- Забавный обычай, - равнодушно отметил лорд Эмпстер.
- Забавные? Они быть полоумный, мои господины, - поежившись, объявил капитан Порло. - Я хорошо, очень даже хорошо помнить: как разы перед теми, как мне повстречаться с кобра, я видать такой люди. Они плясать и завывать, совсем как дикарь какой-нибудь. Это бывай нехороший знак, так и знай. Вот и Буби точно это чувствуй - ты ведь чувствуй, мой красотка, а?
Ощерив коричневые зубы, старый морской волк пытался удержать свою любимицу на плече. Выдался прохладный вечер, и трое спутников стояли на длинной террасе под низким навесом. Терраса была отгорожена от улицы узорчатой решеткой. Решетка была настолько хитро устроена, что с улицы выглядела всего-навсего плотным геометрическим узором, но при этом находящимся за ней открывался превосходный вид на город. Улицы плавно спускались к гавани. Вечерний ветерок шуршал листвой пальм. Купола и минареты сверкали в лучах закатного солнца. Но это прекрасное зрелище в немалой степени портили безумные песнопения троих грязных стариков.
- Вижу, вы любуетесь нашими плясунами? Это "танец обреченных".
- Танец обреченных? - Раджал устремил встревоженный взгляд на стройного, подтянутого визиря Хасема, который чуть раньше гостеприимно встретил их во дворце калифа.
Визирь в ответ негромко рассмеялся.
- Это всего лишь название, смею заверить тебя, о подопечный Эмпстера-лорда. О чем они распевают, как не о том, что все мы обречены все мы, привязанные к радостям этого мира? Звуки, производимые этими плясунами, порой неприятны для слуха наших иноземных гостей - что верно, то верно. Но люди, исполняющие "танец обреченных" - это истинно верующие, святые люди, и на землях Унанга они считаются неприкасаемыми. Не сомневаюсь, подопечному столь высокопоставленной особы, каковой является посланник Эмпстер-лорд, довольно многое известно о жизненном укладе разных народов?
Раджал смущенно покраснел, но прежде, чем он успел сказать хоть что-нибудь, визирь поинтересовался: всем ли он доволен? Молодой человек с неподдельным энтузиазмом кивнул. Разве кто-то мог пожаловаться на плохой прием, поселившись во Дворце с Благоуханными Ступенями? Выкупавшись и отдохнув в прекрасных покоях, лорд Эмпстер и сопровождающие его лица облачились в богатые одежды - халаты, скроенные на унангский манер и довершенные изукрашенными драгоценными каменьями тюрбанами. Даже Буби украсили золоченым ошейником и попонкой из тончайшего шелка.
В крови Раджала, подобно сильнейшему наркотику, бушевал восторг. И за пределами дворца можно было найти немало диковинок, но внутри него всевозможных красот оказалось столько, сколько прежде никому из спутников не доводилось видеть в жизни. Раджал понимал, что чары такой роскоши запросто могут околдовать любого человека, и вот теперь ловил себя на том, что, как это ни странно, дикая какофония звуков, издаваемых стариками, исполняющими посреди пыльной улицы "танец обреченных", его даже радует.
Но кое-что его тревожило.
- А где Ката?
После того как их встретили во дворце, Кату сразу увели на другую половину. Раджал ожидал, что вскоре девушка к ним вернется, но пока она не появлялась.
- Девушка, подопечная Эмпстера-лорда, будет трапезничать с другими женщинами, - ответил визирь. - Здесь у нас не принято, как в Эджландии, чтобы женщины восседали за столом вместе с мужчинами и занимались вместе с нами другими делами. За исключением тех случаев, когда без женщин не обойтись, конечно, - проворковал он.
Капитан Порло шутливо толкнул Раджала в бок.
- Славный быть сказано, а, господины Раджалы? Когда без женщины не обходиться! Пускай тут кишмя киши злобный кобра, но только в кое-что они много понимай, эти унанги!
Визирь обернулся к нему.
