Иуван Кузнецов задумчиво вертел в руках серо-голубоватую «железяку». Чтобы ее изготовить, ему пришлось потратить довольно много времени и сил, а вот каким окажется результат… Результат должен оказаться хорошим, если верить тому, что было написано в не очень даже толстой тетрадке дядей Володей Голубевым — а не верить написанному там оснований вроде как и не было, ведь все то, что было сделано «по тетрадке» раньше, оказалось именно тем, что и требовалось. Ну да, не сразу — но ведь дядя Вова, вероятно от недостатка времени, многие «мелочи» опускал в своих записях, а, как любила говорить тетя Лера, «дьявол скрывается в деталях». И скрывается, как показал уже очень большой опыт работы десятков инженеров, более чем неплохо: пока этого «дьявола» вообще заметишь, пока придумаешь (сам придумаешь!) как с ним бороться, проходит очень много времени и тратится очень много сил. И хорошо еще, что дядя Вова все же старался указать те места, в которых «дьявол» прятался особенно тщательно.
В школу Иуван — как он сам считал, к большому счастью — пошел в пять лет. Через два года после того, как мама Вера его привезла в Школу вместе с сестрами. Но мама Вера к этому времени успела и Иувана обучить грамоте, так что учиться ему было просто. Не то, чтобы совсем уж просто — однако такой «стартовый запас знаний» сильно помог ему окончить уже старшую школу в тринадцать лет. А в восемнадцать — возглавить один из расчетных отделов моторостроительного завода под руководством дяди Саши Лобанова.
Хотя, если говорить откровенно, тогда любой выпускник любого института сразу что-то немедленно и «возглавлял», занимаясь главным образом обучением тех, кто приходил на завод после окончания технических училищ: за пару лет в таком училище ребята успевали набрать «основы» будущей специальности, а вот конкретные, необходимые заводу знания и навыки, они как раз «по месту работы» и добирали. Как говорила Анна Ярославна на выпуске в институте (на всех выпусках во всех институтах), «ваша главная задача как инженеров — подготовить узких специалистов по всем нужных разделам вашей инженерной науки».
Впрочем, не только обучать новичков приходилось Иувану: у тех, кто начал работать на заводе до него, тоже было чему поучиться. Причем чаще отнюдь не «высоким наукам»: тот же Киля Силович, несколько лет уже работающий на заводе токарем, весьма занятно и в подробностях объяснял молодому инженеру, что хотя бы в принципе изготовить все же возможно, а за что и браться не стоит. Может быть именно поэтому через буквально пару лет у Иувана неплохо получалось придумывать новые моторы и, что — по словам дяди Саши — было не менее важно, улучшать уже существующие. Не столько по «параметрам», сколько по «производству»: Иуван всего за десять лет сократил стоимость производства тракторного дизеля втрое. Ну а то, что при этом ресурс мотора вырос вчетверо — так это всего лишь побочный результат применения новейших техпроцессов.
Никого не удивило, что именно Иувану дядя Саша поручил разработку мотора для самолетов. То есть сам мотор уже имелся, но теперь требовалось такие моторы делать на заводе во множестве — а кто, как не он, сможет такое производство создать? Правда пришлось выстроить совершенно новый завод для такого производства, но — с огромной помощью дяди Вовы — завод был выстроен, а Иувану пришлось его и возглавить. И теперь уже вплотную заняться и вопросами конструирования новых моторов: старые конструкции оказались… не совсем подходящими. На высоте-то воздуха для обычных моторов, оказывается, маловато.
