю, что государственные лесопилки и после этого неплохо послужат для пополнения казны. Пусть кто-нибудь узнает на Русской вилле, когда они смогут нам продать нужное количество пил. А пока… пусть римские сенаторы пошлют на стройку по сотне рабов.
— Они согласятся?
— Птицу Катарины Магны они видели почти все, но о чем мы с ней говорили, знаем только мы. Пусть теперь и сенаторы узнают… частично.
После этих слов оба императора рассмеялись: все же уже довольно давно они научились думать одинаково. Почти одинаково…
Виталик, причем вместе с Сашей Лобановым, сначала принялся уговаривать Катю лететь в Рим на реактивном самолете, потому что он летит вдвое быстрее. Но с появлением в комнате Володи их мнение как-то резко поменялось: все же «реактивный мотор» — в котором нагнетающая турбина вращалась дизельным мотором — обычно до очередного ремонта работал часов по десять-двенадцать. К тому же опытный самолет, на котором было два таких мотора, мог даже теоретически пролететь «от заправки до заправки» километров восемьсот, а идею «быстренько всунуть внутрь еще один бак с керосином» понимания у Володи не нашла.
Тем более не нашла, что уже «почти серийный» четырехмоторный самолет совершенно спокойно летал из Москвы до аэродрома, уже с год как выстроенного в Симферополе. То есть даже чуть дальше, чем расстояние от Симферополя до Лебинтоса (где тоже была подходящая взлетная полоса сделана) и совсем чуть-чуть меньше, чем был маршрут от Лебинтоса до Рима. Вообще-то то, что предполагалось использовать в качестве «взлетной полосы» на Русской вилле неподалеку от Рима, строили совсем для других целей: на этой площади обычно проходили аукционы по продаже русских товаров местным купцам. Но забетонированная полоса длиной в шестьсот пятьдесят метров очень даже годилась и для взлета и посадки Виталиного четырехмоторника.
Ну а пока обдумывались детали предстоящего полета, «Винджаммеры» срочно везли на «аэродромы подскока» тяжелый «авиационный» керосин: все же Катя имела ввиду не только триумфально прилететь в Рим, но и столь же триумфально (или, по крайней мере, без особых проблем) вернуться обратно. Впрочем, времени на доставку топлива гарантированно хватало.
Пригласить императоров на встречу с богиней — дело нехитрое, а вот обеспечить проведение этой встречи дело, напротив, непростое и хлопотное. Потому что римские императоры обычно не сидят у себя во дворцах, поплевывая в потолок, а постоянно носятся по империи, решая какие-то важные императорские задачи. Как в свое время ехидно прокомментировала этот порядок Лера, «занимались управлением империей в ручном режиме». Но так как Гордиан «управлял» в общем-то европейской частью империи, то он оказался именно в Риме. Однако Гостилиана, заведующего африканской и азиатской частью, пришлось отлавливать в Александрии и срочно везти через море в столицу.
Хотя и это было не самым сложным: императоры уже успели привыкнуть к тому, что виллы богинь в разных городах как-то связаны между собою… хитро связаны, так, что сообщение из одной в другую доходит за несколько часов, а иногда и за несколько минут — и довольно часто пользовались такой связью. Вдобавок и сами они старались далеко от таких вилл не отлучаться («дежурные врачи» богинь виллы обычно не покидали), к тому же чаще всего сообщали обитателям этих вилл где их следует искать в случае какого-то срочного сообщения.
