-- Вчера я слышал, как Куай Юэ сказал Лю Бяо, что кони ди-лу приносят несчастье своим владельцам, -- объяснил И Цзи. -- Вот почему Лю Бяо возвратил вам коня. И как вы еще ездите на нем!
-- Глубоко благодарен вам за предупреждение, -- ответил Лю Бэй. -- Но только я знаю, что жизнь и смерть человека зависят от судьбы. Какое отношение к этому имеет конь?
Величественный вид Лю Бэя покорил И Цзи, и с этих пор он стал преданно служить ему.
Воины и народ радовались прибытию Лю Бэя в Синье. Управление уездом было преобразовано.
Весной двенадцатого года периода Цзянь-ань [207 г.] жена Лю Бэя, госпожа Гань, родила сына Лю Шаня. В ту ночь белый аист пролетел над уездным ямынем и, прокричав сорок раз, скрылся на западе. Незадолго перед родами в доме распространился необыкновенный аромат.
Новорожденному дали детское имя А-доу, потому что госпоже Гань как-то приснилось, что она проглотила с неба созвездие Северный ковш -- Бэй-доу и вскоре после этого забеременела.
В это время Цао Цао находился в северном походе. Лю Бэй поспешил в Цзинчжоу к Лю Бяо и сказал ему:
-- Сейчас в Сюйчане нет войска. Если мы нападем на него, успех будет верный!
-- Зачем мне нападать на других? -- спросил Лю Бяо. У меня своей земли достаточно.
Лю Бэй замолчал. Лю Бяо пригласил его во внутренние покои выпить вина. Полупьяный Лю Бяо вдруг начал тяжко вздыхать.
-- О чем вы грустите, брат мой? -- спросил его Лю Бэй.
-- Есть у меня одно затруднительное дело...
Лю Бэй хотел узнать, что это за дело, но в этот момент вошла госпожа Цай и стала за ширмой. Лю Бяо опустил голову и не отвечал. Вскоре они распрощались, и Лю Бэй уехал в Синье.
С наступлением зимы пришла весть, что Цао Цао вернулся из Лючэна. Лю Бэй очень сожалел, что Лю Бяо не воспользовался его советом.
И вдруг однажды Лю Бяо пригласил Лю Бэя к себе в Цзинчжоу. Лю Бэй поехал. Лю Бяо очень ласково принял его и повел во внутренние покои на пир.
-- Я раскаиваюсь, что не последовал вашему совету, -- сказал Лю Бяо, когда они уселись. -- Цао Цао возвратился в Сюйчан еще более сильным и теперь непременно захочет проглотить Цзинчжоу и Сянъян.
-- Сейчас войны в Поднебесной вспыхивают каждый день, -- ответил Лю Бэй. -Чего досадовать? Разве все возможности исчерпаны?
-- Вы правы, конечно...
Они выпили вина. Лю Бяо совершенно охмелел, у него градом покатились слезы.
-- Что с вами? -- недоумевал Лю Бэй.
-- Есть у меня одно дело, о котором я давно собираюсь вам рассказать...
-- Я к вашим услугам, -- заверил Лю Бэй. -- Можете на меня рассчитывать -я умру, но не отступлюсь!
-- Видите ли, -- продолжал Лю Бяо, -- моя первая жена из рода Чэнь родила мне старшего сына -- Лю Ци. Но он слаб, и ему великое дело не поднять. Вторая жена, из рода Цай, родила младшего сына -- Лю Цзуна. Он очень умен, и я хочу сделать наследником его, обойдя старшего сына... а это идет вразрез с законами и обычаями... Если же моим наследником будет старший сын, начнутся интриги со стороны рода Цай, который ведает всеми военными делами, и пойдет смута... Вот я и колеблюсь...
-- Да, конечно, назначение наследником младшего с древних времен служит причиной всяких смут, -- согласился Лю Бэй. -- Но если уж вы так боитесь рода Цай, то можете ослабить его постепенно. Нельзя же из чрезмерной привязанности к сыну нарушать обычаи!
Лю Бяо молча согласился. Но госпожа Цай, подслушивавшая за ширмой, -- она делала это всякий раз, когда приходил Лю Бэй, -- воспылала к нему смертельной ненавистью.
Лю Бэй спохватился, что сболтнул лишнее. Он поднялся, собираясь выйти. Тут он почувствовал, как отяжелел за последнее время, и по щекам у него покатились обильные слезы.
Вскоре Лю Бэй вернулся в зал. Лю Бяо удивился, почему он плачет.
-- Прежде я все время проводил в седле и не был толст, а сейчас не езжу и совсем разжирел, -- объяснил Лю Бэй со вздохом. -- Дни уходят за днями, близится старость, а я не совершил ничего. Вот я и скорблю...
-- Мне довелось слышать, что вы с Цао Цао еще в бытность в Сюйчане говорили о героях, -- напомнил Лю Бяо. -- Тогда Цао Цао признал героями только вас и себя. А если уж могущественный Цао Цао не осмеливается стать впереди вас, то о чем же вы печалитесь?
-- Если бы Поднебесная была населена глупцами, мне действительно нечего было бы печалиться! -- неосторожно сорвалось у опьяневшего Лю Бэя.
Лю Бяо прикусил язык. Лю Бэй тоже понял, что совершил оплошность. Сославшись на опьянение, он откланялся и удалился на подворье.
Хотя Лю Бяо ничего и не сказал, его все же охватило недовольство. Он попрощался с Лю Бэем и вернулся в свои покои.
-- Теперь ты убедился, что собой представляет Лю Бэй? -- спросила госпожа Цай. -- Видишь, как он высокомерен с людьми. Нет сомнений: он хочет захватить Цзинчжоу! Надо убрать Лю Бэя, пока мы сами не пострадали!
Лю Бяо покачал головой. А госпожа Цай вызвала своего брата Цай Мао и рассказала ему обо всем.
-- Вот что, я сейчас проникну на подворье и убью Лю Бэя, а потом мы расскажем Лю Бяо, -- решил Цай Мао и тотчас же пошел приводить в исполнение свой черный замысел.
Лю Бэй уже собирался ложиться спать, как вдруг кто-то постучал в дверь. Вошел И Цзи.
-- Скорее уходите! Цай Мао хочет вас убить! -- заторопил он Лю Бэя.
-- Пожалуй, неудобно, не попрощавшись с Лю Бяо...
-- Уходите, а не то вы падете жертвой Цай Мао!
Лю Бэй кликнул слуг, велел седлать коней и, не дожидаясь рассвета, уехал в Синье. Когда Цай Мао со своими людьми подошел к подворью, Лю Бэй был уже далеко.
Цай Мао был раздосадован, но решил не сдаваться. Нацарапав на стене стишок, он явился к Лю Бяо и заявил:
-- Лю Бэй замышляет мятеж! Он написал на стене возмутительные стихи и уехал, даже не попрощавшись!
Лю Бяо сперва не поверил. Он решил сам поехать на подворье и убедиться. Действительно, на стене было написано четверостишие:
Я жил в страданьях много лет на свете.
Чем государству мог помочь я сам?
Дракон не может жить в болоте мелком,
Он с громом хочет взвиться к небесам.
-- Клянусь, что я убью этого неблагодарного! -- в гневе закричал Лю Бяо, обнажая меч. Однако гнев его вскоре сменился раздумьем. Он сделал несколько шагов и произнес:
-- Что-то я ни разу не видел, чтобы Лю Бэй писал стихи. Тут кроется какое-то коварство, нас с ним хотят рассорить!.. -- Острием меча он соскоблил стихи и покинул подворье.