Дядя Саша предложил ставить на моторы более мощные воздушные компрессоры — почти такие же, как на моторах, работающих на генераторном газе, только «помощнее». А когда Иуван представил новенький турбокомпрессор, сжимающий воздух до шести атмосфер, дядя Вова и принес ему свою тетрадку с записями:
— Вот, посмотри, я тут все, что знал, записал. Это, конечно, сразу всё не сделать — но если потихоньку, одно улучшение за другим, в моторостроение внедрять…
Первый по-настоящему турбореактивный мотор Ивуан изготовил через три года, и ему дядя Саша присвоил название «МК-0». Потому что «мотор-то работает, но пока его на самолеты ставить нельзя». Понятно, что нельзя, ведь ресурс его составлял хорошо если пару часов…
Дядя Вова как-то мимоходом, в детали не вникая, рассказал Ивуану, что нужно сделать для того, чтобы мотор работал подольше. Конструктор «МК-0» глубоко вздохнул, поинтересовался, на какие средства он может рассчитывать — и количество инженеров в конструкторском бюро как-то сразу выросло на два десятка человек, ни один из которых в моторах вообще не разбирался. Зато разбирались в металлургии, в химии, в физике. Спустя еще два года на свет появился двигатель «МК-1» — мощностью всего лишь в семьдесят лошадиных сил, зато способный проработать без перерывов хоть двести часов. К удивлению самого Иувана, этот мотор для самолетов оказался очень даже подходящим: его решили использовать в качестве привода бортовых электрогенераторов. Даже на самых что ни на есть «поршневых» самолетах благодаря этому тридцатикилограммовому мотору снижалась нагрузка на моторы тяговые — а некоторое неудобство, связанное с необходимостью заливать в баки не только бензин, но и керосин, окупалось полученной выгодой: так как основные моторы не перегружались электрическими генераторами, с тем же запасом бензина самолет мог летать процентов на пять дальше. Ну, на три процента — но все равно же дальше!
Спустя еще пять лет появился «МК-5», на которых «Орел» мог летать почти на четыре тысячи километров. И ресурс этого мотора до капитального ремонта устанавливался в двести пятьдесят часов. А отдел КБ Кузнецова, на котором разрабатывались и изготавливались лопатки турбин, выделился в отдельное предприятие, названное Катей-первой (то есть Екатериной Владимировной) странным словом «ВИАМ». То есть слово-то понятное, просто раньше термин «Всероссийский» как-то не использовалось. А теперь… название-то ко многому обязывает.
Двести пятьдесят часов — это много. Для авиационного мотора много. А для самолета — крайне мало, всего лишь десяток рейсов из Москвы в Филадельфию. И хотя ремонт мотора произвести не очень сложно, да и выполняется он довольно быстро, самым обидным было то, что заменять приходилось самые дорогие и сложные в изготовлении детали. А старые восстановить было практически невозможно — впрочем, дядя Вова и тут подсказал путь решения проблемы. Слегка подсказал, жалко, что подробности у него теперь не спросишь…
Сначала в ВИАМе появился новый отдел, который буквально за пару лет преобразовался в отдельный институт. Затем уже на моторостроительном заводе выросли сразу три новых цеха, в которых чистота поддерживалась более строго, чем в операционных больниц. И вот спустя всего лишь семь лет на стол Главному Конструктору легла эта серо-голубая турбинная лопатка, покрытая окисью циркония с добавками окиси иттрия и еще чего-то. Даже если не считать затраты на создание трех научных институтов и семи «вспомогательных» заводов, эта лопатка была раз в десять дороже тех, которые ставились на моторы ранее. Но у дяди Вовы в тетрадке было написано, что такая лопатка прослужит и в десять раз дольше. Или даже не в десять: Иуван вспомнил, что в примечаниях дядя Вова отметил «десять тысяч часов будет минимальным ресурсом двигателя». Правда там было еще много чего перечислено необходимого для достижения такого результата, но все это теперь кажется вполне достижимым. А как быстро — это покажет «Орел-27», на который уже скоро будут поставлены обновленные моторы МК-5М3.