Самым же сложным в организации встречи было недопущение целой толпы сенаторов и прочей «высокопоставленной шушеры» на виллу. Обычно-то на виллу вход никак не ограничивался, а уж в торговые дни туда просто толпы валили, причем больше поглазеть, чем поторговать. Так что центурии преторианцев, выставленной Гордианом у ворот, казалось недостаточно для сдерживания напора желающих поглядеть на Великую богиню (а преторианцы Гостилиана остались, понятное дело, в Александрии). И только появление взвода охраны виллы, командир которого громовым голосом сообщил, что «сегодня любой, кто войдет на виллу без приглашения, будет убит на месте — будь он сенатор, патриций, гражданин или раб, малый ребенок или дряхлый старик — ибо такова воля богинь». Охране все верили, так как «все знали», что служат в ней потомки этих богинь — ибо простой смертный не может так громко говорить. Аккумулятора в мегафоне хватало минут на пять, но — очень даже хватало…
Вообще-то на встречу с богиней были приглашены все четыре императора: оба августа и оба цезаря. Однако цезари к разговору с богиней не допускались, так как «чином пока не вышли». Увидеть богиню вблизи — и без того честь для них величайшая…
Когда гости прибыли, их разместили в небольшом «гостевом дворце»: на улице температура приближалась к тридцати, а в помещении кондиционеры держали ее в районе двадцати двух. Хотя на столах были расставлены многочисленные закуски (в том числе и довольно экзотические), гости к ним не притрагивались и несколько нервно обсуждали, зачем их вообще сюда пригласили. За все время «знакомства» с богинями они «приглашали» императоров лишь однажды, в преддверии серьезной войны…
Но нервная обстановка в гостиной и в сравнение не шла с обстановкой в комнате радистов: по сообщениям с Лебинтоса самолет давно вылетел и должен был уже прибыть на виллу — но связи с самолетом все еще не было. И больше всех нервничала Брунн: она давно уже стала «главной по экспедициям» и решила, что в этот раз без нее в Риме все будет плохо. Ну а раз нервничала «богиня», то и все остальные в комнате психовали по полной программе. Хотя как раз радисты твердо знали, что самолетная радиостанция будет слышна только километров с пятидесяти, а со ста если только очень повезет.
Поэтому, когда связь, наконец, появилась, все в комнате не просто «вздохнули с облегчением», а, казалось, вообще впервые за последний час выдохнули. А Виталик — он, собственно, и управлял самолетом — спокойно так сообщил:
— Да, забыл предупредить: лететь было больно далеко, так что я топливо экономил и особо за скоростью не гнался. Судя по берегу… Неаполь мы уже прошли… где-то через полчаса посадка. В общем, встречайте.
Кто больше всех волнуется, тот больше всех и радуется когда все волнения оказываются напрасными. Так что тревожное ожидание императоров прервалось с появлением в гостиной несколько растрепанной женщины, одетой по обычаю богинь, радостно крикнувшей:
— Императоры — на выход! Катарина Магна прилетает через двадцать минут!
Младший из цезарей (сын Гостилиана Марк Клавдий Флориан) дернулся за мечом, которого у него сейчас не было, а поднявшийся Гордиан с самым важным видом, на который был способен, недовольно поинтересовался у вошедшего следом начальника охраны виллы:
— Кто была эта женщина?
Он очень хотел сказать «невоспитанная женщина», но сдержался — и мысленно себя за это похвалил, когда охранник ответил на «классической» латыни, несмотря на то что вопрос был задан по-гречески:
— Deam venandi et peregrinatione Brunnhilde. Она раньше жила в Германии, а теперь помогает всем другим богиням в их путешествиях…
— Германская богиня… — пробурчал второй цезарь, сын Гордиана Марк Антоний Гордиан Траян, — а выглядит как…
Но отец его резко одернул:
— Выглядит как богиня. Я слышал о ней когда мне было лишь шестнадцать, и уже тогда другая богиня называла ее «старушка Бруннхильда». А сейчас она выглядит вряд ли старше твоей жены…
Оставив сына в задумчивости, старший император последовал за провожатым. Не сразу, просто потому что начальник охраны предложил всем императорам сначала выпить холодного сока так как на улице слишком жарко, а ждать хоть недолго, но придется.
А вот то, что случилось через десять минут, повергло всех четырех в глубокий шок: из-за низких деревьев, окружающих виллу, выскочила огромная белая птица и с ревом опустилась на площадь. Пробежала — точнее, прокатилась, так как лапы ее сжимали явно различимые колеса — до конца площади, там развернулась и подкатилась к навесу, под которым гости ожидали Великую Богиню. «Прилета Богини», как сказала им богиня охоты и путешествий, но римляне не ожидали, что эти слова следует воспринимать столь буквально…
Богиня вышла откуда-то из-под крыла этой, очевидно железной, птицы (лапы у нее точно были железные) в сопровождении высокого мужчины.
