В 1967 году в моей карьере произошло событие, к которому стремится каждый хоккеист. Я был впервые, по рекомендации Анатолия Владимировича Тарасова, включен в состав сборной СССР. Он переговорил с Аркадием Ивановичем Чернышевым, и меня официально уведомили, что буду приглашен на сборы. Не знаю, как себя сегодня чувствуют хоккеисты после подобных предложений, хотя они говорят, что это почетное, ответственное дело, но, вне всяких сомнений, в мое время путевка в сборную считалась великим признанием. Игрок ощущал, что ему доверено играть на высшем уровне, сохранять победные традиции, плюс — политические моменты. Вроде бы все оставалось, как всегда, но взгляды на работу менялись, я все время ловил себя на том, что думаю о сборной. В общем, находился я в восторженном состоянии, я верил — все должно получиться. На эту тему много говорил с Татьяной, и она, понимая меня, была настроена оптимистично, говорила: не волнуйся, мол, все будет хорошо. Для меня была важна ее поддержка.
Произошло мое появление в сборной на первом розыгрыше приза Московского международного турнира, позднее его стали именовать призом «Известий». Этот турнир сыграл огромную роль в развитии отечественного хоккея. Через него прошли многие звезды, причем не только советские. Турнир пользовался огромной популярностью, всем нравился его талисман — симпатичный снеговик. Что же касается организации, то я с особой теплотой вспоминаю замечательного журналиста «Известий», своего тезку Бориса Федосова, который стал отцом-основателем турнира и придумал снеговика.
Нашу страну тогда представляли две команды: одну тренировали Анатолий Тарасов и Аркадий Чернышев, другую, куда взяли меня, возглавлял Владимир Егоров, наставник столичных «Крыльев Советов».
Откровенно говоря, деление в определенной степени было условным. Не было смысла ломать голову над тем, кто сильнее, я выступал вместе с Борисом Майоровым и Вячеславом Старшиновым, Виктором Якушевым, Вениамином Александровым, Анатолием Фирсовым, Виктором Кузькиным. И против нас играли известные мастера — тарасовская «система»: Анатолий Ионов с крайними Юрием Моисеевым и Женей Мишаковым, спартаковская тройка Евгений Зимин — Владимир Шадрин — Александр Якушев, Александр Рагулин, Виталий Давыдов, вратарь горьковского «Торпедо» Виктор Коноваленко.
Просто это были две сильные сборные. В очном поединке моя команда победила 5:2 и выиграла турнир. Наша тройка отлично провела микроматч против звена Анатолия Ионова. Мне удалось забросить две шайбы. За что после окончания матча получил прямой удар в челюсть от армейского защитника Олега Зайцева. Этому особо не огорчился. Ведь тройке, в которой я играл вместе с ленинградцами Игорем Щурковым и Игорем Григорьевым, удалось подорвать престиж знаменитой тарасовской «системы». Это была пятерка ЦСКА в составе Олег Зайцев — Игорь Ромишевский — Евгений Мишаков — Анатолий Ионов — Юрий Моисеев. Она считалась эталоном в нейтрализации соперников. Все специалисты отмечали, что играли они здорово. Во-первых, у Мишакова и Моисеева была сумасшедшая скорость, во-вторых, они были игроками цепкими, бесстрашными. Но нельзя сказать, что «система» Тарасова работала только на разрушение. В большинстве случаев эта пятерка играла активно, с прицелом на атаку и вполне неординарно, поскольку тактически гибким был центрфорвард. Я считаю, что этот турнир стал для меня новым шагом вперед в большом хоккее и остался в памяти на всю жизнь.
Итак, состоялся дебют. Но до чемпионатов мира и Олимпиад мне было далеко. Скажем так, места в сборной Михайлову пока не находилось. Я не считал это ударом по собственному престижу. Отдавал себе отчет в том, что при трех звеньях, в состав которых входили великие нападающие, я еще к сборной не готов. И не задавал вопросов Анатолию Тарасову. Он, понимая что к чему, сам сказал: «Волноваться не стоит, отработал ты добросовестно. Не сбавляй обороты, все идет по плану, надо подождать». Мне его внимание тогда здорово помогло. Я понял, что он в меня верит. И еще одна важнейшая деталь: очевидно, что он наверняка думал о создании нового крепкого звена, способного стать первым не на один сезон. К тому времени распалась тройка Локтев — Альметов — Александров. Правда, ставка делалась на звено Викулов — Полупанов — Фирсов, но предполагаю, что одного такого звена для ЦСКА было мало. Тарасов, естественно, хотел иметь вторую армейскую тройку и чтобы она непременно играла в сборной. Вот и заставлял меня с Петровым и Харламовым работать с максимальной отдачей. Собственно, мы были к этому готовы, поскольку сразу после прихода в ЦСКА поняли, какие нужно приложить титанические силы, чтобы выиграть чемпионат СССР.
Естественно, немало хоккеистов находилось в поле зрения тренеров сборной как потенциальные кандидаты. В составе сборной клубов они выезжали в Северную Америку. Там проходили проверку на прочность. Речь в основном идет о силовой игре. Соперники не были грозными, но приходилось после каждого матча переезжать в другой город, и от этого накладывалась усталость. И конечно, серьезную физическую нагрузку мы получали в самих играх. Канадцы много дрались, бывало до крови, и тех, кто дрогнул, в сборную уже не привлекали. Кроме того, нас предупредили, что получим премию, если выиграем минимум 60 процентов матчей. Для меня это не имело значения, надо было закрепляться в сборной. Я не боялся наскоков соперников, мог, как говорится, держать удар. И надеялся на лучшее.
В моей первой поездке в составе были опытные Виктор Кузькин, Владимир Брежнев, Евгений Мишаков, но больше — абитуриентов. Сдавали экзамены я, Игорь Щурков и Игорь Григорьев из СКА, московские динамовцы Александр Сакеев, Анатолий Мотовилов, Виктор Шилов. Все они были перспективными игроками, но, кроме меня, никто из них в сборную не прошел.
В 1968 году меня в национальную команду долго не приглашали. Даже на приз «Известий», не говоря уж об Олимпиаде. Но я к этому относился спокойно, хотя мне было уже 24 года. Знал, что этот турнир, по сути дела, малый чемпионат мира, победа в нем считалась престижной. Поэтому тренеры, естественно, экспериментировали в нем до определенного времени редко. Новичков пробовали, так сказать, поштучно. Сейчас картина иная. Европейский тур — полигон для испытаний. И это понятно, поскольку все лучшие в НХЛ.
Меня вместе с Петровым и Харламовым проверили в сборной в товарищеских встречах в Москве со сборной Канады. Впервые на уровне первой сборной СССР мы вышли на лед Дворца спорта в Лужниках 6 декабря 1968 года. Выиграли — 8:1, смотрелись совсем неплохо, две шайбы забросил Владимир Петров. Я же открыл свой лицевой счет только в четвертом матче с канадцами, который проходил в Ванкувере 21 января 1969 года.
Вообще 1969-й — один из самых памятных. Мы всем звеном попали в сборную СССР и выиграли чемпионат мира! Не скрою, я отчетливо помню его, как и Олимпиаду-72, матчи того же года с канадцами-профессионалами.
Когда пришел в сборную, так сказать, по-настоящему, вскоре понял, за счет чего именно, кроме мастерства, команда побеждает на чемпионатах мира и Олимпиадах. Существовала программа развития хоккея СССР, вертикаль, вершиной которой была сборная. Сразу скажу, всесоюзная федерация всегда строила ежегодный календарь с прицелом на главную команду страны. Собственно, это было разумно, поскольку, с одной стороны, для ряда клубов появлялись «окна» для учебно-тренировочной работы, а с другой — «сборники» могли с помощью занятий выходить на пик формы в нужное время. Замечу, что, даже побеждая, например, в товарищеских матчах, хоккеисты выкладывались полностью, но не все задачи по содержанию игры уже были решены. Все шло по восходящей — мы должны были выходить на оптимальный уровень к мировому первенству.
В расписании чемпионатов СССР были приличные по времени перерывы для сборов, участия в призе «Известий», турне за океан, чемпионатов мира, Олимпиад. Делали практически все, но и спрос с тренеров и игроков был максимальным. Серебряные медали считали неудачей, например, два сезона, в которых Борис Павлович Кулагин после победы на Олимпиаде-76 не сумел привести команду к «золоту» мировых первенств, стоили ему места главного тренера.
В стране была система развития хоккея, касающаяся и меня. Подготовка сборной была в высшей мере серьезной. Перед тем как соединить в национальной команде Аркадия Чернышева и Анатолия Тарасова, как рассказывали ветераны, тренеров пригласили на беседу в ЦК КПСС и объяснили, что их взаимоотношения должны строиться на принципах содружества, взаимопонимания. Безусловно, оба понимали, какой груз висит на них. Они были потрясающими специалистами и четко распределили обязанности.