Не очень скоро, ведь комплект лопаток для одного мотора делается почти девять месяцев. Пока делается, потому что уже через три месяца заработает новый завод по изготовлению этих лопаток. Небольшой, там всего-то шесть десятков человек работать будет — но пришлось этот завод ставить во Владимире, рядом с новенькой Владимирской атомной электростанцией: уж больно много электричества нужно этому заводу. Пока что и там электричества заводу на все установки хватать не будет, но как только запустят второй реактор…
Вообще-то Владимир в последние годы был самым быстрорастущим городом. Его и изначально строили как новый промышленный центр, поэтому Володя Семенов постарался воплотить в нем все свои мечты. Сам Вова был архитектором, и в результате его работы Владимир стал единственным городом, где не было не только ни одного дома «по двести четвертому проекту», но и вообще ни единого здания меньше четырех этажей. Не то, чтобы он не уважал Екатерину Алексеевну (которая, собственно, его и научила всему, что он знал и умел), Вова просто воплощал — в соответствии с собственным видением — главный тезис Первого Архитектора: «строить нужно на века, но так, чтобы было красиво, удобно и не очень дорого». Не очень дорого — тоже очень важно, так что Вова решил «сэкономить на коммуникациях», и первые дома на центральной улице были выстроены четырехэтажными.
Город возводился рядом с небольшим «городком», в котором уже проживало сотни две «аборигенов» — но никаких трений с местным населением не возникло. Слухи в этом мире распространялись быстро, и все уже знали, что «пришельцы» быстро делают жизнь окружающих очень сытной и счастливой. Поэтому и с неквалифицированной рабсилой особых проблем не было: изо всех окрестных поселений мужики потянулись в строящийся город на заработки. А подзаработав, с удовольствием приступали к выращиванию разного вкусного в создаваемых вокруг города деревеньках.
Первым предприятием города (если не считать кирпичного завода, запущенного еще до начала строительства первого дома) стал завод химический, перерабатывающий торф — залежи которого вокруг города казались неисчерпаемыми — в разнообразную «химию». А коксовые печи, которых на заводе было поставлено два десятка, «попутно» выдавали и по триста восемьдесят киловатт электричества: химиков интересовал лишь коксовый газ, а сам кокс шел на топливо. Не только в котлы электрогенераторов, но и в цементные печи, которые заработали в «городе-спутнике» под именем «Ковров»: там были огромные залежи очень подходящего для выделки цемента известняка. А когда есть свой кирпич, свой цемент, и даже своя сталь…
Сталь на строительство шла из другого «города-спутника» — из Мурома. Оказалось, что месторождение, «найденное» еще тетей Надей, простирается более чем на пятьсот квадратных километров. Не ахти уж какое богатое, пласт руды там был толщиной около полуметра — но когда в Туле для добычи руды были изготовлены специальные «механизированные комплексы», то и вокруг Мурома ее добывать стало не особенно трудно. А то, что добывалось ее немного — так и завод был небольшим, выдающим в год что-то около пятидесяти тысяч тонн стали. Главным образом арматуры для бетона и около пяти тысяч тонн «фасонного профиля».
Единственное, что иногда печалило Володю, было то, что ему и Екатерина Владимировна, и затем Гриша Кабулов категорически запретили варить стекло из найденного километрах в пятидесяти от нового города отличного кварцевого песка, так что стекло для окон приходилось возить из Рязани.
Практически одновременно с торфохимическим заводом в городе поднялся и «традиционный» механический завод — на котором поначалу просто ремонтировалось все, что в городе и окрестностях ломалось из техники. Но довольно скоро на заводе начали делать (по заказу старого приятеля и одноклассника Вовки Лемми Клее) башни подъемных кранов и конструкции лифтовых шахт — а чуть погодя началось производство и самих лифтов. Очень потому что хотел Вова это производство к себе заполучить — а как только лифтовое оборудование стало делаться во Владимире, дома в городе (новые, конечно) стали ставиться минимум пятиэтажные.
