149169.fb2
Несмотря на свое последнее замечание, сказанное в катакомбах, граф Д'Амьен вошел во дворец не с парадного фасада. Участок земли, ограниченный с одной стороны стеною Храма Соломонова, с другой - стеною мечети дель-Акса и упиравшийся одним краем в высокую ограду тамплиерского капитула, представлял собой весьма запутанный лабиринт, состоящий из архитектурных осколков прошлых эпох. Неожиданные гроты, небольшие рощи в тени скалистых обрывов. Во времена правления багдадских халифов здесь сначала располагался лагерь паломников. При первых крестоносных королях это место облюбовали воры и проститутки, тут собиралось все палестинское отребье. Бодуэн IV предпринял усилия к тому, чтобы вымести мусор из-под окон собственного дворца. Это ему удалось, хотя и не полностью. Какой-то таинственно-преступный дух остался в здешних руинах и зарослях. Сюда приходили рыцари, чтобы с помощью оружия урегулировать вопросы чести, здесь хоронилось несколько отшельников. В сопровождении четырех телохранителей Д'Амьен пересек это неприятное место ни с кем не столкнувшись, и ему открыли одну из тайных калиток в ограде дворца. С недавних пор все, более менее значительные места вокруг его величества Бодуэна IV, были заняты ставленниками иоаннитов, они полностью заменили собою тамплиеров. Также как и их предшественники они и охраняли короля, и следили за ним. Порыв короля к свободе закончился обретением другой формы плена. Зато великий провизор не испытывал при передвижении никаких затруднений по дворцовым покоям и пристройкам. Дворец был довольно велик и вряд ли имелся человек, которому была бы досконально известна вся его запутанная схема. Но в основной части этого многоэтажного, полуподземного лабиринта хозяйничали люди Госпиталя.
Великий провизор вошел в комнату Бодуэна IV без доклада и застал его в том виде, в котором он был описан выше. То есть плачущим в темноте.
- Прошу прощения, государь, что врываюсь без предуведомления. Иоанниты, в отличие от тамплиеров, не считали излишним соблюдение приличий. Наверное потому, что им не было известно, кем на самом деле является король.
- Что?! Кто это?! - Бодуэн громко всхлипнул, переворачиваясь на спину. Скупой свет, падавший сквозь щель в портьере, отражался в его влажных глазах.
- Только дело чрезвычайной важности заставило меня ворваться к вам подобным образом.
Король услышал знакомый голос и это его несколько успокоило.
- Граф?
- Да, Ваше величество, это я.
Бодуэн промокнул остатки слез краем одеяла. Пока он занимался этим, Д'Амьен не мог не подумать о той игре династических сил, что возвела на трон этого слабого, вздорного, в общем-то ничтожного человека. Был бы сейчас на этом месте его дед, насколько легче шли бы дела, насколько решительнее была бы приближаема победа.
Подойдя к окну, граф слегка отделил портьеру, впуская в комнату немного неистового палестинского солнца. Королю это вторжение не понравилось. Он мрачно щурился и размазывал остатки слез по щекам. Неуклюже сполз с кровати и, как был, в одной ночной рубахе, сел к столу в углу комнаты. Д'Амьен подошел и устроился напротив.
- Говорите, граф. Я немного в расстроенных чувствах, но это не помешает мне понимать вас как надо.
- Несколько часов назад я получил важнейшее известие из Рима.
- Умер папа?
Д'Амьен удивленно поднял брови.
- Вы уже об этом знаете?
Король шмыгнул носом.
- Нет, кто же мне расскажет. Я просто догадался. Потом вы столько говорили о желательности этой смерти...
- Да, да, вы правы. Пока лишь одно остается неизвестным - причина ухода Луция из жизни.
Бодуэн опять шмыгнул носом.
- А ему, пожалуй, уже все равно, убит он или преставился по естественной причине.
- Я уважаю ваш философский настрой, но речь должна сейчас идти о практических вещах. Смерть эта, от чего бы она не происходила, это сигнал, которым мы не можем пренебречь. Это мнение поддержали все. Мы начинаем.
- Когда, граф?
- Самое позднее - через пять дней. Или шесть.