Тарасов занимался тренировочным процессом, в котором ему не было равных, помогал в «скамеечной работе» — во время матчей подсказывал игрокам, что нужно делать в определенных моментах и чего избегать. Он мгновенно схватывал ситуацию. Чернышев на тренировках выходил на лед реже. Он и Анатолий Владимирович расписывали план занятий заранее. Тарасов вел их с энтузиазмом, зажигал ребят, был строг к тем, кто ленился, придумывал интересные упражнения. Требовал много, но мы заводились и работали на совесть. Иногда хотел кто-то из ребят поддеть Тарасова, но все заканчивалось в его пользу.
Был один довольно любопытный случай. На тренировке в бассейне на стадионе «Метрострой», он располагался у метро «Краснопресненская», Анатолий Владимирович объявил, что будем прыгать в воду с пятиметрового трамплина — смелость развивать. Кто-то возьми да брякни: «Анатолий Владимирович, всегда готов последовать вашему личному примеру!» Надо было знать Тарасова, который по своему складу не мог дать игрокам возможность хотя бы в чем-то усомниться в нем. Сразу нахохлился — значит, жди беды, полез на трамплин. Грохнулся с него в воду, весил под сто килограммов, вылез весь красный, злой. Но прыгнул! И потом мы так напрыгались, что уходили в раздевалку, пошатываясь от усталости.
Чернышев на тренировках больше наблюдал за нами. Он великолепно руководил самим процессом игры, как бы держал ее нити в руках. Это, как я убедился, став тренером, далеко не просто. Я бы даже назвал это искусством, не доступным простому смертному. У Аркадия Ивановича была крепкая нервная система, я никогда не видел его вспыльчивым, его невозможно было вывести из равновесия, даже когда мы проигрывали важнейшие матчи, а Тарасов буквально носился вдоль скамейки, Чернышев невозмутимо стоял у бортика, ни чем не выказывая волнения.
Мы знали, что Чернышев и Тарасов умеют не только концентрироваться на работе. Безусловно, чтобы держаться в тонусе, им нужно было иногда переключаться на иное занятие, далекое от хоккея. Так, Анатолий Владимирович снимал напряжение в лесу — он был заядлым грибником. Причем умел не только собирать грибы, но и отлично их засаливать, мариновать, сушить. Аркадий Иванович страстно увлекался рыбалкой. Однажды Станислав Петухов, в свое время нападающий сборной СССР и московского «Динамо», рассказал любопытную историю. После одного из чемпионатов мира Чернышеву подарили новую «Волгу». Прошло несколько дней, и ее угнали. Понятно, в МВД на ноги подняли всех. Нашли машину. Сообщили об этом Аркадию Ивановичу. Он примчался к метро «Войковская», сразу полез в багажник и радостно сказал: все хорошо! Оказывается, его больше всего волновала не машина, а рыболовные снасти, которые он привез из Швеции.
Я многое почерпнул из работы Тарасова и Чернышева. Кроме всего прочего — ответственность. Тренеры, принимая сборную, знали, на что шли. И потому тренировочный процесс был на редкость насыщенным. И окунувшись в него, я окончательно понял, через какие испытания, как и в ЦСКА, надо пройти, чтобы потом — на льду — одерживать верх над любыми соперниками. Сумма нагрузок позволяла ему и другим армейцам выйти на максимальный уровень игры, сохранять скоростную выносливость до конца матчей. Мало того что наши хоккеисты переигрывали соперника, они допускали меньше ошибок, действуя на фоне усталости. Выйти на такие рубежи было сложно. Учебно-тренировочный процесс сборной был спланирован так, что мы работали поэтапно. В период межсезонья было сразу несколько сборов, о чем сейчас наставникам сборной и мечтать не приходится.
Сначала команду собирали на втягивающий сбор — на нем постепенно подводили к высоким нагрузкам, второй был базовым — с достаточно сложными в физическом отношении двухразовыми занятиями, в том числе и на льду. Третий сбор называли шлифовочным — это были двухсторонние и контрольные игры. И все это кроме работы в клубах. Наконец, в сборной давали задания, которые мы должны были выполнять в командах. Мне иногда казалось, что без запредельных нагрузок можно обойтись. Но в ходе чемпионата, когда после пяти-шести матчей некоторые хоккеисты из средних клубов начинали «садиться», ЦСКА летал по льду. И становилось ясно, что работали не зря. Конечно, и сборная добивались прекрасных результатов. Цель оправдывала средства.
Неудивительно, что одним из самых памятных для меня стал дебют в сборной на мировых первенствах. Я примерно представлял себе, как сложно играть на высшем уровне. Но когда столкнулся с этим напрямую, то понял, что смотрел на вещи упрощенно. Напряжение было запредельным, играть было тяжело, не так, как я думал. Вот говорят, что особенного, если обыгрывала всех наша команда в советские времена? Откровенно скажу, нельзя смотреть на такие вещи поверхностно. Чемпионат мира, если сказать коротко, — соковыжималка.
Любой, игравший в нем, согласится с этим. Во-первых, напряжение было запредельным, поскольку турниры были короткими — за 15–16 дней надо было провести десять матчей. Так было почти всегда. В моей карьере в одиннадцати чемпионатах мира дистанция равнялась десяти матчам. Причем настраиваться требовалось на каждую встречу. Конечно, многое решалось в очных поединках фаворитов. Но нельзя было и очка терять в играх с теми, кто стоял ниже. Это могло стоить победы. Например, в 1971 году сборная Чехословакии неожиданно потерпела поражение от американцев — 1:5, тогда команды средненькой. И это стоило чехам золотых медалей. Они набрали 15 очков, а мы — 17. Но если бы они не проиграли команде США, то также имели бы 17 очков. И тогда в силу вступали очные поединки. И перевес бы оказался на стороне сборной Чехословакии. Она сначала сыграла с нами вничью — 3:3, а потом добилась успеха — 5:2.
Интересно, что перед чемпионатом мира-69 Аркадий Чернышев и Анатолий Тарасов пошли на значительную по тем временам ротацию состава. В Швецию, кроме нас, отправились еще трое новичков — динамовец Александр Мальцев, армеец Владимир Лутченко и спартаковец Евгений Паладьев. К тому же не выступал из-за травмы Виктор Коноваленко, место которого в воротах занял Виктор Зингер. Естественно, болельщики настороженно отнеслись к этому.
Но, с другой стороны, тренеры все продумали — тогда играли в пять защитников и три звена нападающих. Так вот, с Евгением Зиминым и Вячеславом Старшиновым играл Александр Якушев. Он не участвовал в Олимпиаде-68, но выиграл чемпионат мира-67. Далее другая опытная связка — Викулов и Фирсов, с ними выступал в основном Александр Мальцев, сзади Александр Рагулин, Кузькин, Ромишевский, были в составе и выходили на лед Мишаков, Владимир Юрзинов. То есть двух пятерок, если третья не была откровенно слабой и не проигрывала микроматчи, хватало, чтобы замахиваться на высшие награды. Третьими были мы с Володей и Валерой — и не собирались никому уступать.
Несмотря на все положительные моменты, скрупулезный процесс подготовки, выбор состава, чемпионат-69 простым, как я говорил, не был. Перед ним на меня большое впечатление произвело откровенное выступление на собрании сборной Бориса Майорова. Этот блестящий нападающий, выглядевший вполне прилично, сказал, что не в состоянии играть на своем уровне в связи с травмой, и попросил его отчислить. К слову, он и в своем родном «Спартаке» не остался, в 29 лет завершил карьеру. Этот поступок взволновал меня, и я до сих пор оцениваю его исключительно как порядочный и мужественный.
Я привык к спартанским условиям с детства. Поэтому меня мало волновала обстановка в гостиничных номерах, в раздевалках. Тем не менее обратил внимание на то, как нас в Швеции приняли. Жили мы в Стокгольме в самых что ни на есть комфортных условиях, в уютной тихой гостинице «Фламенго» в местечке Сольно, не так далеко от катка «Юханесхофф», где проходил чемпионат. Номера одновременно служили и мини-раздевалками. Тогда на первенствах мира, как правило, наша команда одевалась в гостинице, и мы в полной форме с коньками и клюшками в руках садились в автобус и ехали на игры. Это сейчас в раздевалках сушилки, бассейны, сауны, тогда до этого еще не дошли. И мы удовлетворялись тем, что имели.
Сразу же, в 1969-м, мы, новички, испытали на себе все «прелести» мирового первенства. Прежде всего это был особый настрой сборной Чехословакии против нашей команды. Объяснялся он известными обстоятельствами. Чехословацким хоккеистам, наверное, больше всего хотелось обыграть нас. Состав у них был на редкость сильный, я сразу это понял, когда столкнулся с игроками примерно такого же уровня, как и в нашей сборной. Специалисты высоко оценивали мастерство вратаря Владо Дзуриллы, защитников — Олдрижа Махача, Франтишека Поспишила, Йозефа Хорешовски, Яна Сухи, признанного лучшим игроком обороны, нападающих — Вацлава Недомански, братьев Иржи и Ярослава Холиков, Йозефа Черны. Вот всегда говорят, что чехи испокон века играют от обороны. С этим и не поспоришь. Однако это не глухая защита. При потере шайбы, как правило, их левый крайний нападающий сразу же откатывается назад, и приходится начинать атаку против троих обороняющихся. У сборной Чехословакии, потом — Чехии, блестяще налажен первый пас, хоккеист, владеющий шайбой, чувствует, кому именно и куда отдать шайбу вперед — в среднюю зону. Игрок принимает ее на скорости и создает опасный момент. И вообще с этой сборной всегда мы играли сложно. Ведь ее игроки еще и быстрые, техничные. Что же касается конкретных матчей 1969 года, то они действовали против нас жестко. И им удалось дважды выиграть — 2:0 и 4:3. Казалось бы, все решено. Но чехи израсходовали массу энергии. И это на финише обернулось для них трагедией.