Как раз к этому времени в город дотянулась железная дорога из Александрова (пока еще узкоколейная) и в город, где наблюдалось «изобилие электричества», потянулись новые заводы и фабрики. Электричества в городе для промышленности действительно было «изобилие»: генераторы химзавода ведь работали по двадцать четыре часа в сутки — в отличие от завода механического и запущенного чуть позже «Завода дорожных машин», так что Володя — силами присланных Ходаном двух мастеров — поднял на крутом берегу Клязьмы гидроаккумулирующую электростанцию с перепадом высоты чуть больше тридцати метров и мощностью в десять мегаватт. Так что «в рабочий полдень» заводы могли получить уже до девятнадцати мегаватт мощности.
Девятнадцать мегаватт — это очень даже прилично, но то ли кто-то в Госплане просчитался, то ли некоторые несознательные инженеры плохо рассчитали свои грядущие потребности — так что очень скоро встал вопрос о строительстве в городе и отдельной электростанции. Правда пришлось для обеспечения электростанции топливом еще четыре поселка торфокопателей выстроить и прилично расширить торфохимический завод, но хуже-то от этого не стало! И выросли потихоньку во Владимире новые заводы: по выпуску типографских машин, часовой, измерительных приборов (ведь спидометр для автомобиля — прибор именно измерительный), поднялись завод швейных машин и швейная фабрика, даже собственная верфь появилась: ведь поначалу основным транспортом были расшивы-рязанки, а теперь по Клязьме бегали самоходные баржи-владимирки. На двадцатитонных-то рязанках торфа на химзавод не натаскаешься, а владимирка таскает уже по полтораста тонн.
Затем город «застыл» лет на двадцать. Население-то как бы и росло, но молодежь по окончании школ и технических училищ большей частью город покидала, находя новые и перспективные места будущей работы. Но когда четыре года назад Гриша Кабулов решил, что новую атомную электростанцию лучше всего строить именно возле Владимира…
Новую АЭС было решено выстроить километрах в пятнадцати от Владимира. А для того, чтобы электростанция работала спокойно, в семи километрах от города стала строиться электростанция уже гидроаккумулирующая: там удачный «холмик» располагался, возвышающийся над Клязьмой на целых девяносто метров. Два представителя «конкурирующих потомственных кланов гидростроителей» — Степан Потехов вместе с женой Светланой Олеховой — намеревались там поставить полугигаваттную электростанцию, которая позволит даже трем реакторам АЭС каждый мощностью по триста мегаватт работать с полной нагрузкой без перерывов, и уже немало в своих намерениях преуспели. И все выглядело хорошо, вот только «атомщики» почему-то дергались…
Когда в семье все ее члены заняты одним делом, разговоры на различных семейных посиделках почему-то быстро сворачивают на «производственные вопросы». Не стало исключением и празднование дня рождения Андрея Голубева.
— Ну, допустим, проблему радиационного распухания конструкции мы уже решили, — ответил Андрей на вопрос Даши.
— Не решили, а купировали, причем через одно заднее место, — возразил ему Виктор. — Насколько я понял, вы просто прикрыли изнутри корпус экранами из урано-ториевого сплава, а это мало что увеличило диаметр реактора на полметра, так еще и потребовало замены экранов каждые полгода. То есть теперь в корпус нужно и машины для этой работы воткнуть, и реактор каждые полгода останавливать.
— Это как раз не проблема. Механизмы уже все сделаны, а реактор всяко минимум раз в год на перегрузку топлива останавливать надо.
— Не раз в год, а раз в полтора года… но мне опять проект переделывать! Я же из-за ваших хотелок вот уже пятый год строительство начать не могу! — Витя сейчас руководил всеми «атомными» стройками и его сильно угнетало то, что проект корпуса реакторного зала для реактора на быстрых нейтронах ему приходится переделывать вот уже пятый раз подряд.