Король зажмурился. Он думал, что впереди по крайней мере месяц. И даже имея его, целый месяц запасе, он изнывал от страха и был поражен полным параличом воли. Что же теперь будет, когда в одно мгновение месяц сократился до недели?! Неделя это совсем мало, это почти ничто, это уже чуть ли не завтра!
Граф что-то говорил быстро, дельно, no-существу, но слова его звучали как бы за стеною, пропускающей только звук, но задерживающей смысл сказанного.
- А нельзя ли... - неуверенно улыбаясь, начал говорить его величество.
- Я опять с прискорбием отмечаю, что вы готовы впасть в сомнение!
- Как вам сказать. Я...
- Это, наконец, странно, Ваше величество, признаться очень странно. Обычно вы высказываетесь энергичнее всех, требуете действий немедленных, без всякой подготовки, подавай вам реки тамплиерской крови, и вот, когда страстные ваши желания оказались так близки к исполнению, вы начинаете другие совсем речи.
- Да, все вы говорите справедливо. Да, я требовал, да я... но сейчас другое, поймите.
- Какое другое, Ваше величество! ? - чувствовалось, что верховный иоаннит с трудом удерживает закипающую ярость. Этот небольшой, сухощавый человек, мог, если ему было нужно, выглядеть страшным.
- Мне трудно, - ныл и корчился король, - мне трудно вам сказать и объяснить.
- Все гарнизоны нашего ордена вот уже месяц спят с оружием в руках. Раймунд и Конрад прячут свои передовые дружины в масличных рощах вокруг Иерусалима, они не смогут делать это слишком долго. Наконец, папа умер и даже формально Храм лишен на время своих привилегий. Можем ли мы упустить такой момент только в угоду приступу вашей хандры. Может быть вы просто боитесь?!
Тут король неожиданно рухнул на колени и сложив руки на груди забормотал с горячечной торопливостью.
- Боюсь! Да, боюсь! Очень, давно, сильно! И умоляю вас отложить, отменить все, граф. Ради благодетеля и охранителя вашего св. Иоанна.
- Да что это с вами?! - вскочил Д'Амьен, - откуда в вас этот страх. Вы король, понимаете король! И даже в случае относительной неудачи нашего начинания, ничем особенным эта история для вас не чревата. Даже тамплиеры не посмеют... вы дрожите не сообразно опасности!
Бодуэн упал на пол и обхватил руками самого великого провизора.
- Умоляю вас граф, умоляю, отложите, отложите все. Ибо есть, есть причина, чтобы мне так бояться. Клянусь св. Бонифацием, на благоволение коего только ныне и рассчитываю, хотя и очень согрешил против.
- Какого Бонифация? - Д'Амьен брезгливо освободил ноги из липких королевских объятий.
- Умоляю вас, граф!
- Нет, Ваше величество, слишком большое дело в руках моих ныне оказалось, этого не могло случиться иначе, чем по воле господней. Отступиться не имею я права и сам, и другому не позволю.
- Это гибель для меня, полная гибель, изничтожение и плен. Слишком дорого заплачу я за краткий миг торжества, если даже он и явится.
Король лежал ничком на полу и бил по каменным плитам своими бледными безвольными кулаками. Д'Амьен почувствовал, что здесь не просто истерика или приступ трусости. Смысл сказанного ничтожным венценосцем был темен, но за ним что-то стояло такое, что нуждалось в понимании. Укротив свой гнев, великий провизор присел рядом с королем и спросил ровным, спокойным голосом.
- Откройтесь мне, государь, какая змея сосет ваше сердце. Ведь я друг ваш, и может статься смогу помочь.
Бодуэн, все еще всхлипывая и задыхаясь, приподнялся с пола и сел, растирая дрожащими ладонями щеки.
- Облегчите душу, Ваше величество, что бы вы мне не сказали, я пойму правильно и не оставлю своими заботами. Отчего вы сделались так не похожи на прежнего Бодуэна, на настоящего короля.
- Я вообще не похож на короля, - вдруг спокойно сказал Бодуэн, - и знаете почему, граф.
Иоаннит ничего не ответил, он молча ждал, предчувствуя большое открытие.
- Потому что, на самом деле, никакой я не король.