— Тренерская работа требует больших знаний, умения и опыта. Одного желания, Ипполит, здесь недостаточно. А кроме того, — правда, не хотелось бы говорить об этом при всем честном народе, но придется, — у вас самого есть еще мальчишеская горячность, которую надо сначала в себе побороть. Что вы думаете по этому поводу, Ася?
Ася утвердительно кивает головой.
— Он сам знает об этом своем недостатке. Мы с ним не раз говорили о его характере, и спорили, и ссорились. И мне тоже кажется, что Дугину рано еще думать о воспитательной работе. Себя перевоспитай, Ипполит!
— Словом, разделали молодого человека под орех, — смеется Людмила Александровна. — Ничего, горячность лучше холодности. Так мне, по крайней мере, кажется. Но советовать не берусь.
Ипполит смущенно смотрит на своего тренера.
— Помочь очень хотелось, Алексей Константинович, потому и предложил себя. А найдете другого — только рад буду.
— Неужели никого, кроме Смирнова, нет? — спрашивает Ася.
— Я все время думаю о том, что у нас четыре двора, четыре площадки, что надо выделить четыре человека. Трое у меня уже есть, но сюда, в Грибной переулок, мне хотелось бы послать действительно опытного человека. Кроме Смирнова, у меня есть Гаврилов…
— Гаврилов — это хорошая кандидатура, — обрадованно говорит Григорьев. — Только он сейчас болен.
— Сегодня болен, а завтра выздоровеет. Словом, Ася, как только он появится, мы его туда пошлем.
— Значит, все в порядке, — весело говорит Людмила Александровна.
— Все решено. Только бы Гаврилов долго не болел.
— Наши футболисты долго не болеют! — прощаясь, успокаивает библиотекаршу Алексей Константинович.
— И мы тоже может идти, — говорит Ася и дружелюбно кивает Ипполиту. Потом подхватывает одной рукой Григорьева, другой — Людмилу Александровну и уходит вместе с ними.
Ипполит остается один. Что же, надо идти в душ, потом переодеться, ехать домой… А как хорошо стало вокруг! На небе появились голубые просветы, выглянуло солнышко, дождевые капли ярко блестят на траве. И воздух чистый, так легко дышать…
К нему подбегает Тоня:
— Что, были уже? И ушли? О чем говорили?
Ипполит долго смотрит на собеседницу и, видимо, убедившись в ее глубокой заинтересованности всем происходящим, начинает рассказывать.
— В одном дворе, в Грибном переулке, нужно организовать футбольную команду из мальчишек. Предлагали Смирнову пойти туда…
— А он что?
— А он не хочет.
— У Смирнова всегда нос к небу. Как же! Мировая величина и вдруг пойдет в какой-то Грибной переулок!
Ипполит нагибается, срывает травинку и начинает ее жевать.
— Понимаешь, Тоня, весь разговор при мне шел. Я тут же стою и слышу — Смирнов наотрез отказывается. Уперся — и хоть бы что! И так мне жалко стало этих самых мальчишек. Поверь мне, я в глаза их никогда не видел, а жалко. Взял да бухнул — давайте, товарищи, я туда пойду, потренирую их, научу правильно играть, расскажу, как совмещать игру с учебой… Конечно, они не согласились. Говорят, сначала себе перевоспитай…
Тоня слушает внимательно. Кажется, сейчас она вместе с рассказчиком начнет искать выход из создавшегося положения. Но вдруг вырывает изо рта молодого человека травинку и со смехом убегает.
Просторное, с высокими окнами и ослепительно чистыми стенами помещение цеха залито ярким весенним солнцем. У длинного белого стола стоит Ипполит. На нем сейчас белый халат и белая маленькая шапочка. В руках воронка, из которой он выдавливает крем. Крем ползет тонкой пахучей струей и ложится на торт в виде причудливых розанчиков, листочков и фигур. Через несколько часов эти, уже совсем оформленные, кондитерские изделия уложат в большие белые коробки, загрузят ими автомобили и развезут по магазинам. Рабочие, служащие, школьники будут кушать красивые и вкусные торты и удивляться мастерству кондитеров.
Ипполит смотрит на часы. Еще десять минут — и конец смены. Как быстро за работой время пролетело!
В дверях цеха показывается Тоня. Она быстро идет к своему рабочему месту, застегивая на ходу халат.
— Завяжи-ка тесемочки, — говорит она, протягивая руки Ипполиту. — Скорее, уже время!
Ипполит завязывает тесемки сначала на правой руке, потом, когда Тоня протягивает ему левую, покорно завязывает и на левой руке.
— Сама опоздала, а теперь торопишь.
— Была у Григорьева, в фабкоме, — оправдывается девушка, проверяя, прочно ли завязаны банты. — Шла на работу, а меня позвали туда. Нашу волейбольную команду уже всю рассовали.
— Как рассовали? — спрашивает Ипполит, собирая свои инструменты.
— Да так. Перетасовали и рассовали. Клава пойдет к девочкам на Дальнюю улицу. Женя, Оля, Вера — в детский городок. Соня — в пионерский лагерь. Все берут шефство по волейбольной линии.
— А ты куда?
— Я иду в Грибной переулок, где живет наш Антон Яковлевич. Ну, туда, куда отказался идти Смирнов.
Ипполит молча отходит в угол цеха и аккуратно укладывает в настенный ящик свои инструменты. Также молча направляется он к выходу, но, не доходя до него, возвращается обратно, к столу, где уже работает Тоня. Несколько минут наблюдает за тем, как ловко орудует девушка своей воронкой, какие причудливые узоры вырисовывает на тесте струя крема. Потом спрашивает:
— А ты не слыхала, кто идет в Грибной переулок по футбольной линии? Ведь неизвестно, сколько еще пролежит Гаврилов в больнице.
— Слыхала, — смеется Тоня. — Ты идешь.
Ипполит обижается:
— Я тебя серьезно спрашиваю, а ты шутишь.
— Пока еще никто не идет. Ждут, когда выздоровеет Гаврилов. А чего ждут? Почему, действительно, не пошлют тебя? Мне доверили, Соне доверили, всем доверили. А тебе нет?
Ипполит краснеет, затем становится совсем пунцовым.
— Нельзя меня послать, Тоня! Из-за характера. Неуравновешенный у меня характер.
— Насчет характера — это правильно. Наделаешь там дел, чего доброго.
Ипполит не находит, что ответить на это безусловно справедливое замечание, и отходит от стола.
Через четверть часа, приняв душ, он, в синем костюме, с зачесанными назад влажными волосами, выходит через проходную будку на улицу. И тут же в дверях сталкивается с Антоном Яковлевичем.
— Здравствуй, Ипполит! — говорит старый мастер, знающий слабое место молодого человека и потому четко произносящий в слове «Ипполит» оба «п».
— Здравствуйте, Антон Яковлевич! Что это вы вдруг на фабрику идете? В отпуску, а идете? Наверное, насчет своего изобретения.