— Элени! Никос! Илиас! — невольно вырвался у нее крик.
На другой день пришел мастер и кое-как заделал щели, чтобы кухню не заливало во время дождя. Теперь Мариго знала, что все несчастья, свалившиеся на семью Хараламбоса Саккаса, все ужасы и беды, которые она видела своими глазами, не прошли напрасно. Она знала, что бесчисленные капли пролитой людьми крови, многие годы впитывавшиеся в штукатурку, обрушат в конце концов заплесневевшую стену… Мариго была слишком старой, слишком измученной, чтобы радоваться, но она ощущала душевное спокойствие, через силу бродя целыми днями по городу…
Осенью Хараламбакис пошел в школу. Его маленький братишка подрос, окреп. Цветы в жестянках завяли. Георгия по-прежнему искала работу…
В тот вечер женщины, члены комитета Демократического союза, поздно ушли из дома Аристидиса Перакиса.
Полковник попрощался с ними, не вставая с места. Он продолжал молча сидеть в кресле, рассматривая пуговицы на своем жилете.
Жена дяди Костаса, старая толстая женщина с усиками и двойным подбородком, шепнула на ухо Мариго:
— Ну и ну, мы обсуждаем разные вопросы, а он все пропускает мимо ушей.
— Тс-с-с! Не говори так о нем… Стоит ему раскрыть рот, и…
Теперь все в рабочем предместье знали старого полковника. Он давно был председателем Демократического союза. Женщины, придя на собрание, говорили и говорили, а он не сводил глаз с пуговиц на своем жилете. Иногда казалось, что он ничего не слышит и не услышит, разразись тут хоть буря. Потом Перакис поднимал вдруг усталые глаза и смотрел на лица людей, сидевших вокруг него.
— Политические заключенные… — бормотал он. — Да, конечно! Гм! Нам предстоит трудный путь, трудный путь! В сорок втором году, когда мой сын…
Женщины умолкали, ждали, что он скажет еще. Но полковник не произносил больше ни слова, точно немел.
— Завтра утром мы пойдем к министру, — объявил он им сегодня и уронил голову на грудь, уставясь на свои пуговицы.
Каллиопа проводила женщин в переднюю, заперла за ними дверь. Потом вернулась в комнату.
— Ты бы прилег, Аристидис! Уже поздно, — сказала она. Ничего не ответив, он растерянно взглянул на нее. — Завтра тебе предстоит сделать столько концов по городу! — Каллиопа помолчала немного, поглаживая стопку книг, лежавших на письменном столе, и тяжело вздохнула. — Если бы можно было вернуть прошлое! Чтобы жив был наш Георгос, чтобы я накрыла для вас стол, а ты, Аристидис, принялся распекать мальчика.
При свете лампы под зеленым абажуром седые волосы полковника отливали серебром.
— Мне холодно, — пожаловался он. Каллиопа укутала его пледом.
— Расскажи мне что-нибудь о сыне, — чуть погодя попросил он.
Каждый день просил он жену об этом и подолгу молча слушал ее рассказы. «Какие подробности удерживаются в памяти у женщин», — думал он.
Каллиопа начала с красной шапочки, которую Георгос носил в детстве. Помпончик от нее он однажды окунул в отцовскую чернильницу, и…
Вечер прошел в воспоминаниях о сыне.
На следующее утро группа женщин собралась возле аптеки на площади. Мариго взяла под руку Перакиса. Все вместе они двинулись вниз по улице.
«Мои последние солдаты», — подумал старый полковник и невольно попытался распрямить спину.
Члены комитета, пройдя через мост, направились к центру города.
Харнлаоо Трикупис (1832–1896) — в период между 1875 и 1895 гг. неоднократно был премьер-министром. — Здесь и далее прим. перев.
Дорогой (англ.).
Необыкновенная история. Ты увидишь (франц.).
Дорогой (франц.).
Ты увидишь, мой дорогой! (франц.)
Дорогой (англ.).
Известный борец, грек по происхождению, живший в США.