— По шахматам!
— Ты еще повыпендривайся. На кой перегребнутый конец мне твои шахматы? По альпинизму какой?
— Никакого.
— А здесь чего делал?
— В поход ходил прошлым летом.
— Ага, турист значит! Ну вот, забирай своих духовных родственничков, — начспас кивает на «бабушек», — и найди их потерянных девочек. Пока они холодную не словили. Ясно задание?
— Так точно! — лихой, значится, и придурковатый. Слегка. По тону ясно, что задание мне подсунуто гнилое донельзя. — Разрешите идти?
— Вали, вали... пополнение...
Разворачиваюсь, как на занятиях по строевой, и маршевым шагом покидаю помещение. Не забыв прихватить с собой и причину начспасовского настроения. Должен же кто-нибудь объяснить мне, в каком тут дерьме собака порылась.
_________________
Мда... дело не просто гнилое. Искать на северном леднике Фельты трех пропавших девчонок посложнее будет, чем стог сена просеивать. Ледничок-то не сложный, но здоровый, и видимости на нем никакой, всё засыпано моренами и утыкано кальгаспорами. И мульдами всяческими. Троп нет. Кричать там тоже бесполезно, эхо гуляет по весьма хитрым траекториям. А времени у меня часов шесть максимум, потом стемнеет и кранты. Ночевки на леднике без снаряги девочки могут и не пережить. Их мужики точно бы не пережили.
По-хорошему, надо выпускать роту солдат и прочесывать ледник мелкой сетью. Или подымать альплагерь. Но солдат здесь нет, а лагерь пустой, сразу видно. Скорее всего, все на восхождениях.
А начальничек мой не прост, совсем не прост.... Найду — хорошо, нет — он хоть сможет орать наверху на тему семизвезденчатой похребени, которую ему присылают. А я, однако, что имею? Хрен с повидлом имею. «Бабушек» с собой можно не брать, они до ледника будут идти часа три, если не больше. Других людей нет. Есть одна идейка, однако... у нас, туристов, свои методы.
Быстро собираюсь и затаскиваю рюк с ненужным барахлом в кабинет начспаса. Пусть здесь полежит до моего возвращения. И еще мне нужен жетон. Ксива-то не один день делается, а с жетонами проще. Начспас смотрит с нескрываемой насмешкой, но жетон дает, даже без комментариев. Утомился, что ли? На всякий случай прошу рацию. И рация есть. Надо же! Хорошо, если пропавшие выйдут сами, не придется чесать ледник до утра. Шляпу на голову, и ноги в руки...
___________________
До ледника осталось совсем чуть-чуть. А вот и моя идейка прется по тропе мне навстречу. Семь человек, нет даже восемь. Вполне экипированных и боеспособных. Привет, ребята, спасслужба, да не нужны мне ваши документы, нужно ваше участие в поисковых работах.
Насколько мне известно, еще ни одна туристская группа не отказывалась от спасов. В нас это с первой единички вбивают. Рюкзаки летят в сторону, и через пять минут восемь человек в полном моем распоряжении. Нас девять и у нас есть пять часов до темноты...
__________________
Обхожу очередной серак. Или как называется этот ледовый столбик без камня на верхушке? Не суть, этих столбиков здесь настоящий лес. За ним никого. Заглядываю в мульду пятью метрами дальше. Тоже никого. Куда же задевались эти чувырлы! Уже почти четыре часа мы кусками прочесываем ледник, стараясь так стыковать куски, чтобы ничего не пропустить, и чтобы искомые не могли проскочить мимо нас незамеченными. Однако время тает, и силы тают. Еще одна мульдочка.... Пусто. Кусок закончен. Собираемся, перестраиваемся. Остался последний участок. Потерпите, парни, если не найдем, будет отдых. Думать будем, что делать дальше. Двинулись. Вот ведь наворотило здесь! И ведь ни одной трещинки на леднике, а на вид ледопад ледопадом... Что тут? Тоже пусто. Хочется помянуть семизвезденчатую похребень, трисвисчатого переподвыподверта и мать начспаса. Ни в чем себе не отказываю. Минутку! А это что за звуки. Глянуть надо, однако. Обхожу небольшую стеночку. Вот вы где лапочки! Сидят, родные, сидят и, видимо, плачут. Меня не видят, хотя я уже в трех метрах. Ну-ну.
— Девчонки, может, домой пойдем?
Вскакивают они мгновенно. Заплаканные лица озаряются на удивление приятными улыбками. Впрочем, с мозгами, кажется, не всё нормально.
— Вы Господь Бог?... Наташа молилась... — Интересно, откуда у них такие ассоциации? Ага, я ж зашел с запада, закатное солнце обеспечило меня нимбом. Ну и ладно, лишь бы помогло...
— Не совсем. Я его заместитель по вашему спасению. Идти-то можете? -
___________________
Вполне даже могут. И неплохо. Еще не стемнело, а мы уже в лагере. Мои добровольные помощники остались ночевать наверху, так что лавры спасителя достаются мне одному. Лавров не слишком много, но макароны с тушенкой вполне устраивают. И чаек тоже. Особенно, чаек. Если еще учесть, что до доклада, а не после... А то денек выдался немного суматошный, утром я еще в Столице был.
