- Нашел! И с людьми подходящими свел - вон они.
Гриша глянул: рядом с тремя незнакомыми латышами стоял в городской своей одежде, такой необычной здесь, Петр Сметков. У него тоже успела отрасти темная бородка.
- Здравствуй, Шумов! - сказал Сметков, протягивая руку.
Гриша положил в его большую руку свою ладонь и вдруг почувствовал, какой он маленький среди этих людей.
- Ну, как папаня? Меня он не поминал?
- Нет, не поминал. Ни разу, - честно ответил Гриша и добавил: - Нас Перфильевна скоро прогонит.
- Прогонит?
- Ага. Батя тогда в город поедет. И я с ним!
Кейнин в это время говорил учителю:
- Большая ошибка вышла у нас со списками распорядительного комитета. Когда крестьяне выбирали комитет - это было в волостном правлении, секретарь собрания взял да и записал всех выбранных в книгу, в шнуровую книгу волостного правления; революция-то, казалось, победила, чего ж опасаться? А теперь вот - готовенькие материалы для арестов.
Шпаковский спросил:
- Что надо сделать?
- Если нельзя незаметно расшить книгу...
- Шнур прикреплен сургучной печатью.
- Тогда надо просто вырвать листы с фамилиями. Правда, это будет грубая работа, но если любитель пива, писарь, опять заснет... А?
- Постараюсь.
- Удивительно еще, как до сих пор книга не попала в руки жандармов.
- Никто, значит, не догадался. Кому придет в голову читать шнуровую книгу? И писарь-то берет ее в руки редко: лентяй.
- Так если бы вам удалось...
- Постараюсь, - повторил учитель.
И они оба пошли туда, где стояли Петр Сметков, Гриша, Иван и другие. Учитель был взволнован, красные пятна выступили у него на щеках. Кейнин казался спокойным, как всегда. Он весело закричал Грише:
- Свидание друзей?
За Гришу ответил Иван:
- Угадал. Это мой кормилец, Гришка Шумов. Он со своим дружком меня хлебом кормил.
- А, тоже, значит, интендант! - сказал Кейнин - и будто похвалил непонятным этим словом Гришу.
- Как же доставить вам эти листы с фамилиями-то? - будто вспомнив что-то, спросил Кейнина учитель.
- А зачем доставлять? Уничтожьте их на месте...
- Нет, - упрямо сказал Шпаковский, - я вам их доставлю. Я не член организации, и не так уж хорошо вы меня знаете. А организации следует быть убежденной, что листы действительно изъяты.
- Достаточно будет вашего слова. Хранить листы, а потом еще пересылать совсем незачем: мало ли что может случиться. Как только они попадут вам в руки, уничтожьте сразу же! Порвите, сожгите! А меня известите об этом. Ну, вот через мальчика известите. Пусть он прибежит сюда и скажет: "Дело сделано". Если меня не будет, любому из братьев пусть скажет - мне передадут. Слышишь, мальчик?
- Слышу. А где ваши братья?
- О, - улыбнулся Кейнин, - у меня братьев много. Любому рабочему, который будет тут корчевать пни, можешь сказать: "Передай Кейнину - дело сделано". Понял?
- Понял!
...Когда учитель и Гриша уходили с корчевья, у пней, где час тому назад сидели женщины, уже работали рослые латыши: обрубали топором мелкие корни, а под большие подкладывали бревна. Женщины - с пустыми мешками, с укладками, в которых были завязаны порожние горшочки, - уходили по тропинке в сторону деревни... Знакомая картина: жены отнесли мужьям полдник.
По дороге в "Затишье" учитель сказал Грише:
- А ты, брат, конспиратор!
- Чего это?
- Конспиратор - это такой толковый, сноровистый человек. Он знает, что можно сказать другим, а о чем надо и помолчать, тайну сохранить. Вишь ты, с Иваном видался в лесу, а никто об этом и не знал... Или батя знал?
- Нет, и батя не знал.
- Ну как же ты не конспиратор! От отца родного тайну хоронишь.
- А это не моя тайна. Если б Иван позволил, я б сказал папане. А может, и вам сказал бы. Если б Иван позволил.
- Растолковал. Спасибо.
- Вы не обижаетесь?
- Нет.
- А что это такое: инти... интентан...
- А... интендантство. Это ты Кейнина вспомнил? Как он про женщин сказал? Интендантство доставляет армии все, что надо, - ну, в первую очередь, конечно, хлеб...
- А бабы работникам полдничать принесли.
- Выходит - не только работникам. Большая-то часть хлеба да сала пошла в лес, можно сказать - солдатам. Потому Кейнин и сказал: интендантство.
- Каким солдатам?
- Да ты их только что видел. Трое еще с ружьями были.