Перед предпоследним матчем первенства — со шведами — положение сборной СССР было критическим: поражение отбрасывало ее на третье место. Расклад был простой — устраивала только победа. Игра складывалась тяжело. После двух периодов ничья — 2:2, причем нашей сборной пришлось отыгрываться. И здесь в полном блеске проявил себя Тарасов. Он понимал, что нужна встряска, какой-то кардинальный ход, который на нас положительно повлияет. И прямо в раздевалке, как говорят, с выражением неожиданно запел «Интернационал». Может быть, сейчас это вызывает иронию, но тогда все жили в другой стране и ее интересы были превыше всего. И мы завелись.
Кроме того, Тарасов сделал еще один поступок, которого никто не ожидал. Анатолий Владимирович подошел ко мне и сказал, что в третьем периоде я буду персонально играть против лидера шведов Ульфа Стернера, прекрасного мастера, его признали лучшим нападающим чемпионата-69. Володя Петров говорит: Анатолий Владимирович, да я с ним справлюсь (по хоккейным законам центрфорварды всегда играли друг против друга). Но Тарасов, тонко чувствовавший ситуацию, был непреклонен. И я понял, что задание ответственное, можно сказать, решающее. И, как говорят, «приклеился» к Стернеру, в какой-то мере удивленному, что ему играть не дают. В принципе, я был готов его нейтрализовать — в скорости не уступал, успевал на опережение точно сыграть. Конечно, делал все, как говорят, по ситуации, при нашей атаке был активен. И все получилось замечательно. Со Стернером удалось справиться, да еще решающую шайбу забросить. В одном из моментов я вышел на позицию для атаки, получил пас от Петрова, убежал к воротам шведов и переиграл знаменитого Лейфа Хольмквиста. Мы победили 3:2. Но этого было мало. У чехов к последнему туру было 16 очков, у нас и шведов — по 14. И их в поединке «Тре крунур» устраивала ничья.
Советские хоккеисты не без труда переиграли канадцев — 4:2, я забросил две шайбы, набрал по системе гол+пас 14 очков, этого хватило, чтобы поделить первое место в споре бомбардиров с Фирсовым, Стернером и Ярославом Холиком.
Но мы находились в прямой зависимости от шведов. Причем они в случае выигрыша у сборной Чехословакии могли стать только вторыми. В подобных ситуациях, как правило, выигрывает тот, у кого выше мотивация. Поэтому многие расценивали шансы чехов предпочтительнее. Но шведы отработали на совесть. Они не имели подавляющего перевеса, забросили всего одну шайбу, не раз могли пропустить, но отлично сыграл вратарь Хольмквист. В итоге — 1:0. Я и другие игроки смотрели эту игру, как говорят, живьем — с трибуны. Пришлось понервничать — когда сам на льду, все-таки проще. Можешь что-то сделать. В общем, три команды набрали по 16 очков, одинаковой оказалась разница заброшенных и пропущенных шайб в очных поединках тройки. Но сборная СССР забросила больше, чем соперники, как в этих играх, так и во всем первенстве. И завоевала золотые медали!
Вечером, в гостинице, мы впервые приняли участие в традиционной церемонии подведения итогов. Проще сказать, все благодарили Чернышева и Тарасова и выпивали с ними по рюмке. Купили мы бутылку сухого вина и втроем отправились на прием к тренерам. Я, как старший по возрасту в звене, поздравил их, сказал спасибо за науку. Стою, держу за спиной бутылку, не знаю, как себя вести. И тут Тарасов говорит: что за спиной держишь? Я показал бутылку, сказал, мол, хотелось бы отметить победу. А он так по-отечески отвечает: ребята, если когда-то придется вам принимать спиртное, а это наверняка произойдет, то пейте только водочку, но в разумных размерах. И попросил сидевшего в комнате заместителя руководителя нашей делегации принести «Московскую». Аркадий Иванович, как старший, дает мне команду: Боря, что смотришь, разливай в пять стаканчиков! Мы выпили, закусили какими-то бутербродиками и быстренько ретировались, поскольку к тренерам стояла очередь.
Кому-то может показаться, что у нас легкомысленно относились к спиртному. Но на самом деле с ним все было строго. В течение сезона, если выпил и «засекли», наказания были самые жесткие — могли дисквалифицировать, деньгами наказать. И нарушений режима было немного, между матчами хоккеисты расслаблялись весьма осторожно и аккуратно. Летом было проще. Но оно у всех было коротким, хватало времени только отдохнуть где-нибудь у Черного моря. Сейчас любой может сказать, что нас держали под замком. Да, были длительные сборы, но все к этому адаптировались. Были правила, которых придерживались все без исключения.
Наверное, не все знают, что капитаном сборной СССР я стал не сразу. Только ближе к середине семидесятых годов вместе с Рагулиным меня назначили вице-капитаном сборной, помогали мы Кузькину. В одном из матчей турне по ФРГ оба ветерана на лед не вышли, и повязку доверили мне. После этого все вернулось на прежние позиции. Капитаном сборной я стал по-настоящему, когда Виктор Григорьевич Кузькин играть в ней закончил. Примерно в то же время произошло еще одно событие, касающееся моего капитанства, но уже в ЦСКА. Тарасов с нами уже не работал, но имел вес в армейских высших кругах. Он и предложил назначить меня капитаном, хотя еще играл Кузькин, обосновав это тем, что роль Михайлова стала высокой, по самоотдаче он один из лучших, к нему партнеры уважительно относятся. Конечно, спорить с указанием сверху не стали. Мне в определенной степени было неудобно перед Виктором Григорьевичем, но он отнесся ко мне с пониманием, сказал: не волнуйся, всему свое время, я, считай, оттрубил, теперь твоя очередь.
В мое время игрока все чемпионаты мира, в которых я принимал участие, были для сборной СССР далеко не простыми. Это болельщики, газетчики нас расхваливали на все лады, отмечая, что нет лучше советских ледовых бойцов. На самом же деле, даже когда советские хоккеисты выигрывали уверенно, приходилось выкладываться максимально во всех отношениях. Может быть, мне было в команде СССР привычнее находиться, чем, скажем, дебютантам спартаковцам, динамовцам. Ведь для меня выступление за сборную стало как бы продолжением хоккейной жизни в ЦСКА. То есть я был адаптирован к нагрузкам, находился под контролем Тарасова в знакомой компании. И какого-то психологического напряжения не чувствовал, сказывался, наверное, характер.
Сборные Чехословакии и Швеции всегда находились в опасной близости. Это было элитное соперничество. Считаю, что большинство очных поединков лидеров показывали миру, сколь великолепен европейский хоккей. Позднее, когда я уже не выступал, картина стала еще более увлекательной, может быть, непредсказуемой. Пришли на мировые первенства и Олимпиады профессионалы, и фаворитов стало больше. Прибавили канадцы, американцы, финны. Например, в 2005 году, в связи с локаутом в НХЛ, в национальных сборных были на редкость сильные составы. И никто не мог уверенно сказать, кто поднимется на высшую ступень пьедестала, станет призером — чехи или словаки, канадцы или американцы, шведы или финны, наконец, мы — россияне.
Однако вернемся в семидесятые годы. Я и мои партнеры знали, каков уровень главных соперников, представляли, насколько сможем прибавить на первенстве мира. То есть каких-то секретов не было. Другой вопрос — ответственность, она была максимальной, очень многое зависело от игровой дисциплины. Причем так было не только у нас в сборной, но и в рядах главных соперников. Для победы, кроме мастерства, требовалась психологическая устойчивость. С этим у меня как раз было все в порядке, я умел не только сыграть с максимальной отдачей сам, но и настраивал на это всю команду. Может быть, громко сказано, но подтверждают это все специалисты, с которыми я говорил о моей игре.
И почти всегда в ключевых моментах мы находили способы, необходимые для достижения конечной победы. Были случаи, когда кто-то из основных соперников неожиданно оступался.
Собственно, в основном судьба золотых медалей решалась в заключительных матчах. Организаторы строили расписание так, что в них встречались сильнейшие.
Надо было стремиться к тому, чтобы держать себя в руках при любых обстоятельствах. В моей жизни было немало ключевых игровых моментов, когда требовалось сломать ход игры. Я, уже став лидером, был готов делать это вместе с Петровым и Харламовым. Причем приходилось выходить из сложнейших ситуаций не только на чемпионатах мира или Олимпиадах. Был случай, когда мы на призе «Известий» в 1978 году за десять минут до конца проигрывали команде ЧССР 0:3. Я говорю ребятам — хватит, надо игру ломать. Вышли, как на решительный бой, устроили штурм, и я первую ответную шайбу забросил. А пока соперники разбирались, как играть дальше, отличились Валерий Васильев и Сергей Макаров. И получилась ничья — 3:3. Единственный раз мы и другие звенья отошли от своих принципов и проиграли. Это случилось в 1980 году на Олимпиаде. Ребята смотрели на хоккеистов, выходящих на лед, вопросительно: может быть, вы забьете? И ничего не получилось. Но это пусть печальный, но редкий случай.
