- Ой-я-а-а... С Гочей он близкий.
- Кто такой? Где живет?
- Ой-я... Ой, как больно-о... На хате в Бутове со шкурой своей... Ой-я-а... Снимает хату... Он и Махмуд любят с шлюхами гулять. Друзья...
- Адрес.
- Не знаю. Больно-о-о.
- Адрес, урод!
- Я покажу...
- Если врешь, мы тебя валим. Нет - отпускаем. Такой у нас договор. Годится?
- Да... Больно-о-о...
Один из бойцов рвет рубашку Аджапова, туго перевязывает простреленное плечо. Рана плевая - больше шума и визга.
Ночь. Дорога. Мигание светофоров...
Гочу даже не приходится выуживать из теплой постели. Вон, во дворе дома, рядом с джипом с распахнутыми дверцами стоит длинный, сгорбившийся, длиннорукий, в куртке по колено. Цепляется за талию девицы, явно легкого поведения.
- Он! - радостно шепчет Аджапов, страшно довольный, что Гоча на месте, а значит, шансы остаться в живых резко возрастают.
- Поверим на слово, - Атаман кивает невысокому, поджарому бойцу, который недавно стрелял в Аджапова. - Давай...
Боец выходит из салона. И двигает напролом через пустынный двор, мимо грибков, скамеечек, ракушек. При этом походка его немного заплетающаяся, он покачивается из стороны в сторону, как пьяный.
- Закурить не найдется? - подваливает он к Гоче.
- Бамбук кури. - Гоча немного пьян. И невысокая сухощавая фигура не вызывает у него опасений. Профессиональный боксерский удар отключает кавказца. Девица взвизгивает. И получает шлепок по губам.
- Заглохни. Дольше проживешь!
Подъезжает "Волга". Гочу кидают в салон, как дрова. Машина трогается с места. На все про все - две минуты.
На этот раз помойка в другом конце Москвы, но пейзаж схожий. И опять Атаман задает тот же вопрос:
- Где Махмуд?
И слышит тот же ответ:
- Не знаю.
- Выбор у тебя небогатый - сдохнуть или сказать. - Атаман проводит по нежной щеке Гочи острым лезвием финки, оставляя порез. Ответом служит истошный визг. Но тут никто ничего не услышит.
- Шинковать буду кусками, - объявляет Атаман. И Гоча ему верит.
- Он у Нинки!
- Поехали, покажешь адрес.
- Я не пойду.
- Тогда тебя понесут.
На этот раз путь лежит в Бескудниково. Ночью по Москве можно ездить. Машин мало. Только носятся как бешеные иномарки - видать, боясь опоздать из одного ночного клуба в другой. Да крутятся патрульные машины. Патруль Атаману не страшен. У него ксив прикрытия столько, что можно спокойно двигать хоть в Кремль.
Гоча, едва перебирая ногами, поднимается с бойцами на этаж.
- Здесь, - шепчет он. - Я не хочу, чтобы он меня видел...
- Звони, - Атаман подталкивал его к двери. - Заорешь, чтобы предупредить, тут же и завалю...
Гоча трясущимся пальцем вдавливает кнопку звонка.
- Кто? - слышится женский голос.
- Это я. Гоча...
Дверь начинает приоткрываться.
Вдруг Гоча не выдерживает и орет:
- Махмуд, беги. Меня убивают!
Орать дольше ему не позволяют. Об стенку башкой. Отключка. Атаман бьет ногой по двери. Удар такой силы, что железную дверь впечатывает в стену. За дверью лежит хозяйка квартиры - в отключке.
Атаман прыгает в прихожую. Потом в комнату. Там в вещах роется молодой хлипкий чеченец. Он выуживает из тряпок пистолет. Но, понятно, не успевает. Атаман сближается с ним, выворачивает руку, легонько бьет по шее. И советует ласково так:
- Не суетись под клиентом, уродец... Наручники. Махмуда усаживают на пол.
- Он, - кивает Атаман, сверяясь на всякий случай с фотографией.
Тем временем хозяйка - полная дивчина, кровь с молоком - приходит в себя.
- Милиция, - Атаман демонстрирует ей удостоверение. - Твой гаденыш арестован. Ты не имеешь права выезжать из Москвы. Ясно?
- Да, да, - кивает, всхлипывая, дивчина, на лбу которой набухает шишка.
Все, операция завершена успешно. Теперь остается только Аджапова и Гочу отвезти в отстойник - подвал, где они посидят некоторое время. А Махмуда на базу-2 для допроса.
* * *
Ночное время самое подходящее для допросов. Об этом известно испокон веков.