- Да, я убил многих, но как ни странно, верить мне можно. Если бы вы могли спросить у тех, кто пострадал от моего меча, они сказали бы вам, что я никому из них не давал слова, что не стану их убивать.
- Это просто кощунственное острословие и не более того.
- Нет, уверяю вас. Нет богобоязненнее убийцы, чем я. И на страшном суде, если меня и накажут, то только за гневливость и гордыню, но никогда за клятвопреступление.
- Итак, я поняла вас так - вы просите меня, чтобы я выпустила вас отсюда из общества крыс под честное слово, чтобы вы могли ждать приговора в приличном обществе?
Граф горько улыбнулся.
- Ваше высочество, неужели вы думаете, что если Рено Шатильонский стал бы вдруг кого-то о чем-то просить, попросил бы о такой мелочи. Общество крыс, поверьте, мало чем уступает тому, которым вы считаете нужным себя окружать.
Принцесса пропустила мимо ушей сверкнувшую в речи узника дерзость.
- Так чего же вы хотите, наконец. Говорите!
- Неужели вам ничего не передал ваш дворецкий? Я ему все объяснял раз двадцать. Вот болван.
Принцесса вступилась за верного слугу.
- Он передал. Он дословно передал, что вы просите о милости, поговорить с моей милостью.
- Да, правильно.
- Ну так говорите же!
- С вами, Ваше высочество, но не с вашим дворецким, и тем более, не с этим негодяем, что держит светильник.
- Вы просите меня придти...
- Не спешите возмущаться, Ваше высочество. Неужели вы думаете, что я могу причинить женщине... но главное заключается в том, что мои речи ни для чьих ушей, кроме ваших, не предназначены, уж поверьте мне.
- Это видимо, действительно государственное дело, - сказала принцесса, обернувшись к Данже и добавила, обратившись к охраннику, - дай мне светильник.
После этого и верный мажордом и "негодяй" были отосланы.
- Идите сюда поближе, Ваше высочество, - сказал Рено, как только тяжелая дверь, скрипнув, затворилась.
Принцесса с легкостью выполнила эту просьбу-предложение.
У ног узника лежал большой камень, она присела на него, поставив плошку с маслом между собой и графом.
- Ну, теперь нет никаких препятствий к тому, чтобы вы заговорили?
- Никаких, кроме самого основного, - негромко проговорил Рено.
- Что вы сказали?
- Это я про себя, - Рено переменил позу на более удобную, - я очень рад, что вы оказались настолько великодушны и благоразумны, что согласились выслушать меня.
- Я не нуждаюсь в ваших похвалах.
- Это верно, теперь к делу. Вы, наверное, сразу догадались, что я прибыл в Яффу не случайно и не просто так.
- Да, догадалась, и именно сразу.
- Но вы, вероятно, не знаете, кто послал меня к вашему двору и зачем.
- Продолжайте, продолжайте, не останавливайтесь.
- Посветите в ту сторону, не подслушивает ли нас все же кто-нибудь.
Принцесса усмехнувшись выполнила эту просьбу.
- Чего может до такой степени бояться человек, уже приговоренный к смерти?
- У вас пройдет желание шутить, если я вам скажу, что прибыл я сюда по повелению графа де Торрожа, великого...
- Не надо, мне все понятно, - быстро проговорила Изабелла и наклонившись, поправила светильник.
- Не думаю, что вам понятно все. Мне было поручено соблазнить вас и, тем самым, отвлечь от Гюи Лузиньяна.
Изабелла загадочно улыбнулась.
- Ах вот оно что. И в обмен на этот подвиг вам обещали задержать или отменить исполнение приговора.
- Да, - неохотно подтвердил граф.
- И после этого вы будете настаивать на том, что не утратили своей рыцарской чести, ведь, согласитесь, вас использовали не как рыцаря, а как...
- Постойте, Ваше высочество, я заранее принимаю все ваши обвинения. В свое оправдание скажу лишь, что очень плохо знал вас до прибытия сюда.
- Тоже мне, оправдание!
- И, согласитесь, будьте же беспристрастны, я не слишком усердствовал в выполнении этого омерзительного задания, хотя на весах и лежала моя жизнь. Ведь нельзя же сказать, что появившись при вашем дворе, я пытался за вами ухаживать. Скорее наоборот.
Два совершенно противоречивых чувства клокотали в груди принцессы. С одной стороны, она не могла не признать, что слова графа справедливы, и, таким образом, могла радоваться, что он человек ей не безразличный, изо всех сил старался вести себя благородно, но с другой стороны несомненное благородство его поведения страшно ее оскорбляло. Как он смеет гордиться, что воздержался от ухаживания за нею!
- Вы негодяй, граф. Негодяй. Трусливое, отвратительное животное. Вот вы кто!
Вот какими словами в результате излилась эта буря чувств. Рено Шатильонский скорее воспринял волну страсти, исходящую от Изабеллы, чем смысл произнесенных слов.
- Возможно вы и имеете право на то, чтобы так меня называть. Но умоляю, дослушайте. Да, грешен! И что особенно мне горько - грешен перед вами. Но, поверьте, я наказан, и понял я это не в тот момент, когда оказался здесь, а несколько раньше, во время нашего последнего разговора, когда мы обсуждали с вами стычку в "Белой Куропатке".
Принцесса не без ехидства поинтересовалась.
- Что же произошло во время этого упоительного, во всех отношениях, обсуждения?