В 1970 году мы на чемпионате мира дважды обыграли чехов — 5:1 и 3:1, но уступили сборной Швеции — 2:4, проиграв второй период — 0:2. Тогда «Тре крунур» была необыкновенно сильной. Собственно, в ее составе, пожалуй, не было ни одного слабого игрока. В атаке блистали Стефан Карлссон, Стернер, Ларс-Эрик Нильссон, в обороне — Леннарт Светберг, Ларс-Эрик Шеберг, в воротах был легендарный Лейф Хольмквист.
И в самом последнем поединке со шведами решалась судьба «золота». Выиграли 3:1. За счет самоотдачи, концентрации.
Вообще, период перед чемпионатом мира 1970 года был для мирового хоккея значительным. Ведь впервые в истории соревнования должны были проводить в Канаде — в Виннипеге и Монреале. Безусловно, организаторы желали победы своим хоккеистам. И в связи с этим в дискуссионной форме завели разговор о возможности участия в первенстве профессионалов. Решался вопрос на конгрессе международной федерации. Как известно, «за» профессионалов проголосовало 20 делегатов, «против» — 30. Правда, решение не было окончательным. Позднее вновь шли обсуждения, но стороны уходили друг от друга все дальше. Дело кончилось тем, что чемпионат мира провели в Швеции без канадцев, место которых заняли поляки.
В 1971 году опять на самом финише пришлось обыгрывать шведов, если уступили бы, то чемпионами стали бы хоккеисты Чехословакии. В 1972 году мы чехам опять проиграли 2:3 и остались вторыми.
В 1973-м, в Москве, показали стопроцентный результат. Не могу сказать, что сборные Швеции и Чехословакии были намного слабее. Мы стали еще более уверенными в себе после суперсерии с хоккеистами НХЛ. Пожалуй, это было самое успешное первенство для нашего звена. В списке результативных мы были впереди: Петров — 34 очка (18+16), Михайлов — 29 (16+13), Харламов — 23 (9+14). Тогда разница в классе между лидерами и остальными была велика. Например, поляков мы обыграли 20:0. Восемь шайб забросил Александр Мартынюк из «Спартака», семь — Михайлов и пять — Петров.
В 1974 году в Хельсинки чемпионат мира получился на редкость сложным. На старте сборная СССР была разгромлена чехами — 2:7, причем в первом и втором периодах они забросили по три безответные шайбы. Конечно, состав у чехов был классный: в воротах Иржи Холечек, сзади — Ян Сухи, Иржи Бубла, Франтишек Поспишил, в атаке — Владимир Мартинец, Иван Глинка, Вацлав Недомански (тогда в этой сборной вообще слабых мест не было). К тому же в этом матче у них получалось все, а у нас — ничего. Естественно, все всполошились, председатель Спорткомитета СССР Сергей Павлов срочно прислал в Хельсинки Виталия Георгиевича Смирнова, разговоры были серьезные, жесткие. Но мы и без этого понимали, что надо выигрывать. Центральным стал матч предпоследнего тура со сборной Чехословакии. Мы были сильнее — 3:1. Причем тогда не смог выступать вместе с нами Владимир Петров. И в центр на его место поставили Александра Мальцева. Получилось все замечательно. Одну шайбу забросил Саша, а я поставил победную точку после его передачи. Потом мы с таким же счетом выиграли у шведов. В итоге разрыв между нами и чехами составил четыре очка. Кажется, что у нас не было проблем, но опять все решалось в одной игре. Тогда я стал самым результативным игроком чемпионата мира — 16 очков (8+8), опередил Владимира Мартинеца — 15 (9+6). Вот когда я закончил играть, мне не раз задавали вопросы, какая встреча запомнилась больше других. Мне сложно на него ответить. На уровне чемпионатов мира, Олимпийских игр все решалось в конкретных матчах, и каждый из них имел огромное значение. Конечно, чаще все складывалось в нашу пользу. Но возьмем в пример первенство 1974 года. Полагаю, комментарии здесь излишни.
К слову, на этом турнире впервые были выявлены нарушения на допинг-контроле. Помню, хорошо играли финны, должны были стать третьими, обыграли чехов — 5:2. Но кого-то из финнов поймали на допинге, и им засчитали поражение — 0:5. Шведы легко обыграли Польшу — 4:1. Однако после допинг-пробы очки у них отобрали. Поляки были счастливы, присужденная победа помогла им сохранить место в группе «А».
В 1975 году завершилась смена поколений, вслед за Фирсовым ушли из сборной Старшинов, Кузькин, Мишаков, Рагулин. Груз ответственности возрос до предела — мы стали лидерами. Всеволод Бобров, тренировавший нас до чемпионата-75, профессионально подошел к важнейшему процессу ротации состава. Он доверял молодым, хоккеистам золотого хоккейного возраста, не приписывал меня к ветеранам в 30 лет.
Но в сборной Бобров не остался. Поэтому было много разговоров о содержании игры. Но мы понимали, что каких-то кардинальных перемен не будет. Ансамбль был сыгранным, играл в духе советских традиций, и вносить изменения было опасно.
Чемпионат мира в Мюнхене наша сборная, уже под руководством Кулагина и Локтева, провела мощно. Дело не только в стопроцентном результате. Был заложен прочный фундамент. Мы выиграли у чехов оба матча с разницей в три шайбы — 5:2 и 4:1, а у шведов — 4:1 и 13:4. Но затем что-то разладилось в механизме сборной. Не хочу упрекать в чем-то Бориса Павловича, но, будучи объективно не хуже, мы два чемпионата мира подряд проиграли сборной Чехословакии. Для кого-то другого завершить эти турниры с медалями было бы счастьем. Но планка команды СССР находилась на максимальной высоте.
В 1976 году в Катовице произошло чрезвычайное событие. Мы дали фору главным соперникам, проиграв 4:6 сборной Польши. Я почему-то чувствовал, что вообще придется трудно. Кулагин в воспитательных целях — можно подумать, что чемпионат мира веселая прогулка, — не взял в сборную Петрова и Гусева. Никто, конечно, не спорил, но какой-то холодок в отношениях наметился. Они, конечно, были рабочими, но не столь сбалансированными, как при Боброве.
Вообще-то первенство получилось каким-то нескладным. Как я уже сказал, не играл Володя Петров, и в наше звено поставили в центр Сашу Мальцева. Скажу честно, они с Валерием понимали друг друга, и мне было с ними играть интересно. Оба быстрые, с потрясающим хоккейным зрением, умельцы забить, словом, звезды мирового масштаба. Забивали много, тем же полякам — три. Но другие звенья как-то стушевались. Кроме того, я хорошо помню, что в том матче выдающуюся игру показал польский голкипер Ткач, он просто спас команду от поражения.
Потом не смог играть Мальцев, и к нам подключили Александра Голикова. Откровенно говоря, травмы мешали, и состав тренеры слишком уж «передергивали». Наверное, до шести вариантов в атаке получалось, а играли тогда в три звена. Вот и одна из причин, не говоря о наших недостатках.
Первенство 1977 года в Вене завершили только третьими. Очки теряли все — мы два раза проиграли шведам, чехов наказали канадцы — 3:3, 8:2. Они и шведов разгромили — 7:0, но до этого проиграли им 2:4. Мы же с канадцами справились без проблем — 11:1, 8:1. В общем, впереди с 15 очками оказалась сборная Чехословакии. Наверное, на тот момент она была готова лучше нас. Надо отдать должное тренерам Карелу Гуту и Яну Старши. Они подготовили действительно классную команду. В сборной Чехословакии прошла смена поколений. В команде оставались Дзурилла, Махач, Иржи Холик, но раскрылись вратарь Иржи Холечек, защитник Иржи Бубла — громадный, жесткий в силовой борьбе, с броском, но неуравновешенный, вспыльчивый (он потом пять лет отыграл в «Ванкувер Кэнакс»), нападающие Иван Глинка, ставший затем главным тренером сборной Чехии, Петер Штястны, звезда НХЛ.
