— Что такое, Урания? — спросила Мариго.
— Нечего скрывать от меня! Я ведь их сосватала. — Мариго схватилась за голову, а хозяйка, войдя в комнату и с трудом протиснув свое толстое тело между столом и буфетом, продолжала: — Неужели Хараламбос ничего не сказал вам? Господи боже ты мой! Он заверил мясника, что Клио согласна. Хараламбос даже взял у него деньги, чтобы купить приданое. Много денег…
Через два часа Хараламбос вернулся домой. Остановившись у двери, он тщательно вытер ноги. На старости лет у него появилась привычка долго шаркать ногами о коврик, прежде чем войти в комнату. Сняв кепку, он повесил ее на гвоздь. В квартире было темно, но свет он не стал зажигать… Когда он увидел у входа в кухню высокую фигуру Клио, ему почудилось на минуту, что перед ним во мраке возникло привидение.
— Доченька, и напугала же ты меня, — сказал Хараламбос.
— Я тебя ждала, — прошептала девушка и повернула выключатель.
Электрический свет залил комнату. Хараламбос сразу почуял что-то недоброе, но попытался улыбнуться.
— Ох! Чуть не потонул в грязи. Вся наша улица в рытвинах и колдобинах…
— Скажи мне, ты все спустил? — спросила она.
— Что, доченька?
— Деньги, которые взял у мясника, ты все спустил? Голос у Клио был хриплый, дрожащий, и старик, испугавшись, упал на колени.
— Да, да, я жалкий червяк. Нечистый меня попутал, я и сам не знаю, как это получилось. Сжалься надо мной, доченька, убей меня, чтоб мне больше не мучиться… Ну, убей же меня!
— Тебе давно пора умереть, — с ненавистью прошипела Клио.
Услышав шум, из соседней комнаты выбежали Мариго и Элени.
— Завтра рано утром ты пойдешь к мяснику и вернешь ему деньги! — закричала Мариго. — Это неслыханно!
— Какие деньги! Он их, наверно, успел промотать! — мрачно заметила Элени.
— Я-то, дурак, об ее счастье пекся, — жалко оправдывался Хараламбос.
— Горе нам! — причитала Мариго. — Разбудите Никоса!
— Обшарьте его карманы, ищите у него под матрасом, — кипела Элени.
— Прекратите крик! — вмешалась Клио. — Вы подымете на ноги всех соседей. — Она спокойно обернулась к матери. — Отпусти его, пусть идет спать. Ступай отсюда, отец!
Хараламбос молча выскользнул из комнаты.
— Ну а… — начала было Мариго.
— Я сама решу, что мне делать… — Девушка зажмурила до боли глаза. — Я хочу уйти отсюда… Уйти навсегда.
Наступило молчание. Мариго села к столу, подперев рукой голову.
— Значит, ты надумала пойти за него? — пробормотала она. — Кабы мне знать… Он, конечно, неплохой человек. И, как я слыхала, хороший хозяин. Может, все к счастью. — Вдруг она вздрогнула, почувствовав на себе ненавидящий взгляд Клио, и прибавила: — Ох, прости меня, прости меня, доченька…
— Уже поздно. Никому на свете я никогда ничего не прощу! Даже самой себе, — прошептала Клио.
На другой день Мариго, надев праздничное платье, отправилась к Толстяку Яннису. Жениху не терпелось; он огорчился, как дитя малое, когда Мариго попыталась отсрочить свадьбу, и поэтому решено было, что венчание состоится через две недели в воскресенье.
Бедняжка Каллиопа чуть не подавилась. Тут не столько виновата была апельсиновая корка — после ужина у нее была привычка жевать кожуру от фруктов, — сколько сердитый взгляд мужа, полковника Аристидиса Перакиса. Но надо было сказать ему правду: скоро пробьет одиннадцать, скрывать дольше она не могла.
— Значит, ты знала, что сын опять поздно придет… И поэтому за весь вечер ни слова не проронила? — сказал полковник.
— Аристидис, тут нет ничего плохого. Георгос уже взрослый, ты сам знаешь. Он ведь уже студент…
— Но это не значит, что он может ночь напролет кутить со всякими там певичками! — негодовал полковник.
Каллиопа подошла к мужу, повернувшемуся к ней спиной.
— Я же тебе говорила, Аристидис, мальчика пригласили в гости.
— Куда?
— К хозяину завода.
— Опять туда! Гм! Пусть только вернется, мерзавец, я с ним поговорю.
— Но, Аристидис… — И Каллиопа снова стала убеждать мужа.
Полковник внимательно слушал жену, но под конец, хмыкнув, заходил по комнате, бросая угрозы отсутствующему сыну.
Каллиопа принялась убирать со стола.
— Эти отлучки из дому мне совершенно не нравятся, — сказал полковник.
— А мне нравятся. Мальчик познакомится с жизнью. Связи в обществе теперь…
— Гм! Мозги у тебя куриные! А когда он приходит, ты разве не замечаешь, что от него винищем несет?
Полковник Аристидис Перакис давно уже вышел в отставку. Все свои скудные сбережения он истратил на постройку одноэтажного домика на окраине предместья. Хотя ему было уже за семьдесят, он гордился своей выправкой. Полковник ходил, точно аршин проглотив, и считал ниже своего достоинства признаться кому-нибудь, что от подагры у него часто сводит колено.
Отнеся посуду на кухню, Каллиопа вернулась в столовую.
— Куда он пошел, говоришь ты, Каллиопа?
— К господину Маноглу.
— Опять туда? Но что происходит в этом доме? Что там такое? Кабак?
— Ах, Аристидис! В хороших домах часто устраивают приемы. Он учится в университете вместе с дочерью господина Маноглу…
— Гм! Наверно, и у нее ветер в голове!
Перакис продолжал ходить по комнате из угла в угол. Вскоре Каллиопа задремала, сидя на стуле. Она уставала за день. Муж имел обыкновение ежедневно в пять утра поднимать ее с постели. А после того как Георгос поступил в университет, им пришлось рассчитать прислугу. А поэтому на плечи бедной Каллиопы легли все заботы о доме.