— Да успокойся ты уже! — осадила Даша мужа, — ничего переделывать больше не надо. Ну получится корпус реактора на полтора метра выше — но зал-то высотой в семнадцать метров, там вообще два реактора друг на друга поставить можно!
— Как же мне не переделывать если защитную крышку мне теперь поднимать придется?
— Вить, это в самом деле не проблема, защитная крышка ведь ставится на кольцо, которое само является частью конструктива реактора, так что тебе на самом деле здесь ничего переделывать не потребуется.
— А почему вы не разрешаете до сих пор строительство начать?
— А потому что не до конца понятно, будем ли мы вообще этот реактор строить…
— Это ты Грише Кабулову расскажи, ведь он с вашей подачи третий реактор на Владимирской АЭС запланировал именно быстрый. А стоял бы в плане тяжеловодный, так его могли бы уже в этом году запустить!
— Вить, в самом деле, хватит уже, — снова вмешалась Даша. — Во-первых пока там на дополнительную энергию потребителей нет, а во-вторых…
— И в главных! — добавил Андрей.
— Да, в главных… Саша Колмогорцева, конечно, просто чудеса творит, но пока у нас обогащенного урана еще на один реактор просто не хватит.
— Так тяжеловодный и на обычном работать может.
— Сам же только что говорил: придется его раз в полгода перезагружать. А кто у нас будет приреакторные охладители строить? И кто у нас будет перерабатывать впятеро больше облученного топлива?
— Ну так запускайте быстрее свой бридер!
— Проблема в том, что почему-то коэффициент воспроизводства на этом реакторе получается — по расчетам получается — около восьмидесяти пяти процентов. И это в оптимальном случае.
— Андрюш, мы же уже давно все подсчитали: чтобы получить КВ больше единицы, нужно реактор помощнее ставить. Раза в полтора помощнее, — уточнила Даша.
— Не понял… — Витя, слегка выпив, превратился в «редкостную зануду». — У вас же на опытном реакторе коэффициент был сто тридцать процентов, а у него мощность мегаватт пять всего…
— У нас в опытном реакторе топливо было металлическое, уран-плутониевое с обогащением по урану до двадцати процентов, — вмешался в разговор Сережа Кузьмин, как раз разработкой ТВЭЛов и занимающийся.
— И кто мешает…
— Проблема в том, что из-за распухания срок службы ТВЭЛов в таком реакторе не превысит трех месяцев. Это предварительные прикидки, а в реальности мы ТВЭЛы вынимали через месяц и невооруженным взглядом было видно как их повело. Нафиг нам такое счастье!
— А я говорил уже, что добавка титана в корпусную сталь распухание на порядок может снизить! Евгения Сергеевна где-то об этом писала…
— Вить, ты же строитель? Вот стройкой и занимайся. В корпуса ТВЭЛов титан добавлять нельзя, у него сечение захвата слишком большое. А записку твою я читал, и мы уже с полгода такие сплавы на опытном ректоре испытываем, — несколько вспылил Андрей. — Насчет «занимайся стройкой» это я уже всерьез, в понедельник Грише я отправляю официальное разрешение на начало строительства. И не потому что у нас проблемы все решились, а потому что с теплообменниками мы закончили.
— Кстати, а кто придумал трубки Фильда из фольги формировать и наращивать металл в плазмотроне? — вдруг спросил Сережа.
— А никто, — ответила ему Даша. — Это еще когда Александра Гаврюшина котлы со сверхкритическими параметрами пара делала, применять начали. Потому что сварных швов нет, дефектов кристаллической структуры металла нет, труба получается втрое прочнее да и химическая устойчивость растет за счет идеальной поверхности. А что?
— Я тут подумал, может и для корпусов ТВЭЛов эту технологию применить?