На чемпионат мира-78 в Прагу сборную повезли Виктор Тихонов и Владимир Юрзинов. Хозяева, находясь на волне успеха, рассчитывали в третий раз подряд выиграть золотые медали. На телевидении и в газетах Чехословакии наша команда получала нелестные оценки. И итог первенства был как бы предрешен еще до старта, мол, хозяев никто не остановит. Подобные заявления штука вредная — можно переоценить свои силы. Собственно, так и вышло. Чехи не могли себе представить, что советские хоккеисты сильнее, чем они думали. Играть было сложно и потому, что все болели против команды Советского Союза. Но никто не отрицал, что сборная СССР наиболее опасный соперник. В общем, к последней встрече чехи имели 18 очков, а мы 16. В Праге не скрывали, что близок час победы. Как потом рассказывали наши журналисты, был организован шикарный банкет. Но в заключительном матче наша команда в сложнейшей ситуации, под давлением болельщиков и до определенной меры предвзятости судей, выиграла 3:1. Матч был напряженным. В нем было все, чем выделяются решающие встречи. При равенстве сил у нас чуть выше была концентрация и ровнее состав. Все звенья могли работать на результат: Михайлов — Петров — Харламов, Балдерис — Жлуктов — Капустин, Мальцев — Александр Голиков — Владимир Голиков, уже заиграли Слава Фетисов, который с 19 лет стал лучшим защитником первенства, и Сережа Макаров. Наконец, выдающуюся игру показал Третьяк.
В конце решающего матча все видели, как потрясены чехи, это сказали их глаза, во взглядах прочитывалась горечь, тоска. Но кто виноват? Надо было строже спрашивать с себя. Пожалуй, и это качество позволяло нашему звену и другим хоккеистам сборной СССР находиться в мировой табели о рангах на первом месте. Мы бились лучше. По манере игры я никогда и никого не боялся, всегда любил играть на пятачке у ворот соперников, подправлял шайбы в сетку, успешно действовал на добивании, но и синяков и шишек получал много. Тем не менее раз за разом шел в атаку на мощных соперников. В моем случае решающую роль играли не габариты. Крупные защитники не могли справиться со мной — быстрым, юрким, выдерживавшим любое силовое давление. И еще. В сборной были игроки не только моего уровня, но и сильнее в плане мастерства.
В определенной степени нас держали в «ежовых рукавицах», контроль был неусыпным, жестким, но под замком не держали, просто наш быт был устроен так, что времени на прогулки и развлечения оставалось совсем немного.
Но нам не давали замыкаться только на хоккее — играх, установках, раскатках. Тогда мы, естественно, по установленному в сборной порядку, сами делали так называемые боевые листки, для нас снимали капустники с выступлениями известных артистов, привозили из посольства свежие газеты. Такой образ жизни был в национальных командах до распада СССР.
Конечно, было много профессиональных теоретических занятий. Собственно, в хоккее тактические схемы есть различные, и это естественный процесс. Но по амплуа ситуация особенно не меняется. Возьмем, к примеру, расстановку. Задачи крайнего, нападающего, левого или правого, идентичны. Это выполнение непосредственных задач — атака на ворота, обводка, броски, игра в пас. Важно грамотно откатываться назад и прикрывать «своего» защитника соперников, для меня — левого. Нужно, чтобы он не бросил, на добивание не подкатился, не успел в пас сыграть и так далее. Если свои функции ты выполнял, то претензий у тренеров не было. Конечно, по ситуации приходилось выходить за рамки, так сказать, функциональных обязанностей, смещаться в центр или катиться влево. Но в основном я действовал на своем пространстве.
Если говорить о соперниках, которые сходились со мной, так сказать, лицом к лицу, то среди них было немало ярких мастеров. Например, когда я еще играл в «Локомотиве» и команда оборонялась, мне приходилось держать левого защитника ЦСКА и сборной СССР Эдуарда Иванова. Это был потрясающий мастер. Он тонко чувствовал позицию, делал неожиданные ходы. И не раз приходилось ложиться под шайбу после его бросков. Интересно было играть против Юрия Ляпкина и Виктора Блинова из «Спартака», динамовца Валерия Васильева. Особенно опасен был Блинов, обладавший броском неимоверной силы. На международной арене более всего мне запомнилась борьба против чехов Махача и Поспишила, защитников тактически грамотных, с бросками. Практически все канадцы были с бросками, но с ними справляться было попроще: тактика несложная, свои действия они не маскировали, к тому же периодически заигрывались, уходили вперед, теряли шайбу. И, если удавалось организовать контратаку, это не раз заканчивалось взятием ворот.
Мне удалось сыграть в сборной созвездами трех поколений. Сначала это были Вениамин Александров, Анатолий Фирсов, Александр Рагулин, Виктор Коноваленко, Виктор Кузькин, Борис Майоров, Вячеслав Старшинов, потом — Владислав Третьяк, Владимир Петров, Валерий Харламов, Владимир Викулов, Виктор Полупанов, Валерий Васильев, Александр Мальцев, Владимир Шадрин, Александр Якушев, Евгений Зимин, затем пришли в команду Борис Александров, Хелмут Балдерис, Виктор Жлуктов и Сергей Капустин, Вячеслав Фетисов, Владимир Кругов, Сергей Макаров. Ну, у кого повернется язык сказать, что это не звезды. И, пожалуй, еще два-три десятка других моих партнеров были игроками международного класса. И соперники были замечательные, о них, особенно о канадцах, отдельный рассказ.
Время от времени заходит разговор о том, какое поколение было сильнее, особенно любят рассуждать на эту тему, поскольку довольно долго не шли дела у сборной России. Приводились различные примеры, характеризующие ветеранов с положительной стороны, а современных мастеров особо не жаловали, даже звезд НХЛ, хотя интерес к ним и хоккею вполне прилично подогревается в российской прессе. Для болельщиков это вполне естественный процесс. В принципе же, все это, скорее всего, имеет пропагандистскую цель. Вот, как я говорил тогда, ныне у сборной России побед меньше, значит, надо подхлестнуть игроков разговорами о славных традициях. И это произошло.
У меня есть своя точка зрения, с которой, кстати, согласны многие мастера прошлых лет. Нельзя проводить какие-то параллели, сравнения. Непрофессионально это, в корне неверно. Мы просто были лучшими в свое время. На тот момент развития игры были иные, чем сегодня, условия, которые с нынешними нет смысла сравнивать.
Да, у нынешних игроков сборной другие результаты, но нет и не будет серий из девяти побед на мировых первенствах. Это практически невозможно, поскольку каждый сезон надо рассматривать в отдельности. Естественно, можно подобрать в сборную лучших из хоккеистов, играющих в России. Но команда должна получить подкрепление из НХЛ. И у тех, кто играет за океаном, сезоны складываются по-разному. У кого-то игра не идет, другого травмы замучали, третий занят в Кубке Стэнли и приехать в сборную не может и так далее. Важно, чтобы все сошлось, как это было в 2008 году в Канаде.
Надо признать и такую вещь: мы, ветераны, и сегодняшние звезды не одно и то же. Вообще о чем можно говорить, когда, например, Борис Майоров, как я уже говорил, отметив преимущество в подготовленности наших последователей, ясно дал всем понять, что есть неоспоримые факты, которые обязан понять и принять к сведению каждый поклонник хоккея. Он только подчеркнул, что нельзя забывать ветеранов, они заслужили это своими победами.
Многие, в том числе и члены международной федерации, считали, что появление профессионалов на чемпионатах мира в 1977 году после достаточно длительного перерыва (с 1970-го, когда они просили разрешения играть на чемпионатах мира пятерке из НХЛ, но им отказали, после чего канадцы обиделись) сделает эти турниры выдающимися по мастерству. Конечно, турниры стали интереснее, профессионалы добавили им остроты. Но довольно долго, до распада СССР, они при всем желании не могли угнаться за советскими хоккеистами, шведами, хотя в ряде случаев были близки к этому.
В мое игровое время Лига была замкнутой. И весьма консервативной в плане системы проведения первенства, чего явно сейчас не хватает нам. В начале семидесятых в НХЛ играли в основном канадцы да два-три десятка американцев. Все развивалось по определенной вертикали: сначала регулярный сезон, спор за выход в плей-офф, затем отчаянная борьба за высшую награду — Кубок Стэнли. Максимально сосредоточившись на этом, канадцам, даже из тех клубов, которые выбыли из плей-офф на первом этапе, было сложно перестроиться на борьбу за восхождение на новую вершину. Ибо для них Кубок Стэнли значил куда больше, чем мировые первенства.
После этого и те, кто сыграл успешно, и неудачливые клубы, из которых приглашали хоккеистов в сборную, все-таки выпускали пар. И настроиться на борьбу на чемпионатах мира было сложно. Кроме того, не хватало времени для подготовки.
Так вот, приехали в 1977 году на первенство мира Фил Эспозито и еще несколько профи. Но заняли только четвертое место, уступив в двух матчах сборной СССР с ужасным счетом 1:11 и 1:8. Фил тогда буквально вышел из себя. Он не мог представить, что можно так проиграть. Тем более что наша команда выступала тогда неудачно и осталась с бронзовыми медалями. За что, как я уже говорил, освободили от работы Кулагина. Тем не менее канадцы достойно провели матчи с другими сборными. Например, со ставшими чемпионами мира хоккеистами Чехословакии боролись отчаянно (3:4, 3:3), обыграли шведов (7:0).
Я тогда пришел к выводу, что они не готовы играть именно против нас, в хоккей скоростной, тактически разнообразный. Может быть, резко сказано, но они — наши «клиенты», мы всегда против них удачно играли, и сейчас на чемпионате 2008 года это нашло подтверждение моей точке зрения. Канадцы могут разбираться с другими сборными, но не с российской. И в мое время, и сейчас наши очные поединки чем-то напоминают серии встреч советских хоккеистов с НХЛ на уровне сборных и клубов, только там канадцы были более отмобилизованными. Они не умеют, как говорят, «закрываться». И мы этим пользовались. А тактика сборных Чехословакии и Швеции другая — для канадцев выгодная.
