От аккуратно стриженой лужайки домик отделяла плетеная изгородь, вдоль которой тянулись безукоризненно подрезанные колючие кусты. Усыпанная гравием дорожка вела к двери с начищенным до блеска медным дверным молотком. Оконные рамы, увитые жимолостью, тонкая струйка дыма из печной трубы.
Тетя Джема взяла молоток и постучала.
- Тетя, - предпринял Джем очередную попытку.
Он остался на дорожке и с любопытством разглядывал дом. Озаренный ярким солнцем, он непостижимым образом напоминал узорчатый пряник.
Дверь отворилась так быстро, что можно было подумать, что по ту ее сторону только и ждали, когда постучат. На пороге стояла женщина в темном платье - старушка, сгорбленная, вся в морщинах. Поверх платья у нее был надет фартук.
Вот только она была намного чище и аккуратнее, чем Нирри.
Морщинки сложились в некое подобие улыбки. Джем не слишком уверенно, нахмурив брови, последовал за тетей к дому. И вошел в чистенькую прихожую.
Проведя гостей в дом, хозяйка откашлялась и проговорила:
- Госпожа Ренч. Мэм. Господин Джемэни.
В маленькой гостиной вся обстановка была такова, что Джем почувствовал себя неловко. Цветастые обои, стулья, обитые ситцем, узорчатые тарелки в буфете со стеклянными дверцами... А у окна на стуле с прямой спинкой сидела худая и очень бледная женщина. Она наклонила голову и поприветствовала Умбекку.
- Моя дорогая, вы чудесно выглядите! - закудахтала Умбекка и поплыла к хозяйке. Та не поднялась со стула, лишь подставила щеку для поцелуя.
Однако Умбекка нисколько, похоже, не обиделась.
- Джем! Подойди же! Он стеснителен, - добавила она со смешком, и, пожалуй, смех ее прозвучал слишком резко.
Хозяйка не ответила Умбекке улыбкой. Она сидела, сложив руки на коленях. На груди у нее ярко блестел золотой Круг Агониса.
Когда она заговорила, голос ее прозвучал равнодушно, невыразительно.
- Мой супруг вскоре присоединится к нам, - сообщила хозяйка, когда Джем, наконец, плюхнулся на один из жестких стульев с высокой спинкой.
Маленький инкрустированный столик уже был накрыт к чаю.
В прихожей громко тикали часы. Их тиканье было слышно даже здесь, в гостиной, хотя из-за этого мерного звука, точно так же, как из-за оглушительно громкого смеха Умбекки, тишина в доме казалась еще более мертвенной.
- Джем! Сиди мирно, не ерзай! - шикнула на Джема Умбекка.
Но стул оказался ужасно неудобным и скользким. И как это только тощая хозяйка ухитрялась сидеть на нем так прямо? Джем беспомощно глядел по сторонам.
Ему стало тоскливо и одиноко. Просто ужасно одиноко.
Пол был устлан ковром коричневато-красных тонов с рисунком в виде спирали. На небольших круглых столиках в вазах стояли срезанные цветы. На сиденьях стульев лежали накрахмаленные вышитые чехлы. На каминной полке стояли какие-то бледные статуэтки - фигурка жирного крестьянина с улыбкой на краснощекой физиономии и молочницы с прилизанными соломенно-желтыми волосенками.
Джем украдкой глянул на лицо хозяйки. Лицо это было бесстрастным, однако Джем почему-то сразу понял, что за человек перед ним, почувствовал и злобу, и язвительность, которые готовы были вырваться наружу, пролиться, словно молоко, которое, бывало, убегало на плите у Нирри. Джему стало страшно.
- Тетя...
Дверь распахнулась.
- Ах, моя добрая госпожа! И ваш юный друг, как я вижу! Джем от ужаса задохнулся. Взгляд его начал метаться по сторонам.
- Надеюсь, ваша прогулка была приятной? О, погода теперь намного лучше. Надеюсь, досточтимая Воксвелл развлекала вас в мое отсутствие?
Эти живые и как бы самые обычные слова звучали в ушах у Джема подобно выстрелам. Угловатая фигура по-крабьи, крадучись пересекла ковер. Лекарь потирал руки и улыбался, улыбался...
Умбекка стояла в ожидании его приглашения. Она вся так и сияла.
Тут Джем тоже попробовал встать. Он вцепился в скользкие подлокотники...
- Нет-нет, молодой человек, не стоит так утруждаться, прошу вас! остановил Джема лекарь, на голове которого красовался новый аккуратный парик. Из кармана камзола виднелся белоснежный носовой платок. Досточтимая Воксвелл и я - мы не обидимся! Мы понимаем, мы все-все понимаем! Госпожа Ренч, как радостно видеть вас!
Чмок! Чмок! Это они расцеловались.
- О добрая госпожа! Я знал, что вы не покинете нас! Джем в полном отчаянии опустился на противный скользкий стул.
- Ну, молодому человеку, я уверен, хочется чего-нибудь... - Лекарь протянул руку к чайному столику, сдернул салфетку, под которой обнаружилась гора булочек с кремом. - Не хотите ли отведать немного, молодой человек? А? - рука, поросшая жесткими черными волосами, подняла вазу с булочками и поднесла Джему Щедрое угощение. Какое-то мгновение Джем только эту руку и видел. Руку и жирные лоснящиеся булки.
И вдруг крем сполз с одной из булок и упал Джему на колени.
- Тетя! - вскрикнул Джем. - Тетя, тетя!
Но толстуха Умбекка только отвернулась от него. Из глаз у нее вдруг брызнули слезы.
- О Джем, Джем! - и она закрыла лицо руками. Досточтимый Воксвелл, словно не услышав ее плача, проговорил сквозь зубы:
- Итак, бастард создает нам сложности, да?
Теперь перед глазами Джема вместо руки предстало лицо Воксвелла, тоже волосатое. Костюм на лекаре был с иголочки, но при этом от него самого несло какой-то гнилью.
Джем сползал и сползал со стула.
Сполз, перекатился на бок, на живот, приподнялся, встал на ноги с помощью костылей и заковылял к дверям.
- Ой! - неожиданно охнула тощая хозяйка. - Какие у него ноги!
А ее муж расхохотался. Но не пошевелился.
На пути у Джема встала старуха служанка. Но она же была такая маленькая! Такая слабая! Да? А Джем был калека! Он обернулся к рыдающей тетке.
- Тетя! - его голос срывался. - Как же вы могли! Как вы могли меня сюда привести?
Умбекка не отвечала. Она не могла отвечать.
Вдруг потемнело - может быть, туча набежала на солнце. Но именно в этот миг помрачения Джем разглядел то, чего не видел раньше - ту самую неловкость, что наличествовала в поведении тетки все время на протяжении их чудесных прогулок. Он увидел затравленный взгляд, опущенные глаза, вспомнил, как именно тетка отвечала или не отвечала на определенные вопросы. Как-то раз она остановилась и заговорила с деревенской женщиной старушкой. Теперь, только теперь Джем понял, что то была настоящая хозяйка Цветущего Домика, старая дева.
Точно!