— Попробуй, со сталью все неплохо получается, а с цирконием… Тебе нужно с ярославской Теплотехникой связаться, это они нам трубки Фильда делают. Хочешь я позвоню… — Даша лукаво улыбнулась, — но лучше ты сам: на меня они как-то нервно реагируют. Наверное потому что я им только в случае брака звоню…
— Я так понял, что замкнутый цикл откладывается? — ни к кому конкретно не обращаясь, произнес Виктор, накладывая себе салат. — Ну что же, будем строить что есть.
— Не расстраивайся, мы даже в Клину со многим разобраться успели, так что следующая станция будет на восемьсот мегаватт по электричеству и ты ее точно построить успеешь, — ответил ему Андрей.
— И когда?
— Надеюсь, лет через десять.
Григорий Кабулов все же не удержался и приехал «на консультацию» к Кате-первой:
— Екатерина Владимировна, может вы сможете развеять мои сомнения? Мне, откровенно говоря, не очень нравится та возня, которая началась вокруг Владимира…
— И что тебе не нравится? То, что третий энергоблок вовремя там не поставят, никто и не сомневался, а второй заработает точно в срок. То, что они сами решили запустить его на три месяца раньше, лично меня не переубедило: они могут что угодно сделать досрочно, но без парогенераторов электростанцию им всяко не запустить — а Ярик обычно планов придерживается. У него просто сил и средств нет планы перевыполнять.
— Да я не об этом, о наших ребятах я вообще не беспокоюсь. Но после запуска первого блока атомной станции туда потянулось довольно много народа со своими необузданными хотелками.
— С плановыми же хотелками?
— Не только. Вон Иуван свой завод лопаток для трубин…
— Если я не путаю, ему всего мегаватт пятнадцать вроде нужно?
— Как же! Он вон расписал, что только на йодную очистку титана…
— Сразу посылай его куда подальше!
— И куда?
— К Ларсу. Этот бешеный фенн уже по четверти гигаватта новых мощностей в год строит, а куда столько электричества девать — не думает. Пусть там всю йодную очистку металлов делают, причем не только титана. И пусть с запасом делают: запас карман не тянет, а если с дождями год слабоват выйдет, то больше половины электричества там тю-тю. Очистку-то остановить проблем нет, а если какие другие заводы встанут…
— Я понял, спасибо, так и сделаю. А то, что с третьим блоком такая задержка…
— Гриш, помнишь, что тетя Женя… Евгения Сергеевна про быстрые нейтроны говорила? Если мы замкнем ядерный цикл хотя бы через сто лет, то и тогда это будет чудом. Но мы должны это чудо сотворить, помня при этом, что в первую очередь мы должны думать о безопасности.
— Хорошо что напомнили. Тут еще одна команда физиков образовалась, просят выделить средства на разработку реактора на свинце. Молодежь, все суетятся… Говорят, что на натрии размножитель получится начиная с мощностей — тепловых мощностей — гигаватт с двух-трех, а на свинце уже мегаватт с семисот. Андрей вроде как подтвердил, но во что это обойдется? На натрии-то реакторы уже работают… в смысле, один работает.
— Два работают, ты еще опытный забыл. Но если тебя интересует мнение пожилой дамы, то средства ребятам выделить стоит. Много они поначалу не съедят… то есть съедят конечно, но и технологию отработают. Вспомни, сколько сил и времени было потрачено на одни натриевые насосы?
— Но ведь если эти средства потратить на улучшение жизни народа…
— Народ у нас сыт, одет, обут и в целом здоров. А если еще одно поколение поживет без карманных видеотелефонов, то ничего страшного. Зато много будущих поколений тоже будут сыты, одеты, обуты и здоровы. Я тебе, как старая бюрократка, вот что скажу: Госплан нужен не для того, чтобы жизнь сделать раем, а чтобы она в ад не превратилась. Еще вопросы есть?
— Это вы меня так послали… к Ларсу? Но в любом случае спасибо за помощь, вы мне реально сильно помогли. И… последний вопрос: так вы думаете, у нас в обозримом будущем никаких серьезных проблем не маячит?