Канадцы поняли, что нельзя терять престиж, ни к чему это НХЛ. И по возможности старались усилить состав. Но до 1994 года не могли завоевать золотые медали. Причем помню сезоны, когда состав у них по именам был замечательным. Например, в 1982 году в него входили Уэйн Гретцки, Билл Бэрбер, Майк Гартнер, Дино Сиссарелли, Брайэн Пропп. И они заняли третье место.
На Олимпиаде-94 в беседе с одним российским журналистом в прошлом канадский вратарь Грэг Миллен — телекомментатор клуба «Оттава Сенаторз», проведший более пятисот игр в НХЛ, рассказал буквально следующее: «Все мы были на чемпионате мира 1982 года потрясены мастерством соперников из СССР, я не мог поверить, что наши звезды дважды проиграли русским и в итоге отстали от них вместе с чехами на семь очков. И это при том, что в символические сборные первенства вошли блестяще игравший Гретцки, Бэрбер и защитник Крэйг Хартсберг».
Считаю, что все это есть и сейчас. Но ныне у канадцев задачи упростились. Они лучше играют с листа, чем европейские команды, привлекающие профессионалов. И на чемпионатах мира последнего десятилетия почти всегда были в числе призеров. Несколько раз побеждали.
Но вот загвоздка. Не всегда хватает свежести. Так, на чемпионате мира 2005 года они, уверенно начав игру с россиянами, с середины второго периода стремились только удержать перевес и в итоге выиграли 4:3, но в финале по игре уступили чехам.
Казалось, идет локаут, все свободны — только готовься. Но не все согласились играть, многие из хоккеистов, приехавших в Вену, весь сезон не имели игровой практики. Вот и не сошелся пасьянс.
Более серьезное отношение у профессионалов, несомненно, к Олимпиадам. Не случайно с 1998 года сборные Канады и США выступают на Играх в элитных составах. Происходит это в середине сезона, когда хоккеисты находятся в оптимальном состоянии. Но и другие команды — россияне, шведы, чехи, словаки, финны — привлекают в сборные лучших игроков. И в 1988-м золото досталось чехам, а в 2002-м, на Олимпиаде в США, канадцам.
Олимпийские хоккейные турниры сейчас соревнование № 1. Мне могут возразить, что не слабее Кубки мира. Согласен, но эти турниры проходят за океаном, значит, надо признать, что у сборных Канады и США есть преимущество «своего поля».
Собственно, так было всегда, и до профессионалов. Идеи идеями, но кроме олимпийских принципов существовал неофициальный командный зачет. Здесь на авансцену и выходили задачи государственного масштаба. Причем в СССР хоккей считался партийным видом спорта, победа в нем позволяла спортивным чиновникам прикрыть неудачи. Вот и держали нас в состоянии боевой готовности постоянно. Мы и сами тогда понимали, какое значение имеют чемпионаты мира и Олимпиады. В конце концов, несмотря на разговоры о любительском хоккее, мы, чехи, шведы были профессионалами.
В мое время были длительные сборы, в предсезонный период и в ходе первенства. Бывало, если тренеры были недовольны, то с игры ехали не домой, а на базу. Эти подходы к работе сейчас считают жесткими, мол, нарушаются права человека, нельзя его держать под замком. И в пример приводят НХЛ, где хоккеисты собираются прямо на игры. Так вот, канадцам как раз и не хватало времени, чтобы именно на сборах как следует подготовиться к мировым первенствам. Они играли, как говорят, с листа, уповая на общие тактические веяния в НХЛ.
Если говорить об Олимпийских играх, то они до сих пор остаются для меня центральными событиями в карьере игрока. С одной стороны, я счастлив, что выступал на Играх в Японии и Австрии, где мы выиграли золотые медали, но жутко огорчен поражением 1980 года от американцев в Лейк-Плэсиде. Нас тогда «размазали по стенке», заявив, что уступили мы каким-то студентам. Действительно, команда СССР была сильнее, но ее «сделали» чемпионом еще до решающих матчей. Зачем? Нельзя было унижать достоинства американцев. Подобные вещи к добру не приводят.
Сейчас, когда прошло много лет, надо взглянуть на вещи, так сказать, со стороны. Ни для кого не секрет, что страна — организатор Игр всегда готовит спортсменов с особой тщательностью. Если же взять американцев, то, принимая Олимпиаду-80, они стремились сделать все, чтобы в каких-то видах зацепиться за медали. Они и не планировали стать первыми в хоккейном турнире. Но придавали ему огромное значение. Позднее в одном из изданий я прочел статью, которая произвела на меня большое впечатление, поскольку знал я о команде США 1980 года немного.
Еще весной 1979 года тренером сборной назначили Херба Брукса, наставника команды, победившей в национальном студенческом первенстве. Четыре сотни кандидатов в команду получили тесты со специальными вопросами, не имеющими отношения к спорту, подготовленными профессорами психологии Университета Миннесоты. После этого отобрали 69 человек и пригласили их на первый сбор — в июле. Осенью к Олимпиаде готовилось 26 игроков, 12 из которых были выбраны на драфт-аукционах клубами НХЛ. Сборная провела более 50 контрольных матчей.
Мы, естественно, об этом ничего толком не знали. Обыграли сборную США перед Олимпиадой — 10:3. Думали, что вряд ли она может нам помешать. Но первый тревожный звоночек мы услышали вместе с финальной сиреной встречи Швеция — США. Шведы, имевшие классный состав, в который входили игроки высокого международного уровня — Томас Юнссон и Мате Нэслунд, впоследствии заметные фигуры в НХЛ — обладатели Кубка Стэнли, Мате Валтин, Томми Самуэлльсон, Дан Седерстрем, за 27 секунд до конца уступили победу — 2:2. Затем американцы разгромили чехов -7:3. Говорят, что ошибался вратарь Иржи Кралик, но это была мощная сборная. Трио лучших бомбардиров было чешским: Мариан Новы — 15 очков (7+8), Петер Штястны — 14 (7+7), Ярослав Поузар — 13 (8+5). И, самое главное, это поражение оставило чехов за бортом финальной четверки.
А потом американцы обыграли нас — 4:3. Не в порядке оправдания замечу, что замена после первого периода Третьяка на Владимира Мышкина пошла на пользу американцам, панически боявшимся Владислава. Да, он ошибся на 20-й минуте, неудачно отбив шайбу, после чего счет стал 2:2. Но все знали, что после этого Третьяк продолжает играть надежно. Во втором периоде игра шла в одни ворота, но американцы стойко оборонялись и пропустили одну шайбу — от Мальцева. В третьем периоде судьи ошиблись, удалив на две минуты Крутова. И это стоило нам золотых медалей. Американцы сравняли счет и на волне удачи тут же повели. Затем были моменты у Крутова, Мальцева, но шайба в ворота «не лезла». Обстановка была нервная, мы ощущали дефицит времени, а это не идет на пользу, начинается никому не нужная спешка. Зрители видят отчаянную борьбу, но КПД низкий.
Увы, эта Олимпиада стала для меня последней. В 1981 году меня аккуратно попросили из сборной.
Но остались и приятные воспоминания. В 1972 году в Саппоро мы без особых осложнений заняли первое место, обыграв, между прочим, американцев — 7:2. Тогда я еще не знал, что это последнее соревнование в сборной для Аркадия Чернышева и Анатолия Тарасова. Сама Олимпиада, ее дух, интересная борьба мне понравились, хотя на время нас разлучили с Харламовым, он играл в звене с Викуловым и Фирсовым, с нами выступал Юрий Блинов, когда я не играл, выходил Мишаков, стабильно выступали Мальцев, Шадрин и Александр Якушев.
В 1976 году в Австрии также проблем не было. Правда, сложной была встреча с чехами. У них поймали кого-то на допинге в поединке с поляками и сняли два очка. И чехам надо было нас только побеждать.
Целеустремленности им не занимать: после первого периода проигрывали 0:2, второй начался с двух удалений, мы остались втроем, но Юрий Ляпкин, Володя Шадрин, Гена Цыганков и, конечно, Владислав Третьяк отыграли тогда безошибочно.
Вот говорят, надо ценить момент. Все верно. Забрось чехи третью шайбу, скорее всего, не удалось бы отыграться. Но они не смогли сконцентрироваться, более полагаясь на то, что в подобной ситуации забьют. Ну, не вышло, вроде бы есть задел прочности. Однако соперник, сумев отбиться, получает как бы стимул к тому, чтобы бороться дальше, спасать игру. Это вообще правило хоккея. И надо стремиться к тому, чтобы в ключевых моментах забивать или не пропускать. Бывает, что эпизод все меняет круто. Так, собственно, и вышло — мы выиграли 4:3.
