ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
из которой читатель узнает о том, как злодеи убили Дун Гуй-фэй, и о том, как Лю Бэй потерпел поражение и бежал к Юань Шао
Когда Цао Цао заговорил о свержении императора Сянь-ди, Чэн Юй стал отговаривать его:
-- Вы можете заставить трепетать всех и повелевать Поднебесной лишь потому, что действуете от имени ханьского императора. Сейчас князья еще не успокоились, и такой шаг, как свержение государя, обязательно послужит поводом к войне.
Цао Цао вынужден был отказаться от своего намерения. Он ограничился лишь тем, что приказал казнить пятерых заговорщиков с их семьями у четырех ворот столицы, не щадя при этом ни старых, ни малых. Всего было казнено более семисот человек. Все жители и чиновники, видевшие это, проливали слезы. Потомки сложили стихи, в которых оплакивали Дун Чэна:
Опять удостоен большого почета
Кто раз императорский поезд спасал.
Слова Сына неба ушли за ворота,
Был в поясе послан секретный указ.
Душою болел он за счастье страны,
И в снах своих даже свергал он злодея,
Зато его верность и ныне живет
И в тысячелетья войдет не тускнея.
Есть и другие стихи, в которых оплакиваются Ван Цзы-фу и его единомышленники:
Собою пожертвовать, чтоб послужить государю,
Они присягали и стойко сдержали обет.
И верности ради семей своих не пожалели,
За это их слава гремит уже тысячи лет.
Казнь Дун Чэна и других заговорщиков не умерила гнева Цао Цао. Он отправился во дворец, чтобы убить Дун Гуй-фэй, младшую сестру Дун Чэна и любимую наложницу императора. Сянь-ди осчастливил ее -- она была беременна на пятом месяце.
В тот день император пребывал во внутренних покоях и беседовал с императрицей Фу, сокрушаясь о том, что до сих пор от Дун Чэна нет никаких вестей. Неожиданно к ним ворвался Цао Цао с искаженным от гнева лицом и с мечом в руках. Император побледнел.
-- Государю известно, что Дун Чэн замышлял мятеж? -- без всяких предисловий начал Цао Цао.
-- Но ведь Дун Чжо убит! -- удивился император.
-- Не Дун Чжо, а Дун Чэн!
-- Нет, нам ничего не известно.
-- Забыли о прокушенном пальце и кровью написанном указе? -- гремел Цао Цао.
Император молчал. Цао Цао распорядился привести Дун Гуй-фэй.
-- Она на пятом месяце, пожалейте ее! -- молил император.
-- Я сам уже был бы мертв, если бы небо не разбило их планы! -- не унимался Цао Цао. -- Оставить эту женщину, чтобы она потом натворила мне бед?
-- Заточите ее до родов во дворце. Убить ее вы и после успеете, -- просила императрица Фу.
-- Сохранить ее выродка, чтобы он мстил за свою мать! -- упорствовал Цао Цао.
-- Умоляю, не выставляйте на позор мое тело, когда я умру, -- рыдала Дун Гуй-фэй.
Цао Цао велел подать ей белый шелковый шнур. Император со слезами говорил несчастной:
-- Не сердись на нас, когда будешь в стране Девяти источников(*1).
И у него ручьем покатились слезы. Императрица Фу тоже заплакала.
-- Вы ведете себя, как дети! -- разгневался Цао Цао и приказал задушить Дун Гуй-фэй за воротами дворца.
Потомки сложили об этом такие стихи:
Напрасно правителя милость снискала прекрасная дева!
Погибла несчастная! В жертву принесено семя дракона.
Не в силах отвесть ее гибель, руками лицо закрывая,
Безмолвно рыдал император, печалью своей удрученный.
-- Казнить всех, кто из родственников императора по женской линии войдет во дворец без моего разрешения! -- заявил Цао Цао дворцовой страже. -- А тех, кто проявит попустительство, рассматривать как соучастников!
После этого Цао Цао набрал три тысячи верных ему телохранителей и поставил во главе их Цао Хуна.
-- Я расправился с Дун Чэном и его сообщниками, -- сказал Цао Цао Чэн Юю, -- но ведь Ма Тэн и Лю Бэй тоже из их числа. Оставить их в живых невозможно!
-- Ма Тэн в Силяне, тут надо быть осторожным, -- ответил Чэн Юй. -- Мне думается, что следовало бы в письме поблагодарить его за труды, чтобы у него не возникло никаких подозрений, а потом завлечь в столицу и здесь убить... И Лю Бэя в Сюйчжоу тоже нелегко одолеть -- его войско расположено "бычьими рогами". Нельзя забывать, что Юань Шао из Гуаньду замышляет нападение на столицу. Стоит нам напасть на Лю Бэя, как он обратится за помощью к Юань Шао, и тот не пропустит случая напасть на нас врасплох. Что тогда будет?
-- Лю Бэй храбрец, это бесспорно, -- возразил Цао Цао. -- Тем более ударить на него надо теперь же, а не ждать, пока у него вырастут крылья, тогда с ним трудно будет бороться. Юань Шао нам бояться нечего -- он хоть и силен, но нерешителен.
В эту минуту вошел Го Цзя, и Цао Цао обратился к нему:
-- Я хочу идти в поход на Лю Бэя. Скажите, следует ли мне в этом случае опасаться Юань Шао?
-- Юань Шао непостоянен и недоверчив; советники его соперничают между собой. Одним словом, он нам не страшен, -- заявил Го Цзя. -- Что же касается Лю Бэя, то он не успел еще завоевать сердца своих новых воинов. Можете идти на восток и решить все в одной битве.
-- Я тоже так думаю, -- заявил Цао Цао.