— Vir eius Vladimirus, deus machinarum — тихо пояснил Гордиану-старшему сопровождающий, — обычно он путешествует вместе с женой. Но вы будете разговаривать только с Катариной Великой, а Владимир, я думаю, побеседует с цезарями. Он не говорит по-гречески и на латыни, но ему поможет богиня Бруннхильда…
Гордиан про себя усмехнулся: практически никто не знал, что усопший друг отца императора успел обучить речи богинь его сына. Неизвестно, насколько хорошо, но в порту тот с моряками с кораблей из России вроде общался без особых проблем…
Разговор с Великой занял у императоров от силы полчаса, ведь оказалось, что богине нужен вообще пустяк: разрешить ее мужу напилить камней в каменоломне напротив Луны. Очень больших камней, но он же бог, справится. Правда, потом эти камни нужно было дотащить до порта и потом погрузить на корабли — а для этого Риму нужно было проложить довольно широкую и ровную дорогу и что-то выстроить в порту. Какой-то специальный причал, но бог Владимир покажет какой и поможет в работе, так что дело за малым…
Собственно, разговор можно было назвать диалогом лишь потому, что августы по паре раз ответили «да» на какие-то мелкие вопросы богини, а затем Великая сказала, что извиняется за краткость встречи, но ей до обеда нужно вернуться на Лебинтос… В том, что «до обеда» богиня успеет пролететь на своей птице почти полторы тысячи миль, ни один из императоров не усомнился.
А после того, как птица, снова страшно взревев, поднялась в воздух и умчалась вдаль, выяснилось, что и у сыновей августов все сомнения развеялись. Гордиан-младший с каким-то убитым видом поделился с отцом своим наблюдением:
— Этот бог Владимир, когда увидел богиню Бруннхильду, бросился ее обнимать и сказал… он же не знал, что я понимаю их язык… Он сказал «И ты здесь! Это хорошо, я тебя уже сто лет не видел, соскучился сильно! Обратно с нами летишь?», а она ответила «А ты, мальчик, вроде подрос за последние сто лет, или мне кажется? Мне, конечно, летать не очень нравится, но наверное рискну и полечу с вами: здесь мне погода не нравится». То есть богу Владимиру тоже больше ста лет, а выглядит он… ну лет, может быть, на сорок… и для нее он мальчик…
— Ладно, мальчики, — Гордиан не удержался и использовал то же слово по отношению к цезарям, — идите погуляйте… выйдите к сенаторам, скажите, что войны не будет, просто Великая попросила нас о небольшом подарке… большом, но вроде того, о каком она просила Марка Ливия Павла. А мы…
— Если вам удобно, вы можете остаться здесь, в гостевом дворце, на столько времени, на сколько пожелаете. Если вы голодны… — предложил вошедший начальник охраны виллы.
— Нет, мы, пожалуй, еще полчасика посидим, попьем соку… — Гордиан взглянул на висящие над дверью часы, — немного остынем, — и, подумав, очень вежливо попросил охранника:
— А вас не затруднит сообщить преторианцам, что мы покинем виллу… через полчаса или чуть позднее?
На следующий день, когда супруги вернулись домой, Катя изложила мужу свои — и его — планы на ближайшее будущее:
— Так, я займусь проектированием… назовем это «парком памяти»…
— Лучше «мемориальным парком».
— Ладно, ни тебе, ни мне: код проекта будет «парк Мнемозины».
— Почему?