На мой взгляд, в течение многих лет Олимпиады были ареной спора советских, чешских и шведских хоккеистов. Безусловно, наши соперники стремились обойти сборную СССР. Но, в отличие от чемпионатов мира, ничего у них не получалось. Только в 1994 году шведы в драматическом матче с канадцами в серии буллитов добыли «золото». Но тогда сборная России имела скромный состав. А в 1998-м, когда уже играли профессионалы и все отдавали предпочтение канадцам и россиянам, блестяще выступила сборная Чехии. Особенно мне запомнилась потрясающая игра вратаря Доминика Гашека. И почему-то я вспомнил матч с американцами 1980 года. Что было бы, если в воротах остался Третьяк? Увы, ответа на этот вопрос нет. В том же 1998-м я предположил, что сборные Канады и США сильны только в играх на своем поле, как было в 2002 году. Тогда выиграли чехи. Интересно, это отдельный случай или я прав? Вот на этот вопрос будет получен ответ в феврале 2006 года на Олимпиаде в Турине.
Во все времена идет разговор о соперничестве школ, фирменных качествах сильнейших национальных сборных. Он, безусловно, увлекателен, хотя и здесь не стоит делать каких-то оценок. У каждой команды есть свои козыри, украшающие не только ее, но и весь хоккей.
Я всегда с уважением относился ко всем соперникам, выделяя, понятно, лучшие сборные. Они не похожи друг на друга, и эта разница подчеркивает широту хоккея, его огромные тактические возможности, способы ведения игры.
Меня не удивляет, что чехи строят игру от обороны. Я уже говорил об этом. И, наверное, зря, что их соперников устраивает территориальный перевес. Видимо, чтобы обыграть чехов, не всегда стоит стремиться к атакующей агрессивной манере. Стоит по ситуации поиграть в их ключе и посмотреть, что они будут делать. Но большинство сильных сборных склонно к атаке, да и вообще перейти на новую игру в конкретном матче далеко не просто. К этому надо специально готовиться.
Чехи играют от обороны не только в силу традиций, но и потому, что сильны в определенном ключе, в котором удачнее всего действуют хоккеисты. И всегда они созидательны в контратаке.
Например, на чемпионате мира 2005 года, когда мы смогли более или менее точно убедиться, что значат для чемпионатов мира профессионалы, мы увидели несколько иную манеру игры чехов. Многое зависит от исполнителей. Такой мастер, как Яромир Ягр, и шайбу держит, и в пас играет, и забивает много. Ну, зачем, спрашивается, использовать его в отрыве. И чешские тренеры к этому не стремились. Еще в зародыше атаки Ягр довольно часто занимал позицию справа у синей линии, партнеры знали, где его искать. Старались быстро отдать пас. И Ягр, в зависимости от ситуации, отдавал шайбу хоккеисту, выходящему на удобную позицию для решающего броска, сам входил в зону, держал шайбу, искал партнеров или, увидев «окошко», выкатывался в опасную зону и бросал. В других случаях чехи применяли свои фирменные контратаки с хода. Подобные вещи делают многие сборные, но у чехов острее развито ощущение момента. И в общем получается игра не однотипная. Я говорю это в связи с тем, что многое зависит от конкретных хоккеистов.
Например, в сборной России нельзя было ругать Алексея Ковалева за то, что порой как бы передерживает шайбу. Ведь он контролирует ситуацию, имеет, как говорят в хоккее, хорошие руки и, обладая техникой, может отдать пас и неожиданно произвести кистевой бросок. А Павел Дацюк, умеющий в одиночку прорваться к воротам, все-таки более эффективен в ситуациях, когда мгновенно освобождается от опеки и наносит решающий удар.
Может быть, и не была похожа в течение довольно длительного времени сборная России на команду СССР, но какие-то качества оставались. Сейчас ведь хоккей построен на высоких скоростях, на опережении, силовых единоборствах. Ориентироваться под жестким контролем сложно. И тут на первый план выходит индивидуальное мастерство. Я говорю не об умении забросить шайбу, об оценке ситуации и быстроте принятия решения, а о сумме личных и командных качеств.
У шведов своя, устоявшаяся годами манера игры. Они выбирают различные тактические схемы: 2-2-1, 1-3-1. И, скажем, обилие игроков в средней зоне связано не только с коллективной обороной, но и возможностью отобрать шайбу и создать острую атаку. В целом же шведы постоянно придерживаются академичной игры. У них есть все — техника, скорость, силовая борьба, они, наверное, лучше других смотрятся в позиционной атаке. При всем этом мы видели, что решающую роль в их победах сыграли личности. Например, в 1991 и 1992 годах в матчах с нашей командой результат делал Матс Сундин, звезда НХЛ.
Канадцы всегда исповедовали атакующий стиль игры. Они, действительно, в последнее десятилетие добились серьезного прогресса. Я думаю, это следствие и того, что в НХЛ много европейцев высокого класса, и, находясь рядом с ними, даже хоккеисты высокого уровня свою игру разнообразят. Но канадцы и американцы не уходят от своих излюбленных приемов. Кому-то, возможно, не нравится, что они возятся с шайбой у бортов, за воротами, топчутся на пятачке. Все это не просто так. Во-первых, североамериканцы часто выигрывают борьбу за воротами и атакуют сами или отдают пас партнерам, когда броски идут, скажем, от синей линии, они умеют изменить полет шайбы. Во-вторых, надо учесть, что у них прекрасное катание и владение клюшкой. И в-третьих — они не любят проигрывать.
Финны хорошо использовали советскую методику в развитии игры. Они чрезвычайно исполнительны. И на тренировках работают старательно. Вот, соединив хорошие наши качества и свои — скорость, напор, — они и вошли в элиту мирового хоккея. Но в последнее время, наверное, несколько остановились в росте.
Собственно, если провести параллель между выступлениями на льду моего поколения и нынешнего, то кардинальных перемен нет. Безусловно, современные хоккеисты действуют быстрее, выше темп игры, в техническом отношении они лучше, чем были мы. Это вполне естественно, хоккей развивается. Но в то же время магистральное направление школы ведущих держав не меняют, создавая тем самым неповторимый колорит традиционного соперничества.
Единственное, что беспокоит, желание руководителей НХЛ изменить правила игры. Речь идет, в частности, об игре в четыре полевых игрока, уменьшении размера ворот и так далее. Полагаю, подходить к новшествам нужно осторожно. Не факт, что они пойдут на пользу хоккею, привлекут особое внимание болельщиков. Изменения могут повлечь за собой массу проблем. Очевидно, что придется перестраивать тактику. И можно с определенной долей уверенности сказать, что отход от классического образца хоккея скажется не лучшим образом.
Очень многое в карьере игрока зависит от тренеров, партнеров. Безусловно, я имею в виду и клубы, и сборную. В моем формировании как игрока, в выходе на уровень сборной сыграли значительную роль несколько человек. И вообще мне с учителями и людьми, на которых надо равняться, повезло. В сборной с нами работали замечательные специалисты. Армейцам не приходилось перестраиваться, поскольку в мою пору и до распада Советского Союза сборную практически всегда тренировали наши наставники. К ним я причисляю и Кулагина, который пришел в сборную из «Крыльев Советов», но с богатым армейским опытом. И все мы его прекрасно знали.
Считаю выдающимся достижением тот факт, что в течение почти тридцати лет лидерами наших тренеров были Аркадий Иванович Чернышев и Анатолий Владимирович Тарасов. Во многом моя судьба связана с ними. К Тарасову я пришел в 23 года — это уже приличный хоккейный возраст. Тем не менее он дал мне понять, что надо еще учиться, чтобы выйти на уровень сборной.
Аркадий Иванович, как считали многие, был первым в тренерском дуэте сборной. Да, он руководил игрой, но немалый пласт работы выполнял Тарасов. Аркадий Иванович, внешне спокойный, выдержанный, пользовался у игроков уважением, имел на них влияние. Стратег и тактик, он руководил игрой, успевал осмыслить происходящее, быстро принимал решения.
Анатолий Владимирович во многом не походил на Чернышева. У него была живая творческая натура, он мог распознать в молодом игроке будущего мастера. Имея возможность, так сказать, получать игроков, Тарасов создавал звенья, которые были лидерами в ЦСКА и сборной. Он одновременно решал две задачи — национального и международного уровня. Были сильнейшими Александров — Альметов — Локтев, Викулов — Полупанов — Фирсов, Мишаков — Ионов — Моисеев, наша тройка.
Анатолий Тарасов был жестким, властным и еще, я бы сказал, — отважным. Ну, кто, кроме него, в начале пятидесятых годов мог написать письмо в ЦК КПСС, в котором он доказывал, что советский хоккей готов к победным выступлениях на международной арене. Могли погладить, могли и «к стенке поставить». Ведь спортивные деятели как огня боялись гнева Иосифа Сталина.
Анатолий Владимирович был прекрасным оратором и актером, кроме того, он обладал какой-то магической силой, даром внушения. Всем известна история о том, как он настраивал Полупанова на борьбу с канадцем Карлом Бревером. И Виктор не стушевался перед бывшим профессионалом. После силового единоборства с ним канадца показывали по телевизору с лицом, заклеенным пластырем. А как Анатолий Тарасов заводил нас на борьбу с чехами, стоя у бортика: что ждете, бейте, давите их! Был случай, когда Йозеф Голонка, знавший русский язык, услышал, что кричит Анатолий Владимирович, и со злости бросил шайбу прямо в нашего тренера.
