- Кушай - сказал хозяин.
Борис посмотрел вопросительно на Павла.
- Ложек не будет, - сказал тот с усмешкой. - Беш-бармак значит "пять пальцев". Это блюдо полагается есть руками.
Борис храбро запустил руку в кушанье, захватывая мясо полной горстью Сок потек по его пальцам.
- Будь здоров, - сказал хозяин, передавая блюдо Павлу.
Беш-бармак пошел по кругу. Киргизы глотали мелко нарезанную баранину, почти не жуя. Борис и Павел не выдержали этого правила.
Несмотря на своеобразный способ приготовления, блюдо оказалось очень вкусным. Ели в глубоком молчании, пока не закончили ужин. Мальчик уполз обратно в юрту. Проводник свернулся калачиком и заснул здесь же, у костра. Хозяин продолжал сидеть, слегка покачиваясь, перед огнем. Глаза его были полузакрыты, в узких щелях между веками чуть отражалось пламя костра.
Борис опять посмотрел вопросительно на Павла. Ему смертельно хотелось спать. Но, очевидно, следовало ждать приглашения хозяина.
- Не иди, Павел, - произнес вдруг старик негромко, не меняя своей позы. - Плохое место. Проклятое место. Джаман-су.
- Так ведь высохло все, - возразил Павел.
- Собака выпьет - умирает, кой выпьет - умирает, ат выпьет - умирает. Не иди, Павел. Плохая вода. Джаман-су. - повторил старик.
Из темноты послышалось шуршанье, тонко заблеяли овцы. Вдали залились звонким лаем собаки. Старик поднял голову, прислушиваясь. Снова все стихло.
- Камень скатился с горы. - сказал Павел.
Опять наступило молчание.
- Батырлар-джол, - опять раздался негромкий голос старика. Его глаза широко открылись, и в них блеснуло красное пламя костра. Батырлар-джол. Не пройдешь, Павел.
- Что это значит? - тихо спросил Борис.
Павел пожал плечами.
- Ну, дорога богатырей, великанов...
- Это название ущелья?
- Очевидно. Мне еще не приходилось слышать.
Старик говорил тихо, точно сам с собой:
- Никто не ходит туда... Никогда не ходит.
Он подбросил в огонь несколько сухих, колючих веток. Костер затрещал, задымил, вспыхнуло яркое пламя.
- Да ты скажи, чон-ата, почему? - спросил Павел.
Старик покачал головой.
- Никто не помнит... Давно было. Эчак-эле. Мой ата и чон-ата и мои ата-бабалар знали. Нельзя туда ходить. Батырлар-джол.
- Ну, а почему? - не унимался Павел.
- Была большой щель. Стадо гонял. Большой стадо гонял. Хозяин был батыр. Много батыр, целый народ. И путь был Батырлар-джол.
Старик замолчал, задумчиво помешивая веткой в золе костра.
- Что же с ним случилось? - спросил, наконец, Павел.
- Ата и чон-ата не уважал. И закрылся путь вниз. Щель узкий-узкий стал. И народ остался там. Давно было. Эчак-эле.
Стало совеем холодно. Поднимался ветер. От костра посыпались искры, разметавшиеся в темноте.
- Здесь будем спать? - спросил Борис.
- Зачем здесь? - отозвался старик. - Замерзнешь. Юрта иди.
Павел поднялся.
- Так завтра жди нас, карыя, - сказал он потягиваясь.
- Идешь? - спросил старик.
- Пойду. Зачем сказкам верить? Мы ищем новый каучуконос. И найдем его там, откуда ты его притащил. Ведь ты его брал - не боялся?
- Ой, боялся...
- Ну, все-таки взял. А сказку будешь рассказывать своему мемире.
- Зачем так говоришь, Павел? - сказал укоризненно старик.
Он вскочил со своего места.
- Постой. Увидишь!
Полосатая спина его халата исчезла в черном отверстии входа в юрту. Борис с Павлом переглянулись. Но, прежде чем они успели обменяться словом, старик показался снова в мерцающем свете костра.
- Смотри, - сказал он, развертывая темную тряпку с какого-то длинного предмета.
Тряпка упала. В руках старика оказалось что-то желтовато-серое, вытянутое.
- Смотри, - повторил он с торжеством в голосе.
Павел взял в руки предмет, поднес к свету и обратился к Борису:
- Ну, это, кажется, по твоей части. Кость.