- Следовательно, ты простил нас, о благородный капитан, за то, что наша сверхбдительная береговая артиллерия обстреляла ваше судно? Видимо, командир принял вас за венайских пиратов при том, что вы шли под эджландским флагом. Этот глупец поторопился и поплатился за свою оплошность: его ослепили.
- Нет! - вырвалось у Раджала.
- Таков наш обычай, - с улыбкой объяснил визирь. - Ведь наш город это столица южных земель, и мы гордимся своим гостеприимством. Для тех же, кто срамит нас, пощады нет. Однако пойдемте, близится час пиршества, и мой господин с нетерпением ждет дорогих гостей.
- К-кат?..
- К-ката?
- К-ката-эйн?
Девушки произносили имя гостьи, спотыкаясь чуть ли не на каждой букве. При этом они глупо улыбались, а потом расхихикались. Но если Кате они и казались глупыми, она их сразу простила за все, когда Сефита - а может быть, все же Сатима? - опрокинула на нее очередную порцию теплой воды из золотого кувшина. Ката нежилась в роскошной ванне, наполненной душистой пеной, вдыхала благовонный пар и пряные масла.
- М-м-м... - мечтательно протянула она. - Пожалуй, мне уже нравится ваше гостеприимство! Как славно тут у вас, в Куатани.
Девушки встретили ее заявление дурацким хихиканьем.
- Госте...
- ...приимство?
- Ну ладно, ладно, - улыбнулась Ката.
Девушки уже старательно омыли ее кожу, и теперь, нежно прикасаясь к ее длинным волосам, осторожно расчесывали их. Ката блаженно прикрыла глаза. Чувствовала ли она хоть когда-нибудь в жизни себя такой чистой? Нет, ни разу с тех пор, как она жила у тетки Умбекки, Ката не мылась в горячей воде, и уж тем более не ведала такой заботы и ласки, как теперь. Ванна углубление в мраморном полу - наполнялась подогретой водой из невидимых труб.
Волшебство?
Если так - прекрасное волшебство!
Ката погрузилась в воспоминания. Она вдруг вспомнила о теткиной служанке, бедняжке Нирри, представила, как та ковыляет по лестнице и несет один кувшин с горячей водой, потом еще один, и еще. Этой водой она наполняла кувшины из котла на кухне. "Шлеп! Шлеп!" - вода выплескивалась из кувшина на ковер. Ката вспоминала о своих прогулках с горничной по тропинкам сада около Дома Проповедника. Потом представила себя обитательницей Диколесья - в ту пору, когда она радостно бегала босиком среди девственных зарослей. Она вдруг снова ощутила, как к ее обнаженным бедрам прикасаются нежные перья папоротников. А в следующее мгновение она уже лежала на берегу около журчащего ручейка, на мягкой траве, под лучами теплого солнца. Но нет, нет... Не на берегу - в воде... В воде...
Ката очнулась.
- Ее кожа... какая нежная!
- А волосы у нее... какие длинные!
- Такая белая...
- Такие темные!
- А глаза-то, глаза!
- А губы, губы!
- Ах, Сефита!
- Ах, Сатима!
Хихиканье. Вздохи.
- Сефита! Сатима! - послышались сердитые окрики.
Девушки умолкли, выпрямились. Окрики были сопровождены увесистыми шлепками. К ванне пробралась высокая толстуха в сари шафранового цвета. Ее наряд был дополнен уймой драгоценностей. На груди у толстухи сверкала золоченая брошка, видом своим напоминавшая орден.
- Лоботряски! Никчемные девчонки! Что, моя эджландка еще не готова? И как же, спрашивается, она украсит своим присутствием пиршество, когда лежит здесь, в ванне, и ее прекрасная нежная кожа скоро сварится? Да ведь бедняжка скоро станет красная, как рак!
Пристыженные девушки поспешно взялись за дело. Одна из них протянула Кате руку и помогла выбраться из глубокой ванны, другая завернула ее в банную простыню - огромную, мягкую, щедро надушенную.
Ката пробормотала:
- Добрая госпожа, я так вам благодарна...
Она неуверенно смотрела на свирепую женщину.