— Она — богиня памяти, и мне нравится ее портрет у Россетти, у меня еще с тех пор иллюстрация сохранилась. Отдам ее Трофиму… нет, попрошу сначала Олю-маленькую портрет перерисовать, мне все же блондинка нужна будет… Трофим скульптуру при входе сделает… хотя на самом деле это была простая тетка, забыла, как ее звали, и на морду лица страшноватая, но чтобы чужих отпугивать — очень даже вполне. Да и вообще это неважно. А ты… Лемми мне уже пообещал построить два козловых крана на двести тонн, один в карьер чтобы блоки на тележку грузить и один в порт. Ребята завтра выезжают в Луну, посмотрят, как там причал нормальный поставить. Ну а ты самой тележкой займись и все это организуй в единую систему — чтобы уже следующим летом мы мрамор могли сюда привезти. И еще, я сначала просто забыла: если у тебя найдется время, мне нужен будет станок… такой токарный станок, на котором будем точить мраморные колонны высотой по восемнадцать метров.
— Чего-чего?
— И, чтобы два раза не вставать, насадку на этот станок чтобы на колонне каннелюры делать. Я тебе сейчас все покажу, у меня где-то тут картинки были… только Вов, давай ты в Луну на самолете больше летать не будешь. На корабле как-то спокойнее…
— Виталик говорил, что плохо самолет рассчитал. Ну не было у него калькулятора, так что у фюзеляжа и крыльев получился десятикратный запас по прочности. А про дизели Сашка говорил, что на испытаниях они проработали по пятьсот часов на форсаже. Потом, правда, под списание… но пятьсот часов, а этот самолет даже с полной загрузкой без форсажа взлетает с пятисот метров.
— На корабле. Мне так спокойнее.
— И еще… Кать, я поглядел: римляне-то колонны из нескольких блоков делают.
— Имеют право. А я вот такого права не имею: я же не какой-то там задрипанный храм строить собираюсь какой-нибудь плюгавой Артемиды, я для бабули… и для всех нас. Чтобы самой стыдно не было, стыдно за то, что могла лучше, а не сделала…
— Солнышко, ты все сделаешь лучше, я знаю. И чем смогу — помогу…
— Ну хоть это радует. Вот, смотри, я тут еще раньше эскизик набросала… Да, кстати… Вот это — это раздвижные такие окна, они вот в эти задние колонны убираться будут, в прямоугольные. Высота — метров, я думаю, двадцать будет, то есть это у колонн, сами окна тоже по восемнадцать, а ширина — по семь с половиной. Можно двустворчатые делать, но лучше чтобы в одну сторону убирались, а то на стыке сквозить будет…
— Умеешь ты мужа порадовать…
— Я стараюсь. А вот это — это крыша стеклянная. Тоже сдвижная, она вот сюда убираться должна. И вот ее точно нужно будет в обе стороны сдвигать, в смысле каждый скат отдельно, так что попроще получается.
— Кать, у меня что-то со зрением? Если высота колонн у тебя восемнадцать метров…
— В порядке у тебя со зрением. Нужно сделать обычную стеклянную крышу. Складную и сдвижную. Длиной в сто десять метров и шириной в семьдесят пять. Времени у тебя дофига, после доставки мраморных блоков наверное с год останется. Успеешь?
— Ну ты это…
— Надо успеть.
— Ну если упереться рогом с землю… только как тогда со Спецкомитетом? Я уже не говорю, во что все это встанет и в ресурсах, и в людях…
— Дурак. Мы. В Спецкомитете. Разрабатываем. Технологии. Чтобы выстроить Парк Мнемозины, потребуется научится делать… где у меня было записано? Ага, вот предварительный список. Прочитай внимательно: есть что-то ненужное?
— Вроде нет…
— Значит, работаем.
— Работаем. Чем дольше я с тобой живу, тем больше люблю. И тем сильнее удивляюсь: почему-то я всегда делаю главным образом то, что ты просишь — и это всегда оказывается нужным для всех.
— Пулеметы я тебя делать не просила.
— Просила, только мимоходом: сказала, что двух автоматов в случае чего нам не хватит. Просто ты раньше просьбы нечетко формулировала и обоснование делала… ну, на интуитивном уровне. А сейчас уже ты научилась и требования четко формулировать, и обосновывать их железно. И ты знаешь, мне это нравится! Хотя раздвижная крыша сто на семьдесят пять… А вот тут можно будет рельсы поставить?