Патефон продолжал играть. По лицу своего любовника Фани прочла его мысли.
— О-ля-ля! — воскликнула она и завертелась под музыку.
Фани развязно поклонилась Илиасу, приглашая его танцевать. Халат у нее распахнулся. Илиасу хотелось посмотреть на ее обнажившуюся грудь, но он не мог отвести взгляда от Бакаса, помешивавшего угли. Иной раз, в минуты недовольства собой, Илиаса злило, что он слишком совестливый и нерешительный. И тогда он отваживался на поступки, поражавшие его самого…
Так и сейчас он вдруг встал и обнял Фани.
— Давай потанцуем, — сказал он с наигранной веселостью.
Бакас испуганно посторонился, освобождая им место.
— Помедленней, у меня голова закружилась, — воскликнула разгоряченная женщина.
Вещи Фани занимали всю комнату. У стены стоял ее шкаф, повсюду валялись платья, халаты, красовались вазочки, флаконы. Лишь в углу на гвозде скромно висели старые брюки и кепка Бакаса. В комнате всегда пахло крепкими духами. Когда Бакас, грязный и потный, возвращался с работы, он чувствовал неловкость, не зная, где ему стать, куда сесть. Патефон замолчал.
— Еще раз ту же пластинку, — попросил Илиас.
— Погоди, сейчас заведу, мой мальчик. — Она обратилась к мужу: — Раз не идешь в кофейню, не путайся хоть под ногами.
— Я пойду, — сказал Бакас вставая.
Не спеша надел он кепку и вышел из комнаты, не посмотрев ни на жену, ни на ее любовника. Как только за ним закрылась дверь, Фани крепко обняла Илиаса.
— Наконец-то!
— Лучше бы мне уйти.
— Молчи, глупенький! Что с тобой?
— Я угорел немного от жаровни.
Она больше ничего не сказала. Ее чувственные полные губы со страстью впились в рот Илиаса…
Илиас посмотрел на свою одежду, в беспорядке валявшуюся на стуле. Он аккуратно расправил смятый пиджак и стал одеваться. От внезапного отвращения тошнота подступила у него к горлу.
— Давай поужинаем вместе, — предложила Фани.
Ему было видно в зеркало, как она одевалась. Вот шелковая комбинация заскользила по ее телу, прикрыла голые бедра. До какого бесстыдства она дошла: принимает его у себя в доме!
— Нет, я ухожу, — резко сказал он.
— Почему?
— Мне надоело.
— Хочешь, я принаряжусь и пойдем куда-нибудь вместе?
— Сиди уж, не дразни меня.
— Ты сердишься, мой мальчик?
Фани еще раз поставила ту же самую пластинку. Ее красный халат закружился по комнате.
— Запрут тебя на сорок дней в казарме, вот будешь беситься! — Она захохотала и, подойдя к Илиасу, поправила ему галстук. — Я приду тебя проведать, золотко мое!.. Да что это с тобой?
— Не дразни меня, я же сказал тебе! — закричал разъяренный Илиас.
— Ну ладно, ладно. Все вы, мужчины, одинаковы…
Илиас бросился к двери, распахнул ее и остолбенел: перед ним на ступеньке стоял Бакас и смотрел на него своими глазами-бусинками.
— Там что, есть кто-нибудь? — спросила Фани.
«Значит, он не пошел в кофейню? Здесь, за дверью, простоял столько времени! Если он ждал, чтобы потребовать у меня объяснений, то это его право. Ах, к черту все! Так даже лучше!» — подумал Илиас, вынимая руки из карманов.
Пропуская его, Бакас испуганно посторонился. Втянув голову в плечи, Илиас проскользнул мимо него, как вор.
Патефон все играл и играл. Бакас вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Он стоял, весь дрожа, не зная, что сказать.
— Ты все-таки заявился? — спросила равнодушно Фани, расчесывая волосы.
— Я не уходил.
— Что это значит?
Бакас мялся.
— Говори же! — приказывала Фани, и лицо ее стало жестоким.
Некоторое время он тупо смотрел на нее. Потом перевел взгляд на ободранный нос своего правого ботинка и вспомнил о соседских ребятишках, с которыми он играл иногда в футбол на лужайке. «Мальчишка, что живет напротив, Мимис, станет когда-нибудь первоклассным вратарем», — подумал он, продолжая молчать. Если она привела сюда Илиаса, значит, решила бросить его, своего мужа. Стоит ему сказать хоть слово, как она заявит: «Забирай свои штаны, грязные ботинки и проваливай отсюда! Проваливай!» А этого как раз он больше всего боялся. Его мучила мысль о том, что он может ее потерять.
Фани запустила в него щеткой. Удар пришелся по колену, и Бакасу стало больно.
— Если ты мужчина, раскрой рот! Ну, давай же, что ты уставился на меня? Я привожу его сюда, чтобы ты на него любовался. Ты слышишь? Раскрой же наконец рот…
Бакас прислонился лбом к спинке железной кровати. Он так страдал, что готов был в отчаянии биться головой об стену. Подняв глаза, он увидел на середине потолка рядом с электрическим проводом толстый крюк. «Любопытно, — мелькнуло у него в голове, — может ли этот крюк выдержать тяжесть человеческого тела?»
Фани сыпала словами, а он все стоял и ждал, пока она выговорится и успокоится.
Бакас поднял с полу щетку и отдал ее жене.
— Не сердись, Фани… — Помолчав, он пробормотал: — Угли догорели. — Опять сел на свое место и, взяв щипцы, стал разгребать золу.
— Ты, как пиявка, не отлипнешь от меня никогда, — сказала спокойно Фани, продолжая причесываться.
В то же утро Хараламбос узнал, что Толстяк Яннис хочет жениться на его дочери. Во дворе у калитки его догнала запыхавшаяся Урания.