Утром, после отъезда вожака, многие, разбившись на привычные боевые группы, разбрелись по округе в поисках какой-нибудь дичи или неосторожных поселян, решивших навестить своих родственников из соседней деревни. Другие пошли заготавливать хворост для костра, с наступлением холодов его требовалось все больше. Анаэль остался один, люди, которым было поручено за ним присматривать сидели у внешнего выхода и он мог спокойно передвигаться по подземелью.
Когда солнце стало клониться к закату, разбойники начали постепенно возвращаться. День этот был крайне неудачным, судя по всему, предстояло лечь спать, даже не перекусив. Анаэль внимательно прислушивался к разговорам и, дождавшись, когда раздраженное обсуждение этой темы зайдет достаточно далеко, громко сказал Кадму, лежавшему на шкурах рядом:
- Но у нас же есть деньги, мы же можем просто купить еды. Наверное Анри за ней и поехал, жаль что один, много не дотащит.
Ответом ему был саркастический хохот.
Кадм зашипел на него, мол, я же тебе все объяснил!
- Нет, - громко, чтобы всем было слышно, продолжал Анаэль, - я ни разу не видел этого покровителя, и никто из вас тоже не видел. Почему это Анри всегда на встречу с ним ездит один?
Общее одобрительное ворчание было ему ответом.
- Но даже если он существует, то ведет себя глупо. Даже пастух, если он хорошо относится к своим овцам, всего лишь стрижет их, когда приходит пора, но не сдирает кожу.
- Этот урод говорит правильно, - проворчал кто-то в дальнем углу.
Кадм приподнялся на локте, чтобы получше рассмотреть смельчака.
- Заткнись, - зверским шепотом сказал он Анаэлю и схватился за кинжал. Но тот и не думал останавливаться, он чувствовал, что его сейчас не тронут.
- Этому благодетелю, будь он проклят, если все же существует, все равно, что мы едим, и едим ли вообще, лишь бы от нас поступали деньги. Мы для него хуже червей навозных. Повторяю, если он существует.
Тут не выдержал Лурих, он вскочил и заорал:
- Ты хочешь сказать, что его нет?
- Да.
- И что Анри нас обманывает?
- Да. Я уверен, что это так!
Гул стоял в подземелье страшный, многие повскакивали со своих лежанок.
- Ты считаешь, что он все деньги забирает себе? - неистовствовал Кадм.
- Все не все, но очень большую часть. Может быть он с кем-то и делится, не знаю.
- Такие обвинения надо доказывать! - этот голос произвел остужающее действие на костер полыхающих страстей. Разбойники попятились к стенам, сраженные неожиданным появлением вожака. Весельчак был мрачен и грозен. Как-то заново почувствовалось, насколько он громаден, а также и то, что далеко не все в этом подземелье настроены против него.
- Ну что же ты молчишь, пятнистая тварь? Ты сказал, что я присваиваю общие деньги, - проревел Анри. В руках он держал короткий аквитанский топорик и время от времени шлепал им плашмя по ладони.
- Утверждаю, - встал со своего места Анаэль.
- Ну так доказывай, и если к тому времени, как я дочитаю про себя символ веры, ты этого не сделаешь, то пожалеешь о том, что родился на свет.
- А если докажу? - спросил твердым голосом Анаэль.
Анри только тяжело усмехнулся в ответ.
- Пойманный в сокрытии общих денег, повинен смерти, - выкрикнул младший тапирец, и никто ему не возразил, потому что сказал он сущую правду.
Анри еще раз усмехнулся и сказал:
- Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое.
- Я не успею за это время даже выйти из подземелья, пока ты читаешь молитву.
- Да будет воля Твоя, - невозмутимо продолжал Анри.
Просто физически ощущалось, как сгущается напряжение в воздухе под каменными сводами. Очень многие думали также, как Анаэль, но для того, чтобы выступить на его стороне, им нужна была хоть какая-нибудь зацепка.
- Но поскольку я не могу выйти из подземелья, позволь мне хотя бы здесь, внутри действовать свободно.
- Как мы отпускаем должникам нашим...
Анаэль сделал знак столпившимся, чтобы они раздвинулись, и решительно прошел к волчьему пологу, за которым скрывалась личная пещера Анри. Анаэль, Кадм, тапирец, Лурих и еще несколько человек одновременно вошли туда.
- Если ты где-то и прячешь деньги, то здесь.
Мгновенно все было перевернуто в этой берлоге.
Анаэль намеренно держался подальше от медвежьей шкуры, которая служила постелью вожаку. Кошель с деньгами красильщика Мухаммеда нашел Кадм.
Надо ли говорить, какой шок произвела эта находка.
Последняя фраза молитвы застряла в горле Анри.
Несколько секунд вернейший слуга стоял перед своим господином, держа в вытянутых руках доказательство его бесчестья. Висела мучительная тишина. К несчастью для Весельчака, он растерялся даже больше других. Его подвела самоуверенность, он не предполагал, что кто-то из этих ублюдков его перехитрит. Конечно, он догадался, что деньги подброшены, и точно знал, кто это сделал, но что теперь было толку от этого? Никто не поверит ни единому его слову. И чем дольше он молчал, тем глубже становилась пропасть, в которую он проваливался.
- Это наши деньги, - с какой-то угрожающе-прозревающей интонацией сказал Кадм.
- Что ты бормочешь, дурак! Неужели ты не понимаешь, что мне специально их подкинули! - эти слова надо было сказать раньше, намного раньше. И другим голосом, не близким к истерике, а спокойным и властным.
- Они лежали у тебя в изголовье, - тупо разглядывая кошель заметил Лурих.
- Вам что, непонятно, что это не мои деньги?
- Ты украл их у нас, - еще более тупо, и от этого особенно веско сказал Кадм и поднял на хозяина налитые мукой глаза. Он так верил этому человеку.
Анри понял, что в этот момент его бывший раб ему особенно опасен, что все сейчас будет погребено под обломками его рухнувшей веры, будь она неладна! Он размахнулся своим аквитанским топориком, которым владел с изумительным искусством еще со времен далекой своей юности. Он собирался раскроить череп человеку, который еще совсем недавно почти боготворил его. Но ему не суждено было этого сделать. Когда его рука с топориком была в высшей точке, в горле у него уже торчал нож, посланный тапирцем.
Тяжелое, неуклюжее тело Весельчака Анри, потоптавшись на месте, молча, не издав ни единого звука повалилось на предательскую медвежью шкуру.
Разбойники собрались вокруг тела и некоторое время простояли молча. Напряжение как-то сразу спало. Справедливость восторжествовала, месть свершилась.