Из столовой выхожу уже вполне довольный жизнью. Присаживаюсь на скамейку у пожарного щита и закуриваю сигарету. Ляпота...
— Ну что, крещение прошел. Считай, принят, — начспас присаживается рядом и тоже закуривает, — Первые спасы? Молодец, додумался туристов привлечь.
— Четвертые, — теперь можно и не выпендриваться, — первые — спецвыезд на похоронку, дважды меня самого привлекали.
— Ладно. Давай рацию и вали в третий домик, устраивайся, меня можешь звать просто Палычем, так короче, — лицо начспаса вдруг перекашивает ехиднейшая улыбка, — «заместитель Господа Бога...»
«Двадцать восемь... двадцать девять... тридцать...сваливаю». Тридцать первый шаг делаю вбок и пропускаю мимо себя Соловья и Котэ. Пристраиваюсь сзади. Теперь шестьдесят шагов можно не считать, но считаю по привычке. Тридцать. Прохожу мимо Соловья, теперь он снова дышит мне в затылок. Шестьдесят. Котэ сбоку от тропы, которой дальше нет. Врубаюсь в глубокий рыхлый снег. «Один... два...». Что, часто меняемся? Часто. Зато темп какой! Очень даже хороший темп! Таким темпом вечером будем на перевале. А там и тропежка кончится.
Честно говоря, спешить нам особо некуда, не по тревоге идем. Мы вообще не на службе. Идем на свою гору, для души. Почему бы трем раздолбаям не сходить на Гору в честь международного женского дня? Какой-никакой, а праздник. Тем паче, что из лагеря нас просто выперли. Палыч рассмотрел статистику спасов за последние две недели и заговорил таким тоном, что даже Котэ не вякнул.
— Валили бы ребятки отдохнуть. Сбегайте на какую вершинку, что ли, ножки разомните. Надо же, притащить семь трупов за две недели! Похоронное бюро...!
Вот и идем, разминаем. «Двадцать один... двадцать два...». Это «похоронное бюро» к нам приклеилось давно и намертво. С легкой руки все того же Палыча. Как будто мы виноваты, что таскаем много трупов. Все самые тяжелые случаи — наши, куда ж денешься... Дошло до того, что какая-то молоденькая горнолыжница в лоб спросила Соловья, правда ли, что всех своих женщин мы раньше или позже спускаем с гор в акье. Соловей честно признался, что не всех, некоторых приходится на горбу, акья-то не всегда под рукой бывает. И предложил крошке продолжить обсуждение столь животрепещущей проблемы у него в домике за рюмкой чая. Судя по его утренней физии, статистика девушку испугала не сильно.
«Двадцать девять... тридцать...». Смотрю на часы. Привал. Курим. Парни плюхаются на рюкзаки и заводят интереснейший разговор о последнем выходе. Просто охренеть! По мне, так забыть его поскорее! Почти сутки спускали эту двойку со стены. Втроем! Остальные, видишь ли, не имеют права на спасательные работы на четверке и подключатся только на леднике. А поскольку транспортируемым время непринципиально, то нарушать Правила никто не намерен. Насрать и забыть! И уж сейчас всё это еще раз перетирать я категорически не жажду.
— Не понял, мужики, где девочки?
— Какие девочки? — встает в стойку Котэ.
— А с какого бодуна вы о работе заговорили?
— Кстати, о девочках! — перехватывает инициативу Соловей, — как там эта рыженькая горнопляжница? Ничего?
И ведь знает, паршивец, что я про своих девчонок никогда ничего не рассказываю, а каждый раз в одну дуду. Интересно ему, как я выкручиваться буду. Тоже мне, проблема!
— Так ее у меня Котэ увел.
— Вах! Развэ это увел? — у Котэ от возмущения даже прорезался акцент, — на одын танэц пригласыл, два исторый рассказал, до домыка проводыл, в щечку поцеловал. Ы всё!!!
— Ну, от меня-то увел, — не буду же я уточнять, что подробности Костиковых историй рыженькая выясняла у меня до самого утра. И поцелуями в щечку мы не ограничились, — ладно, мужики, подъем, почапали.
«Один... два...».
____________________
— Связываемся.
— Ты что, Серега, здесь трещин отродясь не было!
— Связываемся.
— Деспот! Этот, как его по-русски, сатрап! — возмущенный Котэ вщелкивает карабин в систему, делает шаг, второй, и исчезает из поля нашего зрения. Я обнаруживаю себя лежащим на вбитом по головку в снег ледорубе и удерживающим накинутую на него туго натянутую веревку. Интересно, насколько он успел улететь? Если учесть, что в момент провала я спокойно курил, сидя на рюкзаке...
— Ну, у тебя и реакция, — Соловей подходит к трещине, наклоняется и, широко улыбаясь, за шиворот вытаскивает Котэ наружу, — значит, говоришь, «отродясь не было»?