С одной стороны, Тарасов был близок, невозможно забыть его тренировки, но все-таки держал всех нас на расстоянии. Мы не могли представить себе, о чем он в конкретный момент думает. Не знали, каков он в обычной — неспортивной — жизни. Ограничивалась наша информация тем, что у него был брат Юрий, игравший в хоккей за команду ВВС, которая погибла в авиакатастрофе. Знали, что дочь Татьяна замечательная фигуристка. Она, по-моему, многое унаследовала у Анатолия Владимировича. Сейчас, когда я смотрю за ее поведением во время соревнований, слушаю интервью, то в каждом движении, нотке вижу легендарный тарасовский стиль.
Как личность Тарасов не был чьим-то отражением. Он никого не копировал, не искал помощи, не прибегал к апробированным кем-то методам работы. У него все было свое. И по-моему, никогда до конца он не раскрывался, оставаясь фигурой в определенном смысле загадочной.
Не хочу вдаваться в подробности, но все-таки странно, что они ушли из сборной в расцвете сил — Чернышеву было 58 лет, Тарасову — 54. Мало того, судя по всему, они и в последнее время пребывания в сборной продолжали работу на перспективу. Как раз к 1972 году появилось много молодых защитников, в «золотом» хоккейном возрасте находилось наше звено, спартаковская тройка, Саша Мальцев.
На смену Чернышеву и Тарасову пришел Всеволод Михайлович Бобров. Он производил огромное впечатление. Это был редчайший знаток хоккея. Бобров был достаточно мягким человеком. С ним, в отличие от Тарасова, можно было обсуждать какие-то хоккейные вещи. При этом Бобров не давил на нас своим колоссальным авторитетом. Он мог согласиться с точкой зрения хоккеистов и в таких случаях просто говорил — давайте попробуем. Он умел прощать, и не было случая, чтобы кого-то в сборной при нем крепко наказывали за различные нарушения. У него было потрясающее чутье на игроков, он знал, что именно нужно сказать в конкретный момент или промолчать. Мы преклонялись перед ним как великим игроком. Умел строить взаимоотношения с игроками Борис Павлович Кулагин, становление которого как тренера прошло в ЦСКА. Он прекрасно знал хоккей и разбирался в любых ситуациях. Ведь он был тренером с армейским кредо, поскольку довольно долго работал с Анатолием Тарасовым. И в этом смысле был как на ладони. Очевидно, что Кулагин к началу семидесятых был готов к самостоятельной работе. Примером тому победа в чемпионате СССР 1974 года «Крыльев Советов». Это надо ценить, поскольку возможности «Крылышек», скажем, в формировании были ниже, чем в ЦСКА или московском «Динамо». Так, Кулагин брал свое за счет организации игры. «Спартак» при нем, не имея шансов бороться за «золото», четыре года подряд был вторым. Он из того, что имел, выжимал максимум.
Константин Борисович Локтев чем-то напоминал Боброва, мы в ЦСКА и в сборной чувствовали себя при нем замечательно. Он, как классный мастер, мог заглянуть в душу игрока, понять, что в ней происходит, и потому принимал верные решения. Константин Борисович был требовательным, но в нем не было злости, диктаторских замашек. Этот тренер доверял игрокам, это всегда ценили. И все старались помочь ему. Тем более что знал он хоккей досконально. И в профессиональном отношении я бы поставил его рядом с Тарасовым, Чернышевым, Кулагиным.
Можно по-разному относиться к Виктору Васильевичу Тихонову. У меня с ним взаимоотношения были и остаются непростыми. Но надо признать, что это на редкость работоспособный наставник, он находил игроков и делал из них звезд. Не случайно под руководством Тихонова ЦСКА и сборная добились многих ярких побед. И я удивлен, что под сводами катка ЦСКА нет свитера с фамилией Тихонов. Говорил об этом руководству клуба, но они, похоже, внимания не обратили.
Мне посчастливилось играть в сборной с выдающимися мастерами из других клубов. Очевидно, что все, кто входили в команду, были игроками международного уровня. Но и среди лучших есть лучшие.
Я бы назвал здесь несколько хоккеистов. Блестящим вратарем был Виктор Коноваленко из горьковского «Торпедо». У него были, что называется, стальные нервы. Что бы ни случалось, он нити игры не терял. И это положительно сказывалось на всей команде.
Из защитников назову динамовцев Валерия Васильева и Виталия Давыдова. Если их поставить рядом, то и не поверит никто, что Давыдов, явно не атлет невысокого роста, справлялся с нападающими весом под сто килограммов. Он прекрасно действовал позиционно, не лез в силовую борьбу, а чуть подталкивал соперника, тот терял равновесие, и Виталий в считанные секунды перехватывал шайбу. Валерий, наоборот, выделялся солидными габаритами, он вообще был одним из сильнейших защитников своего времени. В единоборствах с ним уступали самые задиристые нападающие, поскольку у Васильева была потрясающая природная сила, от бога он получил и такие качества, как видение поля, сильный бросок.
Я всегда восхищался мастерством Александра Мальцева. В 19 лет он дебютировал во взрослом чемпионате мира. И сразу стал лидером сборной. Я бы назвал его уникальным хоккеистом. У него, как и у Харламова, пожалуй, не было слабых мест. Мальцев классно катался, здорово действовал в обыгрыше, а как играл в пас, создавая партнерам массу возможностей забить! У Александра было как бы два отрезка в игровой карьере. На первом он больше был солистом, позднее, когда играть постоянно на реактивной скорости стало сложно, его основным оружием стал пас. Во все времена много говорится о взаимоотношениях хоккеистов из сильнейших команд мира. Сейчас все просто. Выходят на лед в разных сборных игроки НХЛ, прекрасно знающие друг друга, бьются нещадно, порой до крови. Но сразу после матча общаются, что-то обсуждают. Нет языкового барьера, это важно. Потом, отношение к делу профессиональное — мало кто смешивает ныне хоккей и политику, хотя, конечно, престижно быть первым. В общем, сейчас зря говорят, что, например, чехи относятся к россиянам с ненавистью. Не может этого быть, когда в недавнем чемпионате России выступало немало хоккеистов этой страны, в том числе и Ягр, имеющий № 68, показывающий его отношение к событиям 1968 года. Наверное, это его гражданская позиция, не касавшаяся прекрасных отношений с хоккеистами омского «Авангарда», в котором он был лидером, играл с полной отдачей. В мое время у Третьяка были теплые отношения с некоторыми чешскими игроками.
Какие-то трения, если не считать конца шестидесятых годов, в наших контактах с чехами были, пожалуй, точечными. Ну, не нравились мы Голонке, и он, забросив шайбу, изображал восторг. А однажды со злости, как я уже говорил, запустил шайбу в Тарасова, поняв, к чему тот нас призывает. Конечно, Анатолий Владимирович с его эмоциональностью кричал: «Вперед, бейте их!» — но имел в виду только игру.
Весьма уважительно относились к нам шведы. Они были и остаются истинными рыцарями хоккея, никогда не идут на компромиссы. Свидетельством тому несколько чемпионатов мира, на которых «Тре крунур», уже потеряв шансы на «золото», наносила роковое поражение чехословацкой команде. Интересно, что, встречаясь с нами уже после завершения карьеры, например, на каком-то чемпионате мира, они всегда подходят, улыбаются, дружески жмут руки. Однажды короткое свидание было у меня с Ульфом Стернером. Он прямо бросился ко мне, задал через переводчика несколько вопросов, пожелал удачи и здоровья. Шведы, наверное, все такие. Тот же Хольмквист, Свен Юханссон «Тумба», который с партнерами по тройке помог Виктору Якушеву, у которого были проблемы с ногой. Якушеву в Швеции сделали операцию, и он смог спокойно ходить без палочки.
А у нас? Мне рассказывали, что, когда Якушев болел, жил он на пятом этаже дома без лифта. К кому только не обращалась жена Виктора Прохоровича с просьбой дать новое жилье. По-моему, так ничего и не получилось.
Вот игрок, приносивший стране великие победы. Его судьба подчеркивает отношение к ветеранам в целом. Сейчас уже есть неплохие стипендии для олимпийских чемпионов. А как быть тем, кто только чемпионаты СССР выигрывал? То есть вопрос о пенсионном обеспечении спортсменов по-прежнему актуален и требует решения.
Игра в сборной помогла мне максимально расширить кругозор, приобрести знания о мире, укладе жизни в разных странах, о поведении болельщиков. Мне посчастливилось побывать во многих хоккейных государствах, на разных континентах. Я имел счастье встречаться со звездами, осознать, каково значение хоккея. Собственно, из обоймы после завершения карьеры не выпал. Как главный тренер сборной в девяностые годы и совсем недавно, в начале XXI века, находился в гуще международных событий. Как я уже говорил, нет смысла проводить параллели между прошлым и нынешним. По мне — все было и есть замечательно, если